Екатерина Гринева - Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин Страница 21

Я встала из-за стола: аппетит разом пропал, и мне захотелось уединиться в своей комнате.

– Я пойду отдохну немного.

– Отдыхай! Тебе силы скоро понадобятся, – насмешливо сказала Алена. – На двоих сразу!

Я решила позвонить Паше и доложить ему о Баранове. Но вдруг здесь все прослушивается, тогда уж лучше мне выйти в парк. Немного поколебавшись, я взяла сотовый, спустилась и вышла в парк. Он четко делился на две зоны. Первая – лужайка с коврово-зеленым покрытием. Пальмы кучковались ближе в забору. Зелень лужайки разбавляли кустарники, забавно подстриженные в виде кубов и ромбов.

Мимо меня с деловым видом прошла Марианна Николаевна с листом бумаги в руках. Неподалеку слышались фальшивое пение девочки-«персика». Я не знала, где найти укромный уголок, чтобы спокойно поговорить со своим шефом и поставить его в известность о появлении здесь нашего заклятого конкурента Баранова. А вон, кажется, есть подходящее место под пальмами, там, где дорожка, выложенная розовыми плитами, делает кокетливый изгиб.

Я заторопилась туда: мне не терпелось сообщить Паше эту новость, которая, как я знала, в восторг его отнюдь не приведет.

Оглянувшись, нет ли кого-нибудь лишнего поблизости, я набрала Пашин номер.

– Да? – тон его был сухим и деловитым.

– Между прочим, добрый день!

– Добрый. Это все, что ты хочешь мне сообщить: что в Антибах день добрый и по этому поводу ты меня отрываешь от других важных дел? – его тон был предельно взвинченным. Волгоградская теща, поняла я.

– Я звоню по важному поводу.

– И?.. Говори скорее, Кристи. У меня дел по горло!

И тут я страшно на него рассердилась. Всегда неприятно, когда тебя не воспринимают всерьез, а стремятся поскорее отделаться, даже тоном показывают, что ты – существо глупое и посему ничего умного изречь в принципе не можешь.

– Баранов объявился, – кратко сказала я. Похоже, удар достиг своей цели, судя по паузе, возникшей на том конце. Она все росла и росла и грозила заполнить собой все пространство от Москвы до Антиб.

– Как объявился?! Кристина, ты можешь изъясняться конкретнее? И понятнее?

– Куда уж понятнее, – не удержалась я от подколки. – Баранов здесь! На вилле Колпачевского. Я выразилась достаточно понятно?

– Баранов?! – с ужасом в голосе произнес Паша.

– Он самый. Тебя это удивляет?

– Еще бы! Вы с ним уже говорили?

– Обменялись парочкой любезных фраз.

– И что?

– Я и звоню тебе по этому поводу. Какие будут инструкции?

– Какие? Отсечь его от Колпаческого, и все!

– Каким же образом? Мне его отравить? Соблазнить? Или заколоть кинжалом?

– Я тебе позвоню. Будь на связи. Главное: не болтай ничего лишнего и о цели своего визита сюда – ни слова! Я должен подумать.

Паша дал отбой, шефу требовалось время на размышление, и он решил взять тайм-аут, дав мне краткий инструктаж – не чесать языком. «Хотя, мог бы и не предупреждать», – подумала я с обидой. Паша знает: я девушка не болтливая, скорее замкнутая и скрытная.

Я положила мобильный в карман.

– Хорошо поговорили?

Из кустов вышел Валасьен. Его глаза откровенно-насмешливо блестели.

– Вы что, подслушивали?

– Конечно, нет. Просто гулял по парку.

– Нужно было сразу обнаружить свое присутствие!

– А зачем?

– Воспитанные люди делают так.

– А я – невоспитанный. Моим воспитанием никто не занимался. Мать давно умерла. Отец – в бегах. Так что я с ранних лет был предоставлен самому себе. И обучиться манерам не смог по причине отсутствия воспитателей.

История была похожа на мою. Странное дело, легкая жалость трусливой мышкой прошмыгнула в мое сердце.

– И какой вы выбрали вариант для Баранова? Соблазнить его? У вас это вряд ли получится.

– Это почему же?

– Я уверен, что господин Баранов предпочитает другой тип женщин.

– Вам об этом знать не дано.

– Но как мужчина, обладающий кое-каким опытом, я могу догадываться.

– Вот и оставьте ваши догадки при себе.

– Вы на меня за что-то сердитесь?

– Упаси боже! Но мне надо идти.

– Я мешаю?

– Вы стоите на дороге, – уточнила я. – И загораживаете мне проход.

Валасьен отступил в сторону, и я прошла мимо него, чувствуя, как медленно и тяжело бьется мое сердце и перехватывает дыхание. Не удержавшись, я посмотрела на него. Он улыбался.

– Вечером мы встретимся?

Я ничего не ответила.

Простенькая песенка была слышна в каждом уголке парка, она буквально «насиловала» уши и даже сам этот теплый антибский воздух.

– Если ты… если вдруг разлюбишь… – разносился по территории баритон Грушева.

