Елена Ханга - Третье пророчество Страница 21

– Не нужно строить иллюзий на этот счет, – ответил мужчина, очевидно, не очень довольный таким обращением. Если бы собеседники говорили по-русски, чернявый сказал бы: «Гусь свинье не товарищ», но русских пословиц они не знали и разговаривали по-английски. Отношения у этой парочки были сложные, если не сказать запутанные. Заинтересуйся этими отношениями какой-нибудь хороший следователь (чего в принципе исключать было никак нельзя), долго бы ему пришлось разбираться, что тут к чему.

В таких случаях принято говорить: они познакомились в разное время. Если проще, то чернявый узнал Эрика Густавссона куда раньше, чем швед познакомился с ним. Если еще проще, то чернявый, он же секретный агент одной из многочисленных американских специальных служб по фамилии Мартинес (фамилия скорее всего была ненастоящей), разрабатывал Густавссона как лидера международной преступной группировки. Чем ближе эта спецслужба знакомилась с Густавссоном и его загадочным бюро, тем больше понимала, что с этими ребятами лучше подружиться, чем помогать ФБР отправлять их за решетку. С точки зрения закона они, конечно, были преступниками. Но с точки зрения спецслужбы имело бы куда больший смысл получать своевременную информацию о тех секретах, которые они воровали по всему миру, и смотреть сквозь пальцы на пропажу этих секретов в самих Соединенных Штатах. «В конце концов, – логично рассудили в службе, – мы хоть будем знать, какие именно сведения они у нас воруют».

Поэтому агенту Мартинесу дали санкцию выйти на оперативный контакт с Густавссоном, которого он к тому времени уже знал, как родного брата. На языке спецслужб это называется ложным оперативным контактом. Это очень хитрая штука. Ложный оперативный контакт – это когда ты как бы вербуешь преступника, как бы посвящая его в тайны своего секретного ведомства, а на самом деле ты используешь его вслепую. Дело другое, что в некоторых случаях преступники используют эти самые ложные оперативные контакты в собственных целях. И тогда уже получается, что они используют вслепую самих секретных агентов и возможности их спецслужб. Тут уж кто кого переиграет. Поэтому при проведении этих самых ложных оперативных контактов в своих взаимоотношениях частенько запутываются обе стороны. Точно такая же путаница могла бы произойти в отношениях Мартинеса и Густавссона, но хитрый швед решил еще больше усложнить ситуацию. В один прекрасный момент он начал выплачивать Мартинесу регулярные гонорары, почти зарплату. Мартинес поначалу задумался, не стоило ли ему отказаться от этих денег. Но потом он сильно промотался в казино и понял, что его согласие на получение этих денег поможет укрепить уверенность Густавссона в подлинности оперативного контакта. Иными словами, пойдет на пользу дела.

Если вы так ничего и не поняли из этих объяснений, особо не отчаивайтесь. До конца их способны понять только люди, прошедшие специальную подготовку.

Так или иначе, в кофейне центрального вокзала Осло встретились два человека, давно и хорошо друг друга знающие и понимающие все с полуслова.

– Ты что-то узнал насчет русского? – спросил Густавссон.

– Попробовали, что могли, – пожал плечами Мартинес. – Получается какая-то мерцающая фигура. Вроде он есть, а вроде его и нет.

– Что-то подозрительное?

– А черт этих русских сейчас разберет, что у них там происходит, – искренне пожаловался Мартинес. – То у них разведчики и военные идут в бизнес для прикрытия, а то, получается, они и на самом деле полностью уходят в бизнес. Сами ничего не понимаем.

– Наверное, они это специально придумали, чтобы вас с толку сбить, – ехидно предположил Густавссон.

– Очень может быть, что и так. По крайней мере используют они эту ситуацию классно. Просто невозможно работать! – поделился накопившейся обидой Мартинес. – Правил никаких нет, поди их разбери!..

– Так насчет моего русского ясности пока нет?

– Откровенно? Нет. То есть вроде есть какой-то такой магнат, занимается какими-то там новыми технологиями. А если все вопросики к нему пробить по полной программе, то вроде он не совсем и есть на этом свете.

– Ты сейчас сам понял, что сказал? – озабоченно спросил швед.

– Тебе пояснее сказать? Я бы был с ним поосторожнее. Приглядись, заодно нам потом расскажешь, что к чему с этим русским...

– А в вашей конторе вообще еще кто-нибудь работает? Или вы нам все дела решили передать? – злобно поинтересовался Густавссон. – Тогда хотя бы гарантируйте нам государственную пенсию.

