Андреа Камиллери - Похититель школьных завтраков Страница 21

Монтальбано скривился. От заместителя Валенте его коробило, но конкретных оснований не доверять Томазино у него не было.

– Он тебе не нравится?

– Мне? Это тебе он должен нравиться. Это твои люди, ты их знаешь лучше, чем я.

– Хватит, Монтальбано, не ломайся.

– Ладно. По-моему, не очень-то он подходит. Он с таким видом будет с людьми говорить, будто пришел выбивать налоги. Кто станет с таким откровенничать?

– Ты прав. Поручу это Триподи, он парень смышленый, расторопный, да и отец у него рыбак.

– Вопрос в том, что именно произошло в ту ночь, когда их судно нарвалось на патрульный катер. Как ни крути, что-то здесь не сходится.

– То есть?

– О том, как он попал на борт, пока говорить не будем. Ахмед вышел в море с определенной целью, нам также пока не известной. И вот я думаю: знали ли о ней капитан и экипаж? И узнали ли они до того, как вышли из порта, или позже? Мне кажется, что он все с ними обговорил, – хотя я точно не знаю, когда. И все были согласны, иначе бы повернули обратно и высадили его на берег.

– Он мог их принудить, угрожая оружием.

– В таком случае или в Вигате, или уже в Мазаре они бы рассказали, что с ними произошло. Им бы нечего было терять.

– Верно.

– Дальше. Если исключить предположение, что Ахмед жаждал быть застреленным в родных территориальных водах, то у меня остаются две гипотезы. Во-первых, он, возможно, хотел ночью незаметно высадиться на тунисский берег в безлюдном месте. Во-вторых, он, может быть, отправился на какую-то явку в открытом море, хотел лично с кем-то встретиться.

– Вторая кажется мне более убедительной.

– Мне, пожалуй, тоже. А потом произошло что-то непредвиденное.

– Кто-то вмешался.

– Да. И здесь открывается большой простор для догадок. Предположим, тунисский патруль не знал, что на борту судна находится Ахмед. Тунисцы заметили судно, рыбачившее в их территориальных водах, приказали ему остановиться; судно пытается уйти, с катера стреляют и совершенно случайно попадают именно в Ахмеда Мусу. По крайней мере это нам все пытаются внушить.

На сей раз поморщился Валенте.

– Не убедительно?

– Похоже на то, как сенатор Уоррен реконструировал убийство президента Кеннеди.

– Другая версия. Допустим, Ахмед встретился не с тем, кого ждал. И был убит.

– Или это был нужный человек, но они не поладили, поспорили, тот выстрелил и убил собеседника.

– Из бортового пулемета? – усомнился Монтальбано.

И тут до него дошло, что он сказал. Не спросив разрешения у Валенте, он вскочил, схватил телефонную трубку и набрал номер Якомуцци в Монтелузе. Ожидая ответа, уточнил у Валенте:

– В отчете, который тебе прислали, был указан калибр оружия?

– Там говорилось вообще об огнестрельных ранениях.

– Алло? Кто это? – отозвался Якомуцци.

– Послушай, Баудо…

– Какой еще Баудо, это Якомуцци.

– Ну тебе же хочется быть Пиппо Баудо[25]. Будь добр, скажи, из какого чертова оружия убили того тунисца на «Сантопадре»?

– Из огнестрельного.

– Скажите на милость, вот чудеса! А я-то думал, его придушили подушкой.

– Меня от твоего остроумия уже тошнит.

– Скажи, какое именно было оружие.

– Пистолет-пулемет, возможно, «Скорпион». Я разве не указал в отчете?

– Нет. Ты уверен, что это не бортовой пулемет?

– Еще бы не уверен. Ты знаешь, что из бортового оружия, установленного на патрульном катере, можно сбить самолет?

– Да ты что?! Я до глубины души поражен твоими научными познаниями, Якому.

– А как мне разговаривать с таким невеждой, как ты?

После того как Монтальбано положил трубку, на какое-то время воцарилась тишина. Валенте заговорил первым, но эта же мысль вертелась в голове у комиссара:

– Мы уверены, что это был тунисский военный катер?

Час был поздний, и Валенте пригласил коллегу пообедать к себе домой. Монтальбано уже имел случай познакомиться с отвратительной стряпней его супруги, поэтому отказался, сказав, что должен срочно вернуться в Вигату.

Он сел в машину, но уже через несколько километров завидел ресторанчик у самого берега. Остановился, вышел и устроился за столиком. И не пожалел об этом.

Глава двенадцатая

Он пропадал несколько часов, и его мучили угрызения совести: Ливия, наверное, беспокоится. Предвкушая анисовый дижестив, чтобы переварить двойную порцию лавраков[26], он решил ей позвонить:

– У вас все нормально?

