Эйлет Уолдман - Долгий, крепкий сон Страница 21

Мать одними губами произнесла «автоответчик», подождала секунду и сказала в трубку:

— Иосиф, это твоя родственница, Марджи. Марджи Эпплбаум. Помнишь мою дочь, Джулиет? Ту, которая закончила Гарвардский юридический колледж? Она в городе, и очень хочет с тобой поговорить. Перезвони нам.

Она продиктовала номер и повесила трубку. Да, существует бесконечное множество способов вставить «Гарвардский юридический колледж» в предложение, и моя мама освоила их в совершенстве. Помню, однажды в ответ на чье-то безобидное замечание о погоде, она пустилась расписывать, как ее бедная дочь мерзла суровыми кембриджскими зимами, когда училась в колледже.

— Его нет дома, — сказала мама.

— Я поняла, — кивнула я.

Некоторое время я молча пила кофе, который мне налил отец, пока мама звонила по телефону. Сама я знала лишь одну хасидку, которая могла бы ввести меня в курс дел местной общины. Возможно, она даже знакома с известным семейством Хиршей из Бороу-Парк.

Либби Бернштейн, урожденная Баррет, моя соседка по комнате в первый учебный год в Университете Уэсли, была дочерью дочери американской революции и прямого потомка протестантов с «Мэйфлауэра»,[36] которая невероятным образом умудрилась обратиться в ортодоксальный иудаизм. Ее муж, Джош Бернштейн, учился в том же Колледже, что и мы, только на два курса старше. Они стали встречаться в конце нашего первого учебного года. Доучившись, Джош переехал в Бруклин. Сначала он вел жизнь обычного ассимилировавшегося еврея, но с возрастом все больше и больше ударялся в иудаизм. Наконец, после окончания колледжа, он вступил в вербоверскую хасидскую общину. Вскоре Джош понял, что нельзя быть правоверным евреем и при этом встречаться с шиксой,[37] и порвал с Либби. Она впала в отчаяние. Две недели подряд рыдала на плече у каждой из своих подруг, в том числе на моем, а потом сама поехала в Бруклин. Она умоляла Джоша взять ее обратно, обещая сделать все что угодно, чтобы быть с ним.

В колледж Либби так и не вернулась. Она поселилась в принявшей ее хасидской семье и стала готовиться к обращению. В новой семье оказалось девять детей, но из всех них только Либби являлась потомком англосаксонских протестантов из Новой Англии. Представляю, насколько резким был контраст между ее большим тихим домом и квартирой, забитой детьми. Мать Либби умерла, когда она еще училась в старших классах, поэтому старшая женщина семейства стала для нее второй матерью. Я помню, как Либби страдала из-за того, что у нее нет матери, и, наверное, была счастлива появлению этой женщины, которая заботилась о ней и учила ее.

Когда я звонила Либби из колледжа, она только и говорила, какая замечательная Йаффа, ее «мама». Она рассказывала, как они часами сидят на кухне, пьют чай, готовят и разговаривают. В этом доме, с таким количеством детей, работы было невпроворот, но, как утверждала Либби, Йаффе никогда не надоедало заниматься хозяйством. Каждый день — новые планы и дела, которые Либби и ее новая мать делали вместе. А пока они месили тесто или нарезали лук, Йаффа занималась с Либби ивритом и изучением Ветхого Завета.

Переход Либби в иудаизм окончательно завершился через два года, а затем, с разрешения вербоверского ребе, они с Джошем сочетались законным браком. Те из нас, кто приехал к ним на свадьбу из колледжа, получили незабываемые впечатления. Нам, женщинам, не разрешали даже близко подходить к мужчинам. Мы сидели отдельно, ели отдельно и даже танцевали отдельно. Тем не менее свадьба прошла потрясающе. Все были довольны, кружась и танцуя под музыку клезмерского оркестра. Да и Либби явно нравилась новая жизнь. Помню, когда на ее свадьбе исполняли хору,[38] я ощутила себя частью чего-то древнего, волнующего и прекрасного. Люди моего народа тысячи лет танцевали этот танец, и это настолько завораживало, что заставляло других — таких как Либби — страстно желать стать частью этого, стать частью нас. На нашей с Питером свадьбе тоже танцевали хору. Нас даже поднимали на стульях. Но это было совсем не тo. В танце не было той наполненности, поэтому, я думаю, никто не огорчился, когда ди-джей сменил пластинку и поставил «Роллинг Стоунз».

Еще несколько лет мы с Либби поддерживали связь, а потом нас закрутила жизнь. Последний раз, когда мы с ней говорили, она все еще жила в Бруклине и уже родила двух сыновей.

Я решила ей позвонить. Вручив Исаака обратно матери, я пошла в прихожую, где папа оставил мои чемоданы. Вырыла из сумочки свой «палм-пилот» и стала искать номер Либби.

