Марина Серова - Сладкий ужас Страница 21

— А ведь я познакомилась с препаратом еще в Армавире, — неожиданно догадалась я.

Я давно поняла, что Султан подсыпал мне в кофе какую-то гадость, теперь я знала, что это была за «гадость». Скорее всего он и привозил меня к себе на квартиру не для того, чтобы я помылась и отдохнула, свое истинное отношение ко мне он высказал в горном ауле. Ему просто надо было посмотреть, как на меня подействует это снадобье, то есть это был элементарный тест.

Но директор говорил, что оно абсолютно безопасно и не может представлять никакого вреда для организма. Вот тут-то и начинается «другая правда». Султану потребовалось сорок минут, чтобы проверить мою реакцию на препарат. Что могло произойти со мной за это время? То же, что и с Михаилом? И с Пострелом?

Не знаю. Но чего-то он опасался.

Директор говорил, что это соединение за один день излечивает от наркомании. Значит, это не наркотик. Но по своему воздействию он ничем от наркотика не отличается. В чем же разница?

Я прислушалась к собственным ощущениям и, кажется, догадалась. Разница была. И она заключалась в том, что после этого препарата человек чувствовал себя как после наркотика, но, лишившись его, не испытывал никаких физических страданий.

Физически я чувствовала себя абсолютно здоровой. Не было и следов «отходняка». Так в этом, видимо, и состоит его преимущество!

Любопытно. Так уж устроено в природе, что все снадобья от пива до ЛСД, принося человеку то или иное удовольствие, не обходятся без реакции, похмелья, «отходняка».

Названия разные, а суть одна. За все в жизни надо платить, в том числе и за удовольствие! Это универсальный космический закон.

И вот теперь появился препарат, который противоречит этому закону, хотя исключение только подтверждает правило…

А ведь человечество всегда мечтало о чем-то подобном, но до сих пор не нашло… Древнегреческие боги питались нектаром и амброзией. Но «пища богов» была запретной для человека, и за попытку отведать ее человека жестоко наказывали! Ведь «пища богов» давала человеку бессмертие и вечную молодость.

Что дает человеку «пища богов» местного разлива? Не знаю, как с бессмертием и вечной молодостью, но на физическом состоянии она вроде бы действительно не отражается. Леша рассказал мне, что многие живут здесь по нескольку лет и выглядят при этом вполне прилично. Он и сам здесь уже два года…

Разума она не лишает, вернее, лишает не до конца. Человек может работать и справляется со сложными задачами. Большая часть местной публики имеет дело с компьютерами и работает в лабораториях, и никакой интеллектуальной деградации я у них, в отличие от наркоманов и алкоголиков, не заметила. Да и сама соображала весь день довольно трезво… Все кругом мне казались милыми и красивыми, и мне хотелось петь и смеяться! Все так, но когда же это началось?

Это нетрудно вычислить. Я дергалась и бесилась от злости до самого обеда… До обеда! И снова лишилась эйфории во время ужина… Что это может значить? Ну же, Багира, соображай!

Я удивилась, как мне это сразу не пришло в голову. Ответ неожиданно оказался элементарным, да, собственно, никто от меня его и не скрывает!

Все сотрудники лаборатории получают снадобье «три раза в день во время еды»! Как же я раньше не сообразила!

Я злилась на всех этих людей, несмотря на то, что они меня приняли очень приветливо, но к концу обеда они уже казались мне симпатичными, а в кабинете директора я принимала все его слова с восторгом и любовалась этим «мудрым ученым». Меня как подменили! И меня действительно подменили с помощью бульона с фрикадельками, как это ни глупо звучит. Но бульона не простого, а с «приправой», с маленькой частицей «пищи богов». И я до ужина чуть ли не летала на крыльях!

А что же произошло за ужином? Да очень просто! Я настолько «надегустировалась» еще до ужина, что одна мысль о еде вызывала у меня тошноту. Хотя я поела курицы…

«Багира, ты чуть было не отправила на тот свет Михаила, — с ужасом подумала я, — хотя у тебя этого и в мыслях не было!»

Я только положила этому симпатичному юноше лишний кусок торта, я же не знала, что он напичкан «отравой»!

Но я же сама готовила его! И ничего туда не добавляла…

— Леша! — сообразила я. — Так вот кто подсыпает туда «специй». Но почему я этого не заметила?

