Энн Грэнджер - Свеча для трупа Страница 22

Мередит подумала, что ей все же не хотелось бы на склоне лет войти в ворота подобного дома. Все мы думаем, что закончим как-то по-другому, не в учреждении для престарелых — не важно, насколько шикарном и дорогом. Можно говорить что угодно, но если уж человек попал в дом престарелых, то он наверняка покинет его только вперед ногами.

Холл соответствовал экстерьеру дома. Все на высшем уровне, все блестит. В стратегических точках расположены вазы с цветами. На каждом предмете преувеличенный лоск аристократичности. Здесь прилагались все усилия к тому, чтобы создать впечатление, что это не дом престарелых, а что-то вроде отеля для пожилых. Наверное, постояльцы и их семьи ценят этот учиненный из лучших побуждений обман.

Впечатление слегка портил слабый запах вареных овощей. Из комнаты отдыха доносился звук телевизора, включенного на полную громкость. Две маленькие детали — и завеса притворства сорвана. Как бы изощренна ни была маскировка, это все равно была богадельня.

Дневной сестрой-распорядительницей оказалась приземистая полная женщина с красным грубым лицом. В соответствии со здешней политикой она была одета не в форменную одежду, а в цветастое платье. Ее жесткие седые волосы были зачесаны назад и торчали на затылке, как проволочная щетка. Мередит подумала, что она выглядит так, будто вокруг бушует девятибалльный шторм. Это ощущение еще больше усилилось, когда женщина заговорила.

— Здравствуйте! — громовым голосом поздоровалась она с Мередит.

Мередит объяснила, кто она и зачем приехала.

— Мы в курсе насчет вас! — радостно проревела сестра-распорядительница. — Падре нам звонил. Дэйзи будет в восторге. Она так любит видеть новые лица! Она сейчас на веранде.

Они прошли мимо комнаты отдыха. По телевизору шла совершенно неуместная детская программа. Перед огромным экраном сидели три старушки. Две из них беседовали, не обращая на телевизор никакого внимания. Третья спала. Возле ее кресла почему-то стоял чемодан. Мередит удивилась, как они могут разговаривать и спать в таком шуме.

— Им так нравится, — сказала сестра-распорядительница хриплым шепотом. — Так им кажется, что вокруг что-то происходит. Скука хуже всего. Мы приглашаем людей для бесед, для показа фильмов. Падре сказал, что вы хорошо разбираетесь в таких вещах. Может быть, вы приедете как-нибудь и о чем-нибудь расскажете?

— Я подумаю, — ответила Мередит, стараясь скрыть тревогу.

— Что-нибудь короткое и несложное. Они все равно уснут на середине.

Веранда располагалась в солнечной части дома. Она была застеклена. Несколько стариков и старух дремали в креслах. Один старик не спал и громко и раздраженно требовал вернуть его зубы. Беспокойство Мередит усилилось.

— Мы их сейчас найдем и принесем! — не сбавляя шаг, заверила его сестра-распорядительница.

К великому облегчению Мередит, Дэйзи Меррил оказалась худой, бодрой, похожей на птичку старушкой, которая с прямой спиной сидела в плетеном кресле. На ее колени было наброшено разноцветное вязаное одеяло, на кончике носа сидели очки. Она читала газету. Были налицо все признаки того, что она еще полностью в своем уме.

— О, ко мне посетительница! — сказала она, откладывая газету в сторону. — Как хорошо, что вы пришли, моя милая. Я разговаривала с Джеймсом Холландом по телефону, он о вас рассказывал.

Начало было многообещающим. Однако Мередит стало интересно, что же такого Джеймс рассказал про нее.

— Он сожалеет, что не смог прийти сам. Как ваше здоровье, мисс Меррил?

— Зовите меня Дэйзи. Меня все так зовут. Здоровье вполне ничего, спасибо. Передайте Джеймсу, что я отлично понимаю, насколько он должен быть сейчас занят. Это ведь из-за убийства, не так ли? Я только что прочитала статью про него.

Дэйзи пошуршала газетными листами и нашла статью.

— Вот, в центральной газете. Они опубликовали фотографию девушки.

Может быть, мисс Меррил принадлежала к тем людям, кого в жизни интересуют почти исключительно сплетни и газетные сенсации? Это можно объяснить: если день за днем жить в «Кедрах», страшные рассказы об убийствах и удивительные истории о внебрачных связях в высшем обществе почти наверняка приобретают непреодолимую привлекательность.

— Да, это убийство вызвало сильный отклик в обществе, — осторожно начала Мередит.

— Неплохая фотография, — сказала мисс Меррил с видом знатока.

Мередит взглянула на снимок и подумала, что он довольно нечеткий. В центральной газете могли бы сделать и получше.

— Да, очень хорошая, правда, — продолжала гнуть свое мисс Меррил. И вдруг неожиданно добавила: — Я имею в виду прекрасное сходство.