– Мы вам и так много чего гарантируем. Одно то, что ты до сих пор не тюремную баланду хлебаешь, – на всякий случай поставил его на место Мартинес. Швед в ответ выразительно посмотрел на агента, но скандинавской выдержки все-таки хватило на то, чтобы благоразумно промолчать...

...Густавссон вернулся в дом на Холменколлен ранним вечером, и Потоцкий сразу уловил в нем некоторую перемену настроения.

Собственно, в отличной, а временами почти сверхъестественной интуиции как раз и заключался особый дар старшего научного консультанта архивного отдела Воронцова. Может быть, именно благодаря интуиции он в свое время и сделал неплохую научную карьеру. Никто, в том числе и сам Воронцов, никогда бы не смог объяснить, почему для своего исследования он видел именно эту тему, почему из сотни других снимал с полки именно эту книгу, почему начинал искать именно в этом направлении... Но как бы то ни было, всегда получалось так, что тема, которую он выбирал, оказывалась самой перспективной. Книга, которую он открывал совершенно случайно, подсказывала ему новые повороты и новые факты. И именно в том направлении, в котором он начинал свой поиск, его ждали самые значительные открытия. Это сэкономило ему кучу времени, – он никогда не тратил его на ненужные поиски. И кто знает, возможно, он бы смог сделать не просто неплохую, но блестящую академическую карьеру, если бы однажды научная судьба не занесла его в отдел геральдики.

В конце советских времен, когда Воронцов только попал служить в Ленинскую библиотеку, и в самое веселое перестроечное время немногочисленные научные сотрудники отдела геральдики влачили довольно жалкое существование. В это время стране было не до древних гербов и штандартов и вообще по большому счету не до науки. При слове «реформы» сотрудники геральдического отдела вздрагивали от испуга, как несчастные церковные мыши, боявшиеся громких звуков и дневного света. Реформы в это время означали в первую очередь сокращение штатов и ликвидацию бесполезных структур. Сами сотрудники геральдического отдела, конечно, знали, что они работают далеко не в бесполезной структуре, но они обоснованно опасались, что энергично хлынувшие во власть новички об этом даже не догадываются. Как раз в это сложное время сюда и был переведен Воронцов, занимавшийся в то время изучением традиций таинственного ордена розенкрейцеров и его влияния на российские аристократические фамилии. Это были девяностые годы, и совершенно случайно совпало так, что вскоре после перевода Воронцова дела у геральдистов постепенно пошли в гору. Во-первых, замаячило что-то похожее на уверенность в завтрашнем дне, – после долгого и нервного деления советского наследства устояла сама Библиотека имени Ленина, и отдел геральдики в ней сохранился. Во-вторых, строители нового молодого государства нуждались в своей собственной символике, а потому очень скоро администрация президента заказала отделу несколько солидных исследований, которые ощутимо укрепили и даже повысили жизненный уровень научных сотрудников. А потом прошло совсем немного лет, и отдел геральдики вовсе зацвел пышным цветом. В библиотеку потихоньку потянулись «новые русские». Они еще не были ни олигархами, ни магнатами, ни даже просто «авторитетными предпринимателями». Никакого другого названия им еще тогда не придумали, и их так просто и называли – «новые русские».

Конечно, они приходили в библиотеку не для того, чтобы читать. Они приходили сюда по наводке своих знакомых, чтобы немного подкорректировать свое прошлое. Вернее даже не свое собственное прошлое, – это бы могли сделать только в прокуратуре, – нет, они хотели немного перерисовать свое генеалогическое древо. Новые богатые люди потихоньку создавали свое новое аристократическое прошлое. Для этой сложной операции требовались специалисты, которые как раз и работали в отделе геральдики. Только люди с особой подготовкой могли создать надежные генеалогические легенды прикрытия для тех, чьи корни были совершенно никому не известны. Между тем мотивы такой страсти к аристократическому прошлому у богатых людей возникали совершенно разные. Одни увидели, как быстро входит в Россию мода на аристократические корни, услышали, как создаются новые «дворянские собрания», и смекнули, что это сможет здорово помочь в карьере. Другие прикинули, что родственные отношения с русскими аристократическими фамилиями не помешают в укреплении их бизнеса за рубежом. Третьи же и вовсе действовали бескорыстно: почему бы не купить все это за деньги, сделав приятное собственным детям или подругам, а заодно и себе самому?