Кэтрин Нэвилл - Авантюристка Страница 21

— Стало быть, просто украсть миллиард долларов для тебя недостаточно, — прокомментировала я, не надеясь услышать ответ.

Но Тор увлечённо нажимал клавиши своей карманной машинки.

— Тридцать миллионов долларов! — провозгласил он, поднимая на меня глаза. — Эту сумму ты сможешь получить на протяжении трех месяцев, — и, не дожидаясь, что я отвечу на это, уткнулся в маленький календарик.

— Сегодня у нас двадцать восьмое ноября, — принялся подсчитывать он, — почти что декабрь. Как я уже говорил, на кражу мне понадобится две недели, потом три месяца, чтобы пустить деньги в оборот, ну ещё пара недель на всякие подготовительные моменты, и я буду готов… первого апреля!

— В апрельский День Дураков?! — рассмеялась я. — А как насчёт меня? Мы с Чарльзом сможем похитить только десять миллионов. Как я смогу вложить их в оборот, чтобы получить тридцать?

— Я всегда относился к Чарльзу с должным почтением, — с улыбкой отвечал он. — Но ведь я уже видел тон карточки. Как это часто случается, ты сама задала ему неверный вопрос: сколько денег ты можешь украсть с личных обменных счётов — но ведь это капля в море! А как насчёт денег, обращающихся за пределами Соединённых Штатов?

Боже милостивый, а ведь он прав! Эта сумма во много раз больше, а я не включила международные обменные фонды в свой «эксперимент». Хотя я и не контролирую такие системы, как «Чипс» и «Свифт» — то есть грандиозную сеть правительственных электронных обменов, — и постоянно сталкивалась с ними, ведь через наш банк проходили и относившиеся к ним деньги.

— Кажется, начинаю испытывать к тебе чувство благодарности, — улыбнулась я, пригубив свой коньяк. — И будет просто здорово, если мы сумеем договориться. Я знаю, чего бы я хотела, думала об этом весь нынешний день. Хочу стать главой службы безопасности в ФЭД: так или иначе, мне уже предлагали это место, но в последний момент не приняли на работу из-за происков босса. Я не сомневаюсь, что ты при твоих связях сумеешь обеспечить мне снова это место. Но мне бы не хотелось выступать перед тобою в роли просительницы, пусть это будет моя ставка в игре.

— Хорошо, — согласился он недовольно. — Но, милая моя, я ведь ещё двенадцать лет назад говорил о том, что ты не создана для банковских учреждений. Люди, работающие там, не в состоянии отличить чёрное от белого: для них вся картина мира сводится к тому, что заём — это актив, а депозит — это пассив. Ты должна принадлежать только мне: я потратил слишком много времени на твоё обучение, чтобы теперь наблюдать, как ты ворочаешь горы бумаг для своих боссов, этих невежд, неспособных оценить, какое сокровище попало к ним в руки.

— Мой дедушка тоже был банкиром, — запальчиво возразила я.

— Нет, он не был банкиром, банкиры сняли с него последнюю рубашку. Поверь, я прекрасно знаю всю эту историю. Чего же ему не хватало — ты хоть раз задавала себе подобный вопрос? Уж во всяком случае, ты вряд ли скажешь, что он был глуп или необразован.

Он махнул официанту, чтобы тот принёс счёт, и продолжил, все больше раздражаясь.

— Хорошо — ты получишь то, что хочешь. Но если выиграю я, а, надеюсь, так оно и будет, то уж я точно знаю, чего хочу. Ты станешь работать на меня.

— В качестве Галатеи, твоего прекрасного творения? — рассмеялась я, хотя на самом деле не находила в этом ничего забавного. Десять лет назад я сумела избежать такой участи. Но даже если мне суждено проиграть, я не намерена превращаться в послушную глину в руках Тора до скончания века.

— И на какой срок ты рассчитываешь? — спросила я. — Не будет же это продолжаться всю жизнь. Он на мгновение задумался.

— На один год и один день, — загадочно произнёс он, глядя в сторону.

— «Сова и Киска»! — воскликнула я. — Как же, помню этот стишок: «Взяла мёда немножко и денег в дорожку…»

— «Завёрнутых в пятифунтовый банкнот», — продолжил Тор, приятно удивлённый.

— «И уплыли в поход на один день и год, под сиянием лунным — вперёд и вперёд», — закончила я.

— Вот видишь, каким бы солидным банкиром ты ни пыталась представить себя перед всем светом — все-таки ещё помнишь выученные когда-то в детстве побасёнки, моя милая Киска, — улыбнулся он. — Кто знает, — может, ты ещё будешь рада тому, что проиграла наше пари.

— И не надейся, — отрезала я.

