Валерий Карышев - Дело антикваров Страница 21

– Вы из милиции? – неожиданно услышал я.

– Нет, наоборот.

– Понятно… Ну что же, приезжайте, поговорим. Третьяковскую галерею знаете?

– Конечно.

– Вот там я и работаю. Войдете через служебный вход, попросите дежурного позвонить мне по внутреннему телефону, я спущусь.

– Хорошо. Я буду минут через пятнадцать.

– Буду ждать!

Вскоре я сидел в небольшом кабинете, заставленном разными картинами, и разговаривал с Иваном Петровичем. Сидорову было лет пятьдесят – пятьдесят пять. Он очень внимательно посмотрел на меня. Я сообщил, что являюсь адвокатом владелицы галереи «Русские картины».

– Что же, собственно, вы хотите узнать?

– Все, что касается технологии подделки, и ваше мнение по этому поводу. Мне сказали, что вы специалист высокого класса…

– Специалист по подделкам? – засмеялся Сидоров.

– Нет, по антиквариату, по русским художникам. Но поскольку вы эксперт, то знаете, как отличить подделку от оригинала. И я хотел узнать технологию.

– А для чего вам это? – поинтересовался Иван Петрович.

– Я хочу понять, имела ли моя клиентка отношение к этому делу или нет.

– Вполне разумный подход! – кивнул Сидоров. – Так что конкретно вас интересует? Я могу говорить о подделках часами, это моя больная тема. Помните таможенника из «Белого солнца пустыни» и его знаменитые слова «За державу обидно»? Вот и мне тоже обидно. Ведь подделка картин – это убийство!

– Убийство? – переспросил я.

– Да, самое настоящее убийство имен русских художников.

Иван Петрович начал свой рассказ издалека:

– Что можно сказать? На антикварном рынке сейчас настоящий бум на хорошую русскую живопись XIX века, как в свое время был дефицит колбасы.

Картин хватает не на всех, но мошенники изобрели хитрый способ. В Швеции, Германии, Дании они скупают картины европейских художников позапрошлого века и после небольших, но мастерски выполненных изменений выдают за живопись русских художников, цены на которую выше как минимум раз в двадцать. Отмена таможенных пошлин при ввозе произведений искусства способствовала этому бизнесу. На 120 произведений, которые гуляют под русскими именами на нашем рынке, я обнаружил европейские исходники. Эта зараза распространилась так широко, что сейчас существует несколько каналов массового сброса фальшивок в Россию, на сотни миллионов долларов. Есть мелкие антиквары, которые рыщут по европейским рынкам в поисках исходников. Не исключено, что фальшивок сбросили гораздо больше – ведь исходники покупают не только на аукционах, но и в частных коллекциях.

– Хорошо, а кого же подделывают?

– Да всех! Алфавит знаете? От первой до последней буквы! Точнее, от таких художников, как Алисова и Акулова, до Якоби и Ярошенко. Подделывают пейзажи, портреты, натюрморты, жанровые сцены, интерьеры – все, вплоть до того, что исторические картины из жизни викингов выдаются за произведения Сергея Грибкова на древнерусский сюжет. Пейзажи Айвазовского делают из французов и итальянцев. Вельца, Шульце, Шильгера, Крыжицкого, Гладкова, Крачковского – из датчан и немцев, Алексея Боголюбова и Льва Логариу – из английских и немецких.

Обидно, сейчас в одном из издательств вышла книжка о боголюбии – толстый том, почти каталог. И там, на одной из первых страниц, – подобные вещицы. Я знаю несколько статей, написанных на основе таких переделанных и вновь открытых картин. Шишкиных немало – используются полотна Дюссельдорфской школы, и на уровне технологии и стилистически они действительно очень близки Шишкину. Вы, молодой человек, далеки от нашего дела… Я скажу вам, что в прошлом году на аукционе Сотбис едва успели погасить скандал, который был связан с картиной Шишкина. Продавали картину под названием «Пейзаж у ручья», которую оценили в миллион долларов. На самом же деле это был холст голландского художника, купленный на аукционе в Швеции за десять тысяч долларов, и с экспертизой, к сожалению, нашей Третьяковки…

– Иван Петрович, я все понял. Но как все же подделываются картины?