И тут я вспомнила, что заметила, но не обратила на это никакого внимания. Леша совершенно спокойно подошел к крему для торта, попробовал его, а потом добавил туда соли… или сахару… Так я подумала в тот момент, и мне это не показалось странным. Ведь он, в конце концов, был тут шеф-поваром, и довольно хорошим, насколько я поняла…

Я даже знала, где он хранит эти самые порошки! Теперь я отчетливо видела тот шкафчик на стене, из которого Леша доставал…

— Ну, правильно! Я же сразу подумала… — прошептала я вслух, вспомнив, что, краем глаза увидев содержимое шкафчика, удивилась большому количеству валидола. Я была в это время занята приготовлением теста, это самый ответственный момент, и мне тогда было не до валидола.

Да, пузырьки действительно напоминали аптечные, и в них обычно продают валидол, но теперь я могла добраться до этой кладовой, и я благословляла тот миг, когда мне в голову пришла мысль устроиться работать на кухню. Это была поистине светлая мысль!

И как только я осознала это, дальше все пошло как по маслу.

Сотрудники лаборатории одновременно являются и «подопытными кроликами»!

Поэтому сам Эдуард Александрович не ест из одного с ними котла, так же, как и его заместители и медсестра Зина. Их я не видела в столовой ни в обед, ни в ужин. Я даже спросила об этом у Леши, и он ответил мне, что они питаются отдельно, для них готовит Зина, которая приходится директору какой-то родственницей, а заодно выполняет обязанности медсестры в случае необходимости.

Мне стало понятным, почему после ужина сотрудники лаборатории достигли совершенно патологической эйфории, и даже залитый кровью товарищ не испортил им настроения.

Все очень просто: утренняя и дневная нормы значительно меньше вечерней. Они рассчитаны на поддержание тонуса и на повышение работоспособности.

Вечерняя доза используется в качестве безвредного для здоровья наркотика. И люди на всю ночь погружаются в мир счастливых грез и прекрасных иллюзий. Во сне они получают все, что только могут пожелать, и ради этого они готовы годами не видеть солнечного света и находиться в добровольном заточении.

Им здесь действительно нравится. И не случайно большинство из них — бывшие наркоманы. Они и остались ими. Их никто не вылечил и не собирался лечить.

Им просто заменили «плохой наркотик» на «наркотик хороший». Это же настоящий рай для наркомана! Кроме того, их кормят и одевают, и у них нет никаких проблем.

А что касается запрещенных законом экспериментов над людьми — так они давно уже начали экспериментировать со своей психикой. Кто — с помощью анаши, а кто и героина.

Поэтому в лаборатории нет никакой охраны, и двери не закрываются на ночь. Кто же захочет убегать из рая! А охраняют лабораторию от внешних врагов только пикеты на дорогах.

Вот такую зависимость Султан и называл «духовной». Он знает в этом толк и считает ее пострашней физической. И неизлечимой. Поэтому, когда он нашел у меня все ее признаки, то сразу же повез в лабораторию, и что он там сказал мне перед отъездом? «Впереди у вас все будет просто замечательно»?

Конечно, замечательно для наркоманки со стажем, какой я ему представлялась!

Я вспомнила, как я порхала целый день, и вынуждена была признать, что не было дня в моей жизни, когда бы у меня целый день не сходила с лица улыбка и в голове не возникло ни одной печальной мысли.

Может быть, я потенциальная наркоманка? Или все люди таковы? И, найдись какой-нибудь безвредный и разрешенный официальный наркотик — много ли людей нашли бы в себе силы отказаться от него?

Это был серьезный вопрос. И скорее всего я не имела права на него отвечать, не испытав действие ночной дозы препарата.

А что же должен был ощущать Михаил, который благодаря мне хватанул двойную ночную порцию?

При передозировке обычного наркотика человек умирает, выпив лишнее — блюет в унитаз, а тут «от избытка чувств», как сказал Леша, он готов убить себя.

Может быть, человеческая психика не рассчитана на такое количество положительных эмоций? Слишком сладкое блюдо называют приторным, и оно вызывает скорее отвращение…

Может быть, человек вообще нуждается в определенной дозе отрицательных эмоций, а лишаясь их, может заболеть? Я где-то читала, что дети придумывают и рассказывают друг другу «страшилки» именно для этого. Отрицательные эмоции им необходимы.

Так какова же истинная цель хозяев лаборатории? Облагодетельствовать человечество? Подарить ему «пищу богов»? У меня пока не было ответа на этот вопрос, а меня подстерегал другой: что бы я сказала, если бы по телевизору или по радио услышала сообщение о «последнем достижении российской фармакологии»? Возмутилась бы? Или обрадовалась?