Но одно обстоятельство в нашем споре внушало Тору беспокойство. Для того, чтобы выполнить свою часть пари, ему необходим был помощник. Хотя он знал абсолютно все о компьютерах и очень много обо всем остальном, все-таки существовала область, в которой он был практически полным профаном.

— Мне нужен фотограф, — признался он, — причём очень хороший.

А я как раз была знакома с одним из лучших фотографов Нью-Йорка и согласилась познакомить его с Тором на следующее утро.

— Расскажи мне об этом твоём приятеле, — попросил он, усевшись в такси утром воскресного дня. — Он заслуживает доверия? Можем ли мы рассказать ему правду о своих планах?

— Во-первых, это не он, а она, и зовут её Джорджиан Дамлих, — отвечала я. — Она — моя лучшая подруга, хотя мы не виделись уже несколько лет. Я голову даю на отсечение — она заслуживает любого доверия, а вот ты не должен верить ни одному сказанному ею слову.

— Все ясно, — сказал Тор. — Мы едем на встречу с законченной шизофреничкой. Она знает, по какому поводу мы собираемся с ней встречаться?

— Не уверена, что она вообще предполагает о нашем появлении.

— Не будешь же ты уверять меня, что разговаривала с её матерью? — удивился Тор.

— Лелией? Ну да, конечно, но это не играет никакой роли.

Тор замолк до конца поездки.

Действительно, мы с Джорджиан были лучшими подругами. Обычно она жила в апартаментах своей матери, в самом начале Парк-авеню. Но редко засиживалась подолгу на одном месте: она была удивительно непоседливая и независимая натура.

Вряд ли Джорджиан была столь уж независима в финансовом отношении — или, пожалуй, лучше было бы сказать, что никто в точности не знал, сколько у неё денег. Будучи фотографом, она постоянно разъезжала по свету и всегда при этом останавливалась в дворцах и виллах, которые были не всякому по карману. А с другой стороны, она постоянно носила потёртые джинсы и футболки, а на пальцы нанизывала столько золотых колец, словно это были медные побрякушки.

Большинство знакомых относилось к Джорджиан как к помешанной на сексе, экстравагантной особе. Я же видела в ней серьёзную, склонную к уединению натуру. Вы спросите, как же могла одна личность производить столь противоположное впечатление? Да просто она была неповторимым, единственным в мире созданием. Она и фотографом стала, чтобы иметь возможность сотворить для себя свою собственную вселенную — и жить в этой вселенной.

Я старалась видеться с нею пореже, потому что при встречах она постоянно агитировала меня сделать то же самое.

Как только я согласилась познакомить Джорджиан с Тором, меня стали одолевать сомнения, потому что у них было много общего: они относились ко мне как к своей собственности и были уверены, что способны исправить во мне то, что, по их мнению, было у меня не в порядке. Только предполагаемые ими пути исправления казались диаметрально противоположными: Тор хотел окунуть меня в реальность, тогда как Джорджиан мечтала вообще исключить слова «реальный мир» из моего словаря. Я боялась, что они возненавидят друг друга после знакомства.

Просторный холл особняка, в котором обитали Лелия и Джорджиан, напоминал какую-то выставку автомобилей из-за стоявших там нескольких «кадиллаков». Грандиозные люстры, словно навек замороженные ветки древних папоротников, свисали с высоченных потолков. В углах стояли обитые темно-красным плюшем диваны, причём возле каждого из них красовалась медная плевательница. Кроме того, в интерьер холла входили многочисленные колонны, их здесь было не меньше, чем когда-то в Помпее, а также золочёные барельефы, украшавшие все стены. В массивных чёрных траурных урнах стояли разноцветные искусственные цветы, а над дверями лифта свисали густые плети пластиковой кориникопии, унизанные плодами, которые так и норовили стукнуть вас по лбу.

— Ну и вкус! — пробурчал Тор, шагая вместе со мною по скользкому полу.

— Подожди, ты ещё не видел убранства апартаментов Лелии, — возразила я. — Она воспитана на французском декадансе.

— Но ты же сказала, что она русская, — удивился Тор, пробираясь к лифту.

— Родилась в России, воспитывалась во Франции, — пояснила я. — Поэтому не может хорошо говорить на своём родном языке да и на всех остальных. Этакая лингвистическая куча мала.

— Боже, никак сама мисс Бэнкс! — воскликнул лифтёр, которого звали Фрэнсис. — Сколько лет, сколько зим! Баронесса будет в восторге — она ведь знала, что вы в городе?

Таким образом Фрэнсис спрашивал нас, надо ли ему сообщать о нашем прибытии. Я заверила его, что беспокоиться не стоит.