Марина Крамер - Умереть, чтобы жить Страница 22

— Согласен — не мое, — как-то странно успокоившись, кивнул Саныч и вдруг заорал так, что даже Ника подпрыгнула на стуле: — Тогда не спи с каждым встречным, малолетняя идиотка! Они же потом тебя обсуждают между собой, подробностями делятся! Вон отсюда, и к обеду сдай мне заметку по теме на триста слов! Попробуй только на двести девяносто девять — убью, на фиг!

Лену словно взрывной волной снесло — через секунду ее уже не было в кабинете, и Ника даже оглянулась, проверяя. Тихонов снова закашлялся, вынул из стола платок и вытер лысину, потом дотянулся до кружки и сделал пару больших глотков.

— У-у, Саныч… тебе бы полежать, — сочувственно сказала Ника, пересаживаясь на стул, на котором до нее сидела Лена, — видок у тебя нездоровый…

— Некогда мне лежать. Промок, видно, ночью… Ирма сегодня животом маялась, я ее раз восемь на улицу таскал. — Ирмой звали старшую таксу Тихонова.

— А в ветеринарку чего же?

— А зачем? Вина красного ей дал, к утру упокоилось все. А мне уж и спать некогда было, в машину — и сюда. А тут, вишь… Ленка увольняться пришла.

— С чего вдруг?

— Да с чего… знаешь же — она тут с каждым вторым уже роман закрутила. А этим жеребцам чего… обсуждают ее в подробностях, а сегодня она сама услышала, как бывший с нынешним ей кости перемывают… Вот — принесла заявление, ухожу, мол. Ну, я, чтоб Федя не узнал, сам ей тут разнос и устроил, по-отечески, так сказать. Нет, я мог, конечно, подписать — пусть катится, но куда? Слышала же? «Собачек разводить»! — передразнил Тихонов. — А сама даже картошку пожарить не может.

— Ты-то откуда знаешь? — улыбнулась Ника.

— Так хахали ее рассказывали, — захохотал он, отодвигаясь от стола. — Ладно, идем к Феде, подпишешь все — и айда работать. У тебя продвигается?

— Относительно… — Ника встала и пошла следом. — Там какая-то мутная история, если честно. Мне бы поговорить с кем-то…

— Так, все, стоп, — перебил Саныч, останавливаясь у кабинета Филонова. — Сейчас дела сделаем и пойдем, попьем кофе где-нибудь.

Через сорок минут они сидели в «Райкин-Плаза» и потягивали ароматный кофе. Ника рассказывала, Тихонов внимательно слушал и смотрел поверх ее головы.

— Ты просто подумай — как мать могла не приехать на похороны — заметь — единственной дочери? Почему подруга, с которой они много лет были почти неразлучны, вдруг говорит, что ошиблась гробом и сперва не к тому подошла? Не узнала, понимаешь?

— Ну, такое бывает, — заметил Саныч, — покойники меняются в лице, да и потом — грим…

— Слушай, не настолько же, чтобы человека совершенно не узнать?

— Ник, ну, перенервничала Бальзанова, мало ли… Похороны человека, которого знал близко, всегда выбивают из колеи, а она все-таки женщина, нервы, то-се…

— Ну, не знаю, пусть так. Но почему Луцкий даже не прикоснулся к ней? Воздух чмокнул в полуметре над лицом, я видела! — не отступала Ника, начиная уже сомневаться в собственной правоте.

— И это тоже объяснимо. Не каждый человек способен прикоснуться к мертвому телу — даже если это тело при жизни было его женой.

— Елки, Саныч! Ну, не верю я, что так бывает. Да, они не жили вместе год, но расстались-то, как говорят, мирно и по-дружески — он ей все оплачивал, заезжал, интересовался! Значит, злости между ними не было, так?

Тихонов пожал плечами и подозвал официантку, чтобы заказать еще кофе.

— Даже если не было злости между ними, как ты говоришь, у Луцкого все равно могла остаться обида на нее — ты ведь в курсе про роман Натальи с молоденьким недопевцом?

Ника поморщилась:

— Фу, Саныч! Я думала, что ты проницательнее, чем другие. Бальзанова говорит, что не было у них романа — так, пиар для мальчика, и все. Но Наталья якобы мужу не изменяла.

Тихонов покачал головой и проговорил с легкой иронией в голосе:

— И ты, конечно, поверила Бальзановой, да? А с чего ты взяла вообще, что Наталья делилась с Людмилой всеми подробностями, да еще делала это честно и до мельчайших деталей, а?

— Я основываюсь на своем опыте многолетней дружбы, дорогой ты мой начальник. Именно так поступаем мы с моей единственной подругой — делимся всем до мельчайших, как ты выразился, деталей. Я про Ирку все знаю — ровно как и она про меня.

— И ты решила, что все бабы одинаковы? Так я тебе вот что скажу, Никуся, у твоей Ирки ровно такое же количество бабла, как и у тебя — ну, или примерно равное, да? Муж у нее кто? Адвокат вроде, ты говорила?