– Очень просто. Вымывают кусок живописи, убирают чужеродные детали, например виллу, римский пейзаж, бродячего монаха в сутане, замазывают красками – не современными, акриловыми, а масляными, какими писали в девятнадцатом веке, и на них ставят очень похожую новую подпись. Полотно греют лампами, чтобы лак растрескался, как будто вещи больше ста лет, – этот прием называется кракелюр, – затем покрывают специальным лаком, который не дает свечения в ультрафиолете. Специалисты по подделкам даже хаживали на лекции экспертов, чтобы узнать об особенностях стиля художников – о «косом дожде» киселевских мазков, о «гречневой каше» каменистой земли у Лагорио. Обнаружить подделки крайне трудно: холст старый, а близость, скажем, датской и русской школы мошенники открыли даже раньше искусствоведов. Перед уловками так называемых «перелицовщиков» бледнеют даже признанные эксперты.

Вот я обнаружил около двадцати фальшивых заключений экспертов. В прошлом году на антикварном салоне в Центральном доме художников была продана картина «Девушка со скрипкой» русского художника Фешина, а это работа венгерского художника Нараи: «Княгиня Ольга» Васнецова с сертификатом подлинности – копия хранящейся в Лондонской галерее картины «Леди из Шалот», «Летний пейзаж с морем» Судковского с положительным заключением крупнейшего экспертного центра – картина датского художника, с которой смыли человеческие фигурки и корову.

– Но все же, как определить? Как подделывают? – повторил я свои вопросы.

– В основном раньше подделывались девяносто процентов «по-сухому». Это, как я уже говорил, когда свежая краска затекала в старый кракелюр и все это было видно. Сейчас же все делается по-другому – умело, с сохранением авторской фактуры, записывается угол, на котором ставится подпись «по-сырому», потом совместное сильное загрязнение, и лак особый, который быстро дает трещины и под лупой выглядит как старый. И потом, такое разнообразие подходов – фальсифицируют, пишут всякие бумажки, сопровождающие картину, наносят на оборот дарственные надписи – например, «Любимому племяннику от дяди Саши».

Все это потом специально состаривается. Мне даже показывали дореволюционные немецкие открытки, где репродуктирована та же самая взятая у бабки со стены картина Маковского, на самом деле – западная. Открытка старая, желтая, я надрываю ее, а она внутри совершенно белого цвета – новая. Или страницы старого журнала «Солнце России» – старые, мятые, мухами засиженные… Вот на ней тексты Льва Толстого, вот о картине Чернецова, которую продают. Все это – подделки!

– А что же касается экспертизы, как она определяет такие подделки?

– Экспертиза? – повторил Иван Петрович. – Экспертиза состоит не только из технологий. Технология – это как анализ крови, только подспорье для диагноста. Но технологическая схема обследования картины – это прежде всего изучение холста, характера грунта, рисунка, палитры, общие приемы построения красочного слоя. Кстати, эти приемы схожи у многих художников, особенно у академистов девятнадцатого века – что немецких, что датских, что русских. Рентгенограмма – без комплекса это исследование может не дать правильный результат. Например, для картин Левитана характерно несколько типов рентгенограмм, как и подписи, хотя у Сурикова любая подпись висит на лаке. Так что, если опираться только на нее, всего нашего Сурикова надо из музеев выносить. Некоторые художники, например Куинджи и Василий Верещагин, вообще почти не подписывались. И наличие их подписи на какой-либо работе только настораживает.

– Иван Петрович, получается, что все фальсификаторы – образованные люди, хорошо знающие русское, немецкое, датское искусство?

– Да, это делают люди, хорошо знакомые с историей искусства, так сказать, не чуждые художественно-реставрационной и музейной среде. Некоторые подделки создаются с прекрасным чутьем. Например, вместо европейских замков, вилл и мельниц вписываются церкви, русские избы, украинские хатки. Причем для убедительности в картины Орловского добавляют пчелиные ульи и колоды, в пейзажи Саврасова – ворон и березы.

Глава 17

В тупике

Вышел я от Сидорова с переполненной информацией головой. Все перепуталось, необходимо было разобраться в этом потоке и выслушать мнение самой Цветковой, ее алиби на этот счет. Но прежде чем ехать в тюрьму, я решил заехать к Ирине Комаровой и еще раз перечитать показания, которые дала Светлана Васильевна.

Через полчаса я читал показания: «В течение последнего года Кремнев с товарищами скупили на антикварном рынке ряд картин, по которым я консультировала его в плане проверки подлинности экспертных заключений. Кремнев очень суетился, пытался ухватить даже не очень качественные вещи. У антикваров он приобрел несколько картин, якобы принадлежащих кисти художника Киселева. Экспертизы я ему не делала. Я проверяла лишь бланк экспертизы. На тот момент эти бланки были подлинные. Кремнев приобретал эти картины сам, у меня он ничего не приобретал. Я лишь оказывала ему консультативные услуги». Затем я посмотрел на протоколы новых допросов, еще раз перечитал их и обратился к Ирине: