Владислав Вишневский - Честь Афродиты Страница 21

— Мигра-ация?! — это он о миграционной службе спросил.

— Нет, — отрезал КолаНикола. — Милиция.

Услышав последнее, строители мгновенно успокоились, и тот, который первый, бросил руку вверх:

— Стой. Не бегай. Сичас спрячем.

Через мгновение, а может и меньше, мне так показалось, я уже натягивал на свои джинсы чьё-то заляпанное бетонным раствором дырявое трико, ноги всунул в разбитые сапоги, с подвёрнутыми голенищами и на босу ногу, потому что или усохли, или размер маленьким был, натянул прожженную куртку сварщика и мешок на голову — от пыли, и что-то наподобие носилок, но на плечи, с ручками впереди… Из шалаша появилась Марго, вагончика на стройке не было, я поразился: настоящая ханума, то есть узбечка. В блестящем полосатом халате, правда замызганном, в женских шароварах, с резинками у щиколоток, и тюбетейке. Один в один, эта… эээ… Ё-моё! Наряд дополняли чёрные сросшиеся брови — баба-Яга успела чем-то чёрным мазнуть. Я не удержался, прыснул от смеха… Марго показала мне кулак… Руки у неё тоже были уже «загорелые». Дядя Коля вообще уже запросто походил на «иностранца», в кепке, куртке на два размера больше, подпоясан цветным платком, с непременным треугольником платка на спине, и… строительным мастерком в руках, смотрелся классно. Строители его, к тому же, пылью загримировали. Даже с дядей Грише всё утрясли: он же с усами. Надели ему на лицо маску сварщика, такую же куртку, сунули в руки сварочный держак с электродом, — сверкай…

И всё это вовремя. Как раз. Только нас расставили по местам, мы принялись трудиться, на строительную площадку, фронтом вошли вооружённые милиционеры, за ними трое в штатском…

Марго у самодельной печки вместе с бабой-Ягой, я, корячась от тяжести, таскаю на спине кирпичи, по прогибающимся мосткам, дядя Коля — спиной к фронту, мастерком по кирпичной кладке царапает, сварщик приваривающийся электрод с трудом отрывает, а он вновь прикипает… Мы все в работе…

— Эй, вы, строители хреновы, шабаш! Хенде хох, вам сказали! Стой!

Строители послушно замерли в тех позах, в каких команда застала.

— Кто у вас начальник здесь, кто старший? — начальственно спросил крупный, потеющий милиционер, с автоматом наизготовку и в бронежилете. Они все были в бронниках, все с автоматами, и все потели. Жарко. Солнце.

Тот узбек, или кто он там, который нам помогал, гастарбайтер, ещё больше согнулся, совсем коверкая слова, ответил односложно и с трудом:

— Начальника нету… он городе его дом. Редко приезжай. А наша старшая уехал магазин за кирпич. Кирпич нету. Работа нету. Денег нету. Ничего нету.

— Понятно! Скажи-ка, чурка, посторонних у вас тут нету, не проходили?

— Пастаронний?! — Повторяя, «чурка» мягко пропел вопрос, пытаясь видимо понять смысл, нахмурил брови, потом обрадовано разулыбался, замахал в сторону кухни руками… Всё, понял я, сейчас сдаст, сдаст… Там Марго с ложкой застыла, и баба-Яга глазки в испуге спрятала… — Да-да-да, биль пастаронний. Вон он, сабак. Вчера пришёл, и не уходит. Галодний бил… Ми и сами галодний, но сабак накормиль. Ваш сабак?

Милиционеры проследили взглядом в указанном направлении, там действительно, свернувшись клубком, лежала дворняжка, спала, она даже ухом «на гостей» не повела.

— Понятно, — вытирая шею платком, хмыкнул другой милиционер, в возрасте. — Оставьте её себе. Пригодится. На рагу как раз.

— Короче. Ты, чурек, отвечай, тебя спрашивают, — крупный милиционер повысил голос, — кто чужой здесь не проходил? Русские. Два мужика. Один старый и с усами, другой молодой, спортсмен, ну?

— А, рюсски мужик? Проходиль, проходиль. Вон туда пошёл, один старый, совсем хромой, другой такой же, толко маладой-маладой совсем. С мешками, бутильки собираль. У нас нету. Толко старий консерва. Я видел, начальник, да.

Поисковая группа оживилась, поправляя ремни автоматов, опасливо переглядываясь и вытягивая шеи в указанном направлении.

— Ага, это они. Точно они. Под бичей маскируются.

— Догоним.

— Артисты. Косят.

— Так куда, говоришь, они пошли? Давно?

— А туда, — рабочий указал в сторону леса, как раз по ходу группы.

— Тебя, чурка не русская, русским языком спрашивают: давно?

— А-а! Как толко наша бригадир машина поехала! — с готовностью ответила нерусская чурка.

— Ёпт… А-когда-«ваша-бригадира-поехала!», придурок, тебя спрашивают, ну? Сколько минут назад, говори? — Уже откровенно сердясь, прикрикнув, угрожающе поведя стволом автомата, передразнил товарищ старший сержант.

Рабочие, опасливо сжавшись на автомат, что-то коротко «выговорили» «чурке» по-своему, тот понял, с жаром сообщил милиционерам.

— А-а, минут как тридцать наша бригадира уехал. Полчаса. Вот.