— И что? Ты считаешь, что деньги — это единственное мерило в дружеских отношениях? Мне тебя жалко, Саныч.

Тихонов поморщился почти брезгливо:

— Ника, да не строй ты дуру из себя! Я же не об этом. Дело не в том, сколько денег, а в том, как именно они заработаны, получены, достались — понимаешь? И в том, в какие круги эти деньги дают доступ. Вы с твоей Ириной никогда не попадете в те места, где бывают Бальзанова и Луцкая, — вы там просто не котируетесь. А в тех кругах не принято открывать кому-то душу так, как делают это те, у кого денежки поскромнее.

Ника насмешливо улыбнулась, но промолчала. С теми деньгами, что были у нее, в круги, близкие к Бальзановой и Луцкой, она могла войти запросто и еще дверь пинком открыть, но говорить об этом Тихонову она не собиралась — к чему? Эту часть своей жизни Стахова предпочитала скрывать ото всех, даже от близких друзей, потому что считала, что большие деньги влекут большие проблемы, а этого ей совершенно не хотелось.

— Ладно, пусть ты прав, — смиренно согласилась она, — но тогда скажи мне — почему мальчик этот на похороны не приехал? Если у них был такой страстный роман, какой описывали во всех «желтых» изданиях? Ведь, если верить тем же газетам-журналам, любовь была нешуточная, а Луцкая еще и в раскрутке парню помогала — мог бы хоть из благодарности приехать, почтить память спонсорши, так сказать.

— Ну, этого я не знаю. Да и как ты себе это представляешь?

— Я никак. Потому что не было никакого романа. Да — Наталья могла сделать попытку раскрутить начинающего певца, но и все на этом. Насколько я поняла, она была не из тех женщин, кто падок на внимание со стороны пацанов, годящихся в дети. А вот, кстати… Ты случайно не знаешь, почему у Луцких не было детей? — вдруг вспомнила Ника.

Тихонов сморщился, как будто вместо кофе хватил уксуса, отставил чашку и поинтересовался:

— А это тут при чем?

— Да к слову пришлось. У Бальзановых, я поняла, их тоже нет, а как так, если глава семьи мнит себя истинно верующим? Бог не дал — или какие-то еще причины?

— Ну, знаешь! Ты еще чего спроси… Что я — лично у инвестора интересовался, почему он потомством не обзаводится?

— Я же не об этом… Но ведь не могут не ходить слухи по такому поводу? Кто-то что-то сказал, рассказал… нет?

— Нет.

И Ника поняла, что с Тихоновым говорить на эту тему дальше бесполезно и, значит, придется искать кого-то другого. Знать бы еще кого… Почему-то вдруг эта тема показалась ей интересной и важной, вот только Ника пока не могла понять, почему именно. Может, взять и напрямую у Людмилы спросить?

— Ты чего задумалась? — прервал ее размышления Тихонов.

— Да так… ничего. Ты скажи — что вообще думаешь обо всем этом?

— Честно сказать… даже не знаю. Но ощущение такое, что зря я тебя втравил в это.

— А ты здесь при чем? Это меня Бальзанов лично просил.

— А теперь подумай, зачем ему это надо, — вдруг понизив голос, проговорил Тихонов. — Вот зачем ему-то в этом деле копаться?

— Как зачем? — удивилась Ника. — А если Луцкого посадят ни за что? Они компаньоны все-таки.

— Ну, хорошо. А зачем ему статьи эти, а? Нанял бы частного сыщика — всего и дел.

Ника задумалась. Эта мысль ей как-то в голову не пришла. Действительно, а зачем Бальзанову поднимать шумиху в собственном к тому же издании? Разве подобная статья не нанесет урона имиджу всего «Нортона», например? Странно как-то!

— Ты думаешь, что мне стоит отказаться? — с сомнением спросила Ника.

— Какая разница, что об этом думаю я… Главное, что ты так не думаешь, я же вижу. Об одном прошу — постарайся как-то поаккуратнее, а? В смысле — если поймешь, что влезаешь куда-то в запретное, так остановись, не упирайся, хорошо? Я не зря в свое время тебе говорил, что в «Нортоне» что-то нечисто, я до сих пор так думаю. Более того, с каждым днем мне кажется, что я не ошибся. Поэтому будь осторожнее, Ника.

Стахова с удивлением смотрела на Саныча — что-то в его словах показалось ей странным, скорее всего, интонация, которой они произносились. Тихонов беспокоился за нее — беспокоился, что, связавшись с расследованием обстоятельств смерти Луцкой, Ника навлечет на себя что-то нехорошее.

— Саныч, я не поняла что-то…

— Потом поймешь, — хмуро отрезал он и полез в карман за бумажником. — Все, перерыв окончен, мне пора.

Он расплатился и, не став дожидаться Нику, прихрамывая, вышел из кафе. Стахова, совершенно перестав понимать, что происходит, тоже поднялась и, бросив в сумку телефон, пошла к выходу.