Питер подарил мне этот маленький электронный органайзер на последний день рождения. Сначала я, конечно, расстроилась, что в коробке лежал он, а не сапфировые серьги, к которым я давно приглядывалась, но я быстро его полюбила. В нем записаны все нужные мне адреса, телефоны и встречи, которые можно просмотреть, просто нажав на кнопку. Честно признаться, никаких встреч у меня не бывает, разве что с педиатром, но если бы они были, мой «палм-пилот» не дал бы на них опоздать.

Найдя номер Либби, я поднялась наверх, чтобы на заднем фоне не было слышно воплей моих детей.

Либби взяла трубку.

— Либби! Угадай, кто звонит?

— Джулиет Эпплбаум, — без запинки выдала она.

Я поразилась.

— Как ты меня узнала? Мы же с тобой не говорили уже лет семь?

— Кажется, даже около восьми. Не знаю, как, но я сразу поняла, что это ты. Наверное, дело в голосе. Как твои дела? Где ты? Уже замужем? Дети есть?

— У меня все замечательно. Я вышла замуж пять лет назад. У меня дочь Руби, ей три года, и сын Исаак, ему всего четыре месяца. А ты как? Знаю, что у тебя два сына. Новых детей не появилось?

— Значит, ты знаешь о Йонасане и Шауле. Кроме них, у меня теперь еще трое. Все мальчики. Давиду пять, Ифтаху три, а самому маленькому, Вениамину, полтора. И я снова беременна.

— Здорово, Либби. Просто невероятно. Пятеро мальчиков! И скоро будет еще ребенок. Наверное, ты там совсем вымоталась. И кого ждешь на этот раз, мальчика или девочку?

— Конечно, иногда я немного устаю, но зато как я счастлива. Мальчики присматривают друг за другом. Не знаю еще, кто у меня родится на этот раз, но надеюсь, что дочка. Конечно, Джош будет счастлив, если родится шестой сын, но девочка — это здорово. Тебе повезло. Твоя Руби, наверное, просто куколка.

— Да, она очень хорошенькая, но куколкой ее не назовешь. Если, конечно, компания «Маттел» не выпустила на рынок новую Барби-командиршу. Руби — милая девочка, но слишком хорошо знает, чего хочет.

— Мой Шауль такой же. Он считает, что все должны его слушаться, командует даже старшим братом. А Йонни, добрая душа, делает все, что тот говорит.

— Как я понимаю, с пятью детьми ты не работаешь?

— Конечно. Когда забеременела, ушла с работы. Не хочу терять ни одной драгоценной минуты этого прекрасного времени. Дети — это так чудесно, ты согласна?

Чудесно? Может быть. Иногда. Но чаще всего утомительно и связано с большой нервотрепкой.

— Конечно, — сказала я вслух. — Послушай, Либби, ты случайно живешь не рядом с Бороу-Парк?

— Если центр — это «рядом», то да.

— Замечательно. Дело в том, что мне нужно найти одну семью из Бороу-Парк. Может быть, ты знаешь Хирша?

— Того, который возглавляет иешиву «Б'наи Б'хорим»?

— Да, наверное, его. Не помню, какую именно, но какую-то иешиву он точно возглавляет.

— Конечно, я знаю Хирша. Хиршей все знают. По крайней мере, все знают о них.

— А ты знаешь их или о них?

— Я никогда не встречалась с ребе Хиршем, но знакома с его женой, Эсфирью. Наши мальчики вместе ходят в хедер.

— В хедер?

Произношение у Либби гораздо чище, несмотря на то, что я в детстве училась в еврейской школе.

— Это что-то вроде детского сада для маленьких мальчиков. Сын Эсфири и мой Давид ходят в одну группу. Я даже несколько раз пила у них в доме чай. А зачем тебе нужны Хирши?

— Это долгая история. Давай я напрошусь к тебе в гости и все расскажу?

Если удастся попасть к ней в дом, может, я смогу уговорить ее представить меня своим друзьям?

— Буду рада тебя видеть, — ее голос прозвучал нерешительно. Либби явно боялась, что я могла сильно измениться.

Я решила быть понастойчивей и пошла напролом.

— А что ты делаешь завтра утром? Может, я заскочу к тебе, скажем, в десять тридцать?

— Хорошо, — сказала она, отбрасывая сомнения. — Просто замечательно. Я очень хочу тебя увидеть, Джулиет.

— Отлично! Тогда до десяти тридцати.

Я уже собиралась вешать трубку, когда Либби быстро проговорила:

— Да, Джулиет, только не забудь одеться соответствующе, хорошо? Как-нибудь поскромнее.

К счастью, я привезла с собой тот наряд, в котором Йося принял меня за хасидку.

— Не сомневайся. Я оденусь так скромно, что ты меня даже не узнаешь.