— Дошло.

— Наконец-то!

— Значит, туда, говоришь, они пошли? Точно?

— Туда-туда! — сообщил «чурка», все остальные рабочие дружно закивали головами.

— Там же море.

— Да. Купаться и пошли. Бутилка мить. Мы всегда после работа туда ходим. Мыться. Ха-ароший вода, тёплий, и мила не нада.

— Тьфу, купаться они туда ходят, — ругнулся милиционер, — и мыло им не надо. Всё, вперёд, группа. Цепью разобрались! Интервал пять метров…

И они с шумом растворились в лесной чащобе.

15

Проводив насторожёнными взглядами поисковую группу милиционеров, «иностранные» рабочие, все, как один, распрямились, вздохнули свободно, разулыбались, и разом весело негромко заговорили между собой на своём языке. Потом спросили нас, по-русски.

— Хорошо получилось? Вам понравилось? Я — Рахмон, — назвал своё имя парень. — Мы из Андижана. Братья, а это наша старшая сестра, указал он на кухарку.

И не чурки они, нормальные ребята, даже женщина с ними не баба-Яга, а… «нормальный женщин». Мы поблагодарили:

— Спасибо, Рахмон-джан! Отлично, ребята!

— Настоящий «Ленком» получился.

— Ага, Театр Теней. — И рассмеялись, увидев мокрое от пота лицо, лысину, и во все стороны торчащие дяди Гришины усы. Он, наконец, сбросил сварочную маску, и с трудом выдернул держак, оставив пикой торчать прикипевший электрод.

— Тише смейтесь, — одёрнул Рахмон, — Услышат — вернутся. Нам плохо будет.

— Чшь…

— Переодеваемся, и уходим, — скомандовал КолаНикола. И мы принялись снимать маскарадную одежду. Сняв, отряхнулись, смыли с лица и рук «рабочую» пыль, помахали на прощание нашим спасителям, торопливо двинулись в другую от преследователей сторону. КолаНикола вёл нас только ему известной дорогой, прямо по лесу, обходя там и сям разбросанные строительные площадки. Некоторые провожали нас громким лаем собак… Но мы шли. Впереди дядя Коля, за ним Марго, за ней — я. За мной дядя Гриша. В темпе. Часа три так, четыре… Сделали привал. Обменялись мнениями.

«Нас ищут но не всех, а только двоих», это раз. «За нас взялись всерьёз», это два. «Кому-то мы перешли дорогу», это три. «Нам нужно обязательно проверить версию дядя Гриши о том, что Борис Волков ещё жив и где-то здесь». «У нас есть неоспоримый вещдок — ручка-шприц». «Нам нужно где-то всё это переждать», «Мы голодные и устали». Ещё технику нужно до ночи забрать (джип и ямаху), пока их или не угнали, или на запчасти не разобрали. Вроде всё. Нужно спешить.

Побрели дальше. Сопели, терпели, оглядывались по сторонам, но шли. КолаНикола впереди. В очередной раз стороной обошли строящийся огромный коттедж, наткнулись на ухоженные огороды с мелкими домиками. Как я понял, нужные нам. Дачные. Они справа потянулись. Слева плотный лес, за ним, и кое-где в нём, где котлованами, мы видели, где уже цветными крышами красовались разноэтажные огромные коттеджи с высокими глухими заборами. Эти — мелкие участки «экономкласса», разительно отличались от тех коттеджных. Словно старая полуторка против современного красавца тягача «Вольво». Дачные домики простенькие, почти «курятники», остальное отдано земле. А она — я заметил — ухожена, разбита на грядки, грядки на виды овощей, всё в цветах, всё просматривается, потому что, в большинстве, за сетчатыми заборчиками: «Смотри, товарищ, любуйся, нам нечего скрывать». Честно говоря, я в огородном раю мало что понимаю — ну, морковка, ну, горох, ну, картошка, капуста и всё, пожалуй… Ничего другого я распознать не могу, да и пришли мы быстро. Шли, замечу, скрытно, по-партизански.

Нужная нам дача была почти крайней. Вошли — я такое в кино видел! — бесшумно и оглядываясь, оторвали от работы хозяина. Пенсионер Краснов Борис Всеволодович, как позже выяснилось, бывший журналист, тоже газетчик, бывший учитель нашего главреда КолыНиколы, бобылём на даче живёт, встретил нас как самых дорогих ему. По людям соскучился, по городским. Работу на участке тут же бросил, засуетился, усадил нас за стол… Улыбается! Картошка с мясом, свежий овощной салат, банка варенья, мёд, своё вино… Всё это мы одолели легко и запросто, кроме вина. От вина мы отказались. Я — вообще не пью, дядя Гриша принципиально, один только Борис Всеволодович «за встречу» выпил, Марго с КолаНиколой тоже отказались, потому что за рулём, сказали, были. КолаНикола с Марго не засиделись, тут же ушли. А мы остались. На пару— тройку дней. Дачник Краснов не возражал, более того, сильно рад был гостям. Сел с новым знакомым, Григорием Михайловичем, чай на веранде пить, «за жизнь разговаривать», а мне «доверил» лопату, по моей просьбе, кстати. Два старых куста предложил выкопать и небольшую яму для чего-то там соорудить. Я увлёкся. Я ж погранец, мне окопчики копать, всё равно что большому экскаватору траншеи…