Сан-Антонио - Провал операции Z Страница 21

- Сволочь бездушная, - пускаю я пузыри от возмущения, поскольку под водой не говорят, а пускают пузыри.

И тут вспоминаю, что оставил свое ружье-гарпун на причале. Может, гарпуну больше повезет, чем моему хрупкому ножу? Распрямившись, делаю пару энергичных движений ластами и устремляюсь к поверхности. В тот момент, когда моя тыква всплывает над водой, я ощущаю, что дело нечисто. Но из-за капель воды на маске и легкой морской зыби не сразу осознаю всю грандиозность катастрофы. Однако картина довольно быстро проясняется, и я понимаю, в какую попал переделку. Переделка, или превращение... из живого в мертвого!

На причале в линию стоят четверо в лягушачьем прикиде. На них черные комбинезоны для подводного плавания, маски, а в руках ружьягарпуны, которые они держат как автоматы в фильмах про немцев. С потрясающей синхронностью все четверо наставляют ружья на меня. Менее чем четверть секунды я еще надеюсь на шутку с их стороны, а в последующую десятую часть четверти секунды соображаю, что это угроза. Но когда первый гарпун, пролетая, слегка цепляет меня за плечо, отрывая кусок костюма, становится ясно, что следующий мой праздник будет моими собственными похоронами и надо что-то делать, причем срочно.

Нечеловеческим усилием, например дельфиньим, я ныряю в сторону стенки причала. Второй гарпун пробивает мой кислородный баллон и втыкается в ласту.

Согласитесь, читатели мои дорогие, ситуация складывается явно не в мою пользу. Из меня уже вытаскивали пули, но перспектива быть проткнутым гарпуном, даже и хорошо продезинфицированным, мне абсолютно не улыбается. Нет ничего приятного в том, что вас насадят на острие копья, как какую-нибудь рыбу-пилу. Если мои сложные подсчеты верны, то двое уже разрядили свое оружие, а еще у двоих ружья находятся во вполне боеспособном состоянии.

Словом, мне предстоит избежать их уколов. Продолжаю спускаться строго по вертикали, ожидая в любую секунду получить гарпун прямо в задницу. Вы представляете себе такой конец романа и доблестного СанАнтонио? Острие втыкается прямо в простату! А?

Но ничего такого не происходит. Может, они отказались от затеи? Или выстрелили, но промахнулись, а я не заметил? Или эти сукины дети посчитали, что угрохали меня?

А я все спускаюсь и спускаюсь, работая руками и ногами, как лягушка, спасающаяся от щуки!

Вновь оказавшись рядом с ящиками, поднимаю голову и вижу двух пикирующих на меня черных акул, а точнее, двух ныряльщиков с заряженными ружьями. Понятно, почему они решили преследовать меня, а не стрелять с причала. Мой кислородный баллон поврежден и пускает веер пузырей, создавая вокруг меня непроницаемый экран, и они не хотят промахнуться.

Судя по скорости, с которой они приближаются, я имею дело с профессиональными ныряльщиками! Но мне не хочется играть в Моби Дика, особенно в роли кита. При виде двух темных торпед, спускающихся ко мне с крейсерской скоростью, чувствую, как моя кровь здесь, в прохладной десятиметровой глубине стынет и замораживается.

Удар ластами, и я прячусь за ящики. Временный приют! Ненадежное пристанище! Но тут меня посещает спасительная идея. Быстрым движением расстегиваю ремни, крепящие баллоны с воздухом, и вешаю агрегат за крюк старого ржавого якоря, торчащего из-под слоя песка. Затем, прекратив всякое дыхание и стараясь создавать поменьше завихрений в воде, плыву параллельно дуге причала.

Оба охотника на человека - в данном случае на меня, загипнотизированные мощным столбом пузырей из баллона, опускаются на дно к ящикам и направляют свои арбалеты на старый якорь. Ситуация в корне меняется, поскольку теперь я нахожусь за их спинами. Но не делайте поспешных выводов, и уж во всяком случае не вздумайте мне завидовать, словно господину, лежащему на пляже в окружении двух роскошных фотомоделей с бронзовой кожей и рельефной поверхностью. О, мое положение хуже некуда! Ведь у меня же нет больше кислорода, так хорошо всегда питавшего мой здоровый организм! А поскольку он (организм) взял дурацкую привычку работать только на этом виде топлива, я ощущаю, что если не глотну воздуха, причем Cito, как говорит мой знакомый реаниматор, то мои легкие станут безработными и останутся таковыми, боюсь, уже навсегда. Понимаете, я никогда в своей жизни не был ловцом жемчуга. Говорят, им удается задерживать дыхание под водой на целые три минуты. Браво! Мой рекорд, однако же, значительно скромнее: еле дотягиваю до семидесяти секунд, не больше, а этого, согласитесь, недостаточно, чтобы сыграть партию в шахматы или перечитать один из шедевров Франсуа Мориака, напечатанных, как Библия, на толстой бумаге и в кожаном переплете.