Мередит почувствовала мгновенный спазм под ложечкой.

— Сходство? Откуда вы знаете?

Дэйзи Меррил сложила газету так, что фотография Кимберли осталась наверху. Она не спешила отвечать на вопрос Мередит, просто сказала нерешительно:

— Я очень рада, что вы сегодня приехали ко мне, потому что мне необходимо с кем-то посоветоваться. Я могла спросить сестру-распорядительницу, но она всегда занята. Кроме того, мне нужно независимое мнение. Судя по вашему виду, вы очень благоразумная леди. Я уверена, вы сможете помочь.

— Пожалуйста, спрашивайте, но должна вас предупредить: я не уверена, что от меня будет толк. — Мередит устроилась в кресле. Она старалась не выдать своего волнения, чтобы, не дай бог, не спугнуть Дэйзи. — В чем дело?

Дэйзи подвинула к ней газету:

— Дело в этой девушке. — Морщинистый палец коснулся фотографии. — Я все думаю, может быть, надо попросить сестру-распорядительницу позвонить в полицию. Но я боюсь, что они просто потеряют со мной время. Хотя в газете написано, что они хотят поговорить с любым человеком, кто знал Кимберли.

— Вы знали ее? — Мередит резко выпрямилась. — Вы уверены? Ох, извините, конечно вы уверены. Но откуда?

— Прежде всего, с моей помощью она пришла в этот мир! — Дэйзи заметила удивление, выразившееся на лице гостьи, и пояснила: — Я была акушеркой. Джеймс вам не говорил? Вижу, что нет. Я всю жизнь проработала в Бамфорде и его окрестностях. Целое поколение увидело этот свет при моем посредстве — не только Кимберли.

— И вы знали ее, пока она росла?

Вопрос казался излишним. Это было очевидно, раз Дэйзи узнала ее на фотографии, где Кимберли было лет шестнадцать.

Сухие руки Дэйзи покоились на газетном листе, выцветшие глаза глядели сквозь Мередит, сквозь окна веранды и видели людей и события далекого прошлого.

— Я приняла столько родов, что, естественно, не помню всех матерей. Но Сьюзан Оутс, мать Кимберли, была далеко не рядовым случаем. Во-первых, она была очень молодой. Ей было шестнадцать лет, и их семейный врач настаивал, чтобы она родила в больнице. Он был прав — в таких случаях чаще всего отказываются от домашних родов. Но Сьюзан всегда решала все сама. Она вбила себе в голову, что будет рожать дома, и, будучи девушкой своенравной, не хотела слушать ничьих советов. Она просто заявила, что в больницу не поедет. И не поехала — осталась дома.

— Роды прошли хорошо? — спросила Мередит.

— О да. Если бы оказалось, что возникнут проблемы, мы бы все равно, невзирая на возражения, отправили ее в больницу. Но все прошло как нельзя лучше. Молодые девушки часто рожают очень легко. Она разрешилась девочкой, очень красивой. — Дэйзи вздохнула. — Естественно, Сьюзан заявила, что оставит ее.

Газета, шелестя, упала на пол. Мередит подняла ее и аккуратно сложила. Дэйзи вернулась из своих воспоминаний, внимательно посмотрела на Мередит:

— Пожалуйста, поймите меня правильно. Многие матери-одиночки становятся любящими родителями и очень хорошо заботятся о своих детях. Но я отлично видела, что Сьюзан — совсем другой коленкор. Она была, что называется, без царя в голове. Понятия не имела, что такое ответственность, и, как я уже говорила, никого не слушала. В одно ухо влетело, из другого вылетело. Я сразу поняла, что все тяготы, связанные с воспитанием малышки, неизбежно лягут на плечи Джоанны Оутс, матери Сьюзан. Она была вдовой, уже не молодой и не очень-то крепкой. По отношению к ней это было несправедливо.

Тон Дэйзи стал жестче.

— Я тогда крепко поспорила с социальным работником. Она отстаивала позицию Сьюзан. Она заявила мне — скажите, пожалуйста! — что я ничего в этом не смыслю и не имею никакого права пытаться разлучить ребенка с матерью! Я сказала ей: «Эта девушка сама еще ребенок! У нее нет ни младших братьев, ни сестер, она не знает, как трудно растить ребенка. Она привыкла тратить все деньги на себя, на музыкальные диски и одежду, модную среди молодежи. Она не привыкла отказывать себе в чем-либо, ей неизвестно понятие самодисциплины. Пройдет несколько месяцев, а то и недель, и она снова начнет встречаться с молодыми людьми. Она будет крутить с ними напропалую и не вспомнит, что ей нужно заботиться о ребенке. А когда она почувствует, что малышка ей мешает, то бросит ее». И я оказалась права. Нет нужды говорить, что к моим словам никто не прислушался. Сьюзан оставила Кимберли себе и, как я и предвидела, через некоторое время бросила ее.