– Ты нас разбудил.

Она и не думала беспокоиться!

– Вы спали?

– Да, мы очень долго купались, а море такое холодное.

Они неплохо проводили время без него.

– Ты ел? – спросила Ливия из чистой вежливости.

– Бутерброд. Я уже на полдороги, максимум через час буду в Вигате.

– Приедешь домой?

– Нет, в комиссариат. Увидимся вечером.

Наверное, у него всего лишь разыгралось воображение, но на том конце провода ему послышался вздох облегчения.

Понадобилось больше часа, чтобы добраться до Вигаты. У самого города, в пяти минутах езды от комиссариата, машина неожиданно вышла из строя. Заставить ее сдвинуться с места никак не удавалось. Монтальбано вылез, открыл капот и посмотрел на двигатель. Это был чисто символический жест, нечто вроде обряда заклятия нечистой силы – в устройстве машины он ровно ничего не смыслил. Скажи ему кто-нибудь, что двигатель, как заводная игрушка, работает на пружине или от скрученной резинки, он бы, может, поверил. Появилась машина с двумя карабинерами[27], они проехали мимо, потом остановились и дали задний ход – им стало совестно. За рулем был карабинер, рядом сидел старший капрал. Комиссар их никогда не видел, они тоже его не знали.

– Вам помощь нужна? – вежливо спросил капрал.

– Спасибо. Никак не пойму, отчего машина вдруг встала.

Они припарковались на обочине и вышли. Дневной рейсовый автобус Вигата-Фьякка остановился невдалеке, в него вошла пожилая пара.

– Двигатель, кажется, в порядке, – решил карабинер. И добавил с улыбкой: – Не хотите проверить бензин?

Даже заплатив чистым золотом, из бака не удалось бы выжать ни капли бензина.

– Сделаем так, синьор…

– Мартинес. Бухгалтер Мартинес. – ответил Монтальбано.

Никто никогда не должен узнать, что комиссара Монтальбано выручили карабинеры.

– Сделаем так, синьор. Вы подождете здесь, а мы доедем до ближайшей заправки и привезем вам канистру, чтобы вы могли добраться до Вигаты.

– Очень любезно с вашей стороны.

Они уехали, Монтальбано залез в машину, закурил сигарету и тут же услышал гудки у себя за спиной.

Автобус Фьякка – Вигата требовал освободить проезд. Монтальбано вышел и жестами дал понять, что у него авария. Водитель дал себе труд его обогнуть и, проехав мимо машины комиссара, остановился там же, где недавно останавливался автобус, следующий в обратную сторону. Из этого автобуса вышло четыре человека.

Монтальбано уставился на отъезжающий в Вигату автобус. Потом подъехали карабинеры.

В четыре он добрался до комиссариата. Ауджелло не было на месте. Фацио сообщил, что он пропал с самого утра – зашел около девяти и больше не появлялся. Монтальбано бушевал:

– Все тут что хотят, то и делают! Если не стоять у вас над душой, никто и работать не станет! Хотите всем доказать, что Рагонезе был прав?

Новостей никаких. Да, звонила вдова Лапекора, просила передать комиссару, что похороны ее мужа состоятся в среду утром. Потом землемер Финоккьяро, он с двух сидит здесь и ждет.

– Ты его знаешь?

– В лицо. Он на пенсии, пожилой человек.

– Чего ему надо?

– Мне он ничего не сказал. Но, кажется, он взволнован.

Фацио был прав, землемер выглядел озабоченным. Комиссар предложил ему сесть.

– Можно мне воды? – спросил землемер. У него явно пересохло в горле.

Отхлебнув воды, он представился: его зовут Джузеппе Финоккьяро, лет ему шестьдесят пять, холост, землемер на пенсии, проживает в доме 38 по улице Маркони. Судимостей нет, однажды только оштрафовали за неправильную езду.

Он замолчал и допил воду, остававшуюся на дне стакана.

– Сегодня в часовых новостях показали фотографию женщины с ребенком. Говорили, если кто их знает, надо обратиться к вам.

– Да.

Да – и все. Сейчас любой лишний слог может напугать свидетеля, заставить его замолчать.

– Женщину я знаю, ее зовут Карима. Паренька никогда не видел, даже не подозревал, что у нее есть сын.

– Откуда вы ее знаете?

– Раз в неделю она приходит ко мне убираться.

– По каким дням?

– По вторникам. С утра, и работает четыре часа.

– Позвольте узнать, сколько вы ей платите?

– Пятьдесят тысяч. Но…

– Да?

– За сверхурочную работу я платил сто пятьдесят тысяч.