И уже прошло секунд пятнадцать, как я отделился от баллонов с воздухом. Не будем расходовать понапрасну оставшийся в моих легких кислород - надо действовать! Я вырываю застрявший в ласте гарпун и, ухватив его за древко, устремляюсь на агрессоров. Один стреляет из ружья прямо по столбу воздушных пузырьков, надеясь продырявить мне спину. Значит, я остаюсь в обществе двух бандитов, но только один из них вооружен. "Три товарища", как сказал бы Эрих Мария Ремарк, - тихоокеанская версия! Я делаю мощное движение ластами и оказываюсь прямо за спиной господина, целящегося из ружья в воздух (в буквальном смысле). Продолжаю стремительное скольжение, пока моя голова не наталкивается на его. Одновременно гарпун протыкает туловище ныряльщика насквозь. Струйка крови постепенно трансформируется в пурпурное облако.

Парень похож теперь на черный мешок с грязным бельем - он весь обмяк. Другой поворачивается в мою сторону и напряженным взглядом оценивает ситуацию через свой овальный иллюминатор. Я четко вижу два черных, свирепых глаза. Он бросается ко мне, хватает, прижимает к себе. Он прекрасно понял, что я сбросил баллоны с воздухом, а поскольку он-то ничего не сбросил, то этой сволочи остается лишь постараться продержать меня под водой короткое время, максимально сдавливая. Я отчаянно сопротивляюсь, пробую отбиться, но мои движения под водой отличаются такой грациозной плавностью, а хватка малого настолько сильна, что вряд ли мне удастся освободиться из его тисков.

В голове такая тяжесть, будто это не голова, а сейф, а внутри стучит как молотом. Перед глазами сначала красные круги, потом черные, потом... Впечатление, будто я сейчас взорвусь, меня разорвет на клочки из-за избытка углекислого газа. Но зато я вырвусь из его лап, правда, по частям...

"Двадцать тысяч лье под водой" будет моей последней, прощальной презентацией. Я слабею и уже готовлюсь проститься со всеми вами, друзья. Я вас иногда обижал, но тем не менее всегда очень любил. То, что я в вас ценил, - не ваш ум, конечно, но ваше сознание двуногих млекопитающих, живущих на суше, дышащих воздухом через легкие и покорных судьбе. Словом, друзья, я не говорю вам "до свиданья", а шлю свое искреннее "прощай!". В конечном итоге после небольших трансформаций меня скормят красивым экзотическим рыбкам, припеваючи проживающим в аквариумах океанических центров, - так закончится жизнь Сан-Антонио Великолепного. Обо мне вспомнят, что я интеллигентно выражал свои мысли, опрокинул на спину много красивых женщин, совершил немало геройских поступков - и все это, чтобы в конце концов оказаться сначала в желудке, а затем в прямой кишке какой-нибудь дафнии. Словом, в самом конце пути ваш покорный слуга из элитного млекопитающего станет кормом для жаброногих ракообразных. Но зато планктона будет больше! Ах, дорогой несчастный комиссар, такой сильный, когда был в силе, и такой слабый, когда слабеет! Меня утешает одна-единственная мысль: от моего каркаса ни черта не останется. Потеряв упаковку, душа свободно отлетит в неизвестном направлении! Это в некотором роде успокаивает. По крайней мере, не надо будет давать объявление: "По поводу банкета могильных червей обращаться в администрацию кладбища Пер-Лашез!"

В глазах дымка, все пляшет и кружится... Я теряю сознание. Вода заливается мне в рот. Черт, до чего же соленая! Делаю последнее усилие, чтобы вырваться из адских объятий, и вдруг ощущаю что-то круглое и гладкое под слабеющими пальцами. Тяну вниз. Наверное, это дыхательная трубка его акваланга. Тащу еще сильнее. Очевидно, я не ошибся, поскольку он меня отпускает. Ему тоже, как и мне, становится понятно, каково жить без кислорода, и он стремится подняться на поверхность. Я хватаюсь за него, он мой последний шанс. Он должен поднять меня наверх, поскольку ему тоже нужно дышать. Мы боремся друг с другом, как и десять секунд назад, но наши цели теперь диаметрально противоположны - мы как бы поменялись ролями. Сначала он меня удерживал, теперь же старается изо всех сил освободиться. А я, только что старавшийся освободиться, теперь держусь за него как помешанный. Изо всех сил, мертвой хваткой! Но силы истекают, я больше не могу, я покоряюсь! В этом настоящая сила человека: согласие с неизбежным. В течение всей своей жизни он трясется от мысли, что когда-нибудь умрет, но день приходит, и он говорит: о'кей! Человек вынужден так сказать. Его. привилегия в том, что у него нет выбора.