Александр Форш - Янтарный ангел Страница 22

– Пациентка Старостина, вас доктор ищет, а вы по коридору разгуливаете, – сообщила старшая медсестра Полина. – Ну чего смотрите? Марш на осмотр!

Анфисино сердце радостно забилось. К кабинету она не шла, а почти летела.

Она уже занесла руку, чтобы постучать, но дверь распахнулась, выпуская щуплого небритого дядечку. Дядечка задержал взгляд на Анфисе чуть дольше, чем следовало бы незнакомому человеку, и, наконец, отступив в сторону, сделал пригласительный жест.

Доктор осмотрел Анфису, ободряюще улыбнулся, и ее вдруг пронзила жгучая ревность от того, что он улыбается так каждой своей пациентке. Она искала повод задержаться. Анфисе хотелось кричать, что у нее болит сердце, что он один может ей помочь. А он был совсем рядом и в то же время так далеко. Она так много хотела сказать, но не могла. Не получалось у нее говорить.

– Пригласите следующего, пожалуйста, – его голос звучал равнодушно, убивая в ней всякую надежду на взаимность.

Из кабинета она выходила, чувствуя себя так, точно побывала на собственной казни. Даже не сразу сообразила, что кто-то ухватил ее под локоток и увлек в сторону.

Теперь Анфиса его узнала. Тот самый водитель, что подвозил ее.

– Не бойтесь, я поговорить хочу. Вы меня, наверное, не запомнили? – заговорил он, заикаясь и спотыкаясь на каждом слове. – Да и не мудрено, нас, таксистов, как обслуживающий персонал, никто не замечает.

– Я вас помню.

– Так проще. Пойдемте-ка в парке прогуляемся, – предложил дядечка, сверкнув глазами. И, увидев ее замешательство, пояснил: – У меня ключ есть от черного хода, одна медсестричка ласковая дала.

Они шагали по заросшей тропинке парка, кутаясь в телогрейки, пропахшие куревом и чужим потом. Дядечка достал из кармана папиросу, но, глянув на Анфису, передумал и жадно втянул носом свежий воздух.

В воздухе пахло горьким дымом и прелой листвой, как бывает осенью, а никак не в конце июня. Этот запах напомнил ей о разбитых иллюзиях, о безответной любви, о том, что личного счастья у нее не было и не будет.

– Ты не подумай, что я свихнулся, – начал водитель. – Только мне нужно знать, видела ли ты то же, что и я.

Анфиса кивнула, давая понять, что готова слушать.

– Дорога в тот день совсем пустая была, да и ехал я не сказать чтобы быстро. Откуда пацаненок взялся, ума не приложу. Встал прямо перед машиной и стоит как вкопанный. Я на клаксон давлю, а он и не вздрогнул.

– Какой пацаненок?

– Значит, не видела. – Дядечка покачал головой и, чиркнув спичкой, все же прикурил вонючую папиросу, прикрыв пламя от ветра широкой ладонью. – И ведь никто не видел. Милиционер так и сказал, мол, со слов очевидцев, водитель сам вывернул руль и въехал в столб.

– Как такое возможно? – Анфиса почувствовала нарастающую тревогу.

– Кто бы мне сказал. – Дядечка в пару затяжек докурил папиросу и, бросив бычок на землю, зло раздавил его ногой. – Ладно, пойдем уже. Я-то думал, а ты… Эх…

Анфиса смотрела на его сутулую спину, быстро удаляющуюся в сторону калитки.

Дядечка обернулся и махнул ей рукой.

Анфиса четко увидела то, что никак не могла вспомнить. В тот день в машине рядом с ней сидел маленький мальчик, он что-то ей говорил и гладил по руке. Потом потянулся к фигурке ангела и исчез. А дальше… дальше была уже больничная палата.

Наши дни

Евгений

– Антох, можешь по-тихому все провернуть? – На стол легла фотография.

– Симпатичная. Твоя?

– Я на педофила похож? Просто нужно найти. Если ты до сих пор злишься, что я из органов ушел, пойму и просьбами больше не побеспокою.

– Да ладно тебе, Жэк, ты, конечно, кадр ценный, но незаменимых людей у нас нет. – Фото упало в открытый ящик стола. – Таксу мою помнишь?

– Найдешь девчонку, удвою твой гонорар.

– Да я ж сопьюсь. – Тесный кабинет содрогнулся от громового хохота.

Евгений вышел из отделения полиции, которое когда-то считал своим вторым домом. Сюда он попал сразу после окончания института, надеясь проработать здесь всю жизнь. Но его рвения и юношеского максимализма хватило лишь на два с половиной года.