– Все равно… буду я повсюду… – подпевала ему «персик».

«Ну вот, – с неожиданной тоской подумала я, – никуда мне не деться от этого идиотского пения! Идти в комнату не хочется, а в парке остается надежда, что я опять встречусь с ним». Я уже была готова терпеть все его оскорбления, подколы, шуточки и язвительный тон, похожий на шипение мудрой, старой, высохшей от злости кобры.

При виде этого мужчины меня охватывал какой-то глупый, иррациональный, телячий восторг, пробирающий меня всю, до печенок, как будто я была девчонкой, впервые влюбившейся в мальчика из параллельного класса.

Но в моем случае не было никаких мальчиков из параллельных классов, я же была прибалтийской крысой и литовской селедкой! Замороженный суслик и мышь белая, да, и так меня тоже дразнили.

Геня в последнее время печалилась, что я – с Пашей. Геня говорила об этом очень тонко и деликатно. Первое время она, наоборот, даже радовалась, что у меня появился молодой человек, а потом она поняла, вычислила своим острым умом и ощутила умным сердцем, что я связалась не с тем человеком. Неожиданно в моей памяти всплыли слова, произнесенные Геней очень горячо, с какой-то незнакомой мне интонацией: «Ох, влипла ты, девка, влипла!» От неожиданности, услышав, что меня назвали «девкой» и что я «влипла», я тогда пристала к ней с расспросами. Но она только покачала головой и сказала: «Прости меня, дуру старую!» И это тоже было довольно-таки неожиданно – никогда Геня не называла себя ни дурой, ни старой… Я заплакала, не вытирая слез, мне показалось, что от ее слов веет бедой и тоской. И она заревела тоже. Мы плакали, обе, и Геня тогда нежно поцеловала меня в висок и сказала: «Желаю тебе побольше… жизни! Настоящей! Ни от чего не беги и не зарекайся. И ничего не бойся… Там… – она подняла глаза вверх, – и бояться уже будет не надо. А здесь – живи, бери от жизни все, обеими руками! Слышишь – обеими руками!»

– …Ты моя, ты моя звезда… – надрывался Грушев.

– …Я – твоя, навеки, навсегда… – фальшивила «персик».

Я обогнула дом. За ним расстилалась та же самая безупречная лужайка, справа располагалась сцена, выполненная в форме раковины. Площадка и над ней навесик. И там надрывался Петя Грушев – «Золотая Груша» нашей эстрады, которому подпевала-подтанцовывала девочка-«персик». «Персик» успела переодеться, и теперь вместо шортиков и топика на ней было нечто, напоминавшее легкую прозрачную комбинацию, а из-под нее просвечивали стринги и крошечный бюстгальтер. Поверх этого исподнего туалета она накинула палантин из стриженой норки.

Выражение лица певца было страдальчески-измученным. Было очевидно, что человек в поте лица отрабатывает свой гонорар, и все завистники, полоскавшие его имя в прессе и блогах, просто обязаны срочно сдохнуть от своей неправедной хулы на артиста или, по крайней мере, преисполниться жгучими угрызениями совести.

«Персик», напротив, была свежа, весела и в процессе пения успевала весело хихикать между куплетами.

Парк тут красивый, но бродить по нему полдня – просто глупо. Я же не обезьяна в зоопарке, чтобы расхаживать туда-сюда в вольере! А если выйти в город погулять? Должна ли я отпрашиваться у кого-то? Или я могу передвигаться самостоятельно, никого не ставя в известность о своих перемещениях? И у кого вообще спросить об этом? У Валентины? У Пермяка? У Марианны Николаевны? Немного поразмыслив, я решила все-таки начать с Валентины.

Я вернулась в свою комнату, набрала внутренний номер 1–2.

– Алло! – певуче протянула Валентина.

– Это Кристина.

– Да?

– Я могу выйти в город?

– Конечно. Только поставьте меня в известность, когда вы вернетесь? Хотя бы приблизительно.

– Ну, часов в пять-шесть. Кстати, вы не могли бы порекомендовать мне какое-нибудь кафе в Антибах или ресторанчик?

– На центральной площади их много. Выбирайте любое кафе.

– А как я попаду обратно? Меня пропустят на входе?

– Да. Без проблем. Вы уже внесены в базу данных. Так что спокойно можете идти.

Поговорив с Валентиной, я выглянула в окно. Море играло разными цветами: серо-зеленым с фиолетовыми проблесками. В город я взяла с собой сумку, деньги и сотовый. Все остальное, в том числе ноутбук, я убрала в чемодан и закрыла его на кодовый замок. Я надела легкий голубой плащик, повязала на шею шарфик и осталась довольна собой во всех отношениях. Похоже, праздное французское легкомыслие начинает влиять на меня. Валасьена я обязательно завоюю и поставлю на место. Он оценит меня и сразу сменит тон – я представила, как он меня целует, зажмурилась, а через минуту открыла глаза. Получилось смешно: я стояла с мечтательным выражением лица и пялилась на себя в зеркало.