Работа в полиции представлялась Евгению неким романтическим приключением, окутанным ореолом таинственности. На деле же он получил ежедневные летучки, все больше похожие на выволочки, всеобщее наплевательство и повальное пьянство коллег. Интересных случаев почти не было, приходилось копаться в «мусоре»: бытовые разборки, пьяные дебоши, хулиганские выходки малолеток. Сначала он заскучал, потом начал замечать, что все чаще прикладывается к бутылке, а в работе создает видимость бурной деятельности. Евгений деградировал, стремительно и неуклонно. Решение открыть детективное агентство пришло не сразу. Полгода после увольнения из органов он проработал начальником службы безопасности одного крупного банка, потом личным телохранителем у средней руки бизнесмена и только осознав, что следующая остановка – охранник в супермаркете, решил, что пора все менять.

Сколотив небольшую команду из бывших соратников, Краснов с присущим ему рвением взялся за дело. Поначалу они с ребятами хватались за все, чтобы только «раскрутиться»: следили за неверными супругами, собирали компромат, даже домашних животных отлавливали и возвращали хозяевам. И только многим позже пришло понимание, что он сменил шило на мыло.

– Хватит лазать по деревьям за котами. И больше никаких слежек за командированными, – объявил Евгений на одном из собраний. – С этого дня берем в работу только интересные дела.

– А что ты понимаешь под интересными делами? – поднял руку Сеня Венедиктов, самый молодой из их команды.

– Пока не знаю, – честно признался Краснов. – Я не хочу больше копаться в чужом грязном белье.

Команда вяло покивала, но согласилась.

Через две недели их покинул Сеня. Решил вернуться в полицию, «где хотя бы зарплату платят вовремя». Еще через неделю ушел Витек Пронин, а за ним и все остальные.

Он бы и сам нашел девчонку, но внутреннее чутье, которое никогда Краснова не подводило, подсказывало, что это лишь самый край ниточки, за которую нужно тянуть, чтобы распутать всю историю. Жаль, что пришлось обращаться за помощью к бывшему начальнику. Тот спит и видит, чтобы вернуть его в отдел, что бы он там сам ни говорил. И просьба эта – еще один плюсик в пользу Антохи.

– Черт, сигареты забыл. – Евгений похлопал себя по карманам брюк, запоздало вспоминая, что пачка осталась в бардачке машины. Курить особо не хотелось, скорее само место заставляло его следовать неким сложившимся привычкам. Он опустил глаза на заплеванный асфальт с прилипшими плоскими бычками и кусочками жевательной резинки.

Настроение испортилось окончательно.

Марина

При электрическом свете лицо старухи напоминало идеально слепленную восковую маску. Она хотела обмануть само время, вернуть былую красоту и молодость. Возможно, в какой-то момент это ей удавалось, но теперь время мстило, стремительно возвращая свое по праву. Марина вдруг представила жуткую картинку: старуха на ее глазах рассыпается в прах, как тысячелетняя мумия.

Картинка была столь реалистичной, что у девушки по коже пробежали мурашки. В квартире и вправду было прохладно. Мрачное, стылое помещение, лишенное души и уюта. Марина уже бывала здесь, но всякий раз что-то неуловимо менялось. Возможно, виной тому постоянно царившие здесь сумерки, стирающие очертания предметов. Громоздкая антикварная мебель, хрустальные люстры, певучий паркет, уныло отзывающийся на каждый шаг, – все это создавало гнетущую атмосферу. Квартира напоминала ей склеп, в самом центре которого покоилась древняя старуха.

– От Ани есть какие-то вести? – Елизавета Петровна разливала кофе из турки в крохотные фарфоровые чашечки и внимательно следила за Марининой реакцией.

– Никаких. Если бы она объявилась, я бы тебе рассказала.

– Ну да. – Старуха кивнула, но, похоже, не поверила.

Марина попыталась представить Елизавету Петровну в образе любимой бабушки: вот она сидит в кресле-качалке за вязанием и время от времени поправляет сползающие на нос очки в роговой оправе. Вместо современной прически у нее старомодный пучок, волосы седые. Хочется положить голову ей на колени и чувствовать, как ее теплая рука гладит тебя по волосам, и все твои страхи, переживания сразу становятся неважными и надуманными. Марина пыталась, но так и не смогла увидеть в элегантной, строгой женщине свою бабушку.

– Я очень за нее переживаю. – Марина сглотнула подступивший к горлу ком. – Никогда раньше она не исчезала так надолго. А я вместо того, чтобы искать ее, сижу и распиваю с тобой кофе.