Валерия Вербинина - Аквамариновое танго Страница 22

– Это конец книги, – пришла ей на помощь Амалия. – Она открывается не так, как наши, а с другой стороны.

Морщась, Ева раскрыла непонятную книгу как надо и почти сразу же увидела вклеенные в нее цветные иллюстрации, нарисованные с редким изяществом.

– Что это? – машинально спросила Ева, хлюпая носом. – Какие-то цветы…

– Кажется, это книга об икебане, – сказала Амалия. – Это японское искусство составлять цветочные композиции, если я правильно поняла.

– По-моему, любой умеет делать букеты…

– Не букеты, а композиции. Смысл в том, чтобы все детали сочетались между собой, и…

Однако Ева уже и сама догадалась, что икебана – это не просто букет, то есть обыкновенный набор обыкновенных цветов, а нечто большее. Заинтригованная, она стала рассматривать рисунки. Здесь были вазы и горшочки самых причудливых форм и раскрасок, керамические, деревянные, стеклянные, плетеные, а растения – цветы вишни, веточки абрикосового или персикового дерева, камелии, ирисы, кленовые листья, сосновые и кедровые ветви, папоротник, репейник, бутон кувшинки с листочками – каждый раз представали в новом качестве, образуя композицию, похожую на произведение искусства. Особенно Еве понравилось сочетание тонких веточек с ягодами, похожими на калину, и ирисов в приземистой бледно-голубой вазе. Она сморщила лоб, читая пометку латинскими буквами, сделанную предыдущим владельцем книги.

– Суибан… Что такое суибан?

– Наверное, разновидность вазы, – предположила Амалия, заглянув на страницу.

– А это что за цветок? – Ева показала ей другой рисунок, где веточки туи соседствовали с ярко-алыми цветами необычной формы.

– Петуший гребешок, – прочитала перевод Амалия. – Я даже не знала, что есть такое растение.

Лилии, каллы, тюльпаны и подсолнухи Ева, конечно, узнала без всякого перевода, но желтые, похожие на розы, цветы с розовой сердцевинкой и зелеными краями поставили ее в тупик, и она даже отказалась верить, когда Амалия сказала, что это капуста.

– Разве капуста цветет?

– Я, к сожалению, не знаю японского, – призналась Амалия, – но вот тут сбоку профессор карандашиком приписал, что это именно она.

Черно-белые схемы в тексте показывали, как закреплять стебли и другие элементы композиции внутри вазы. Ева мельком взглянула на них и снова стала рассматривать цветные картинки.

– Это я узнала, это гранат с высохшими плодами… мрачновато, по-моему! А здесь что за цветок? Где-то я его видела…

– Это душистый горошек.

– А тут что за веточки с красными цветами? Немного похоже на вишню…

– Японская айва, по крайней мере, такой перевод.

– Айва, ну надо же!

Покинув Еву, которая казалась совершенно поглощенной книгой, Амалия отыскала молодую монашку и настоятельно попросила ее не оставлять больную без внимания.

– Конечно, я присматриваю за ней, – успокоила ее сестра Франсуаза, краснея. – Но она почти никогда не жалуется… только уж когда ей совсем плохо.

Амалия вспомнила глаза Евы, взрыв отчаяния, которому она только что была свидетельницей, и нахмурилась. Ее не оставляло ощущение, что Ева находится на пределе своих сил, и Амалия сомневалась, что книга об икебане сумеет надолго ее отвлечь.

– Я все же очень прошу вас не оставлять ее одну, – сказала Амалия. – Если понадобится какая-то помощь, вызвать дорогого врача, к примеру, обязательно позвоните мне.

Выйдя из дома, она машинально поглядела на окна Евы, но не увидела ничего, кроме светлых занавесок и солнечных бликов на стеклах. А та, с которой Амалия недавно рассталась, допила лекарство и, поглядев на пузырек темного стекла, решила, что если его расписать, получится неплохая ваза для ее собственной икебаны. Еще Ева вспомнила, что в саду как раз зацвели камелии, и воспрянула духом настолько, что у нее даже перестала болеть голова.

Глава 13

Человек, который знал слишком мало

Стоя под деревом в саду, Ксения быстро оглянулась, не видит ли кто, достала пачку сигарет и закурила.

В сущности, маленький перекур, который она себе позволила, был лишь предлогом для того, чтобы хорошенько все обдумать. Если мама решила вплотную заняться расследованием, нужно ей помочь, но Ксения пока не очень хорошо представляла, как можно это осуществить.

Она не знала ни одного из фигурантов дела и подозревала, что у нее с ними вообще нет никаких общих знакомых. А впрочем, если бы они и были, с какой стати интересующие Амалию люди стали бы откровенничать с ее дочерью?

Тут Ксения уловила чьи-то приближающиеся шаги и, швырнув сигарету на землю, яростно растоптала ее. Хотя Амалия и была человеком достаточно широких взглядов, ей вряд ли пришлось бы по душе, что ее дочь курит.

Однако это оказалась вовсе не Амалия, а молодой человек, хорошо одетый, аккуратно причесанный, с идеальным боковым пробором. Заметив Ксению, он, как показалось девушке, остановился, немного озадаченный.

Граф Эрве де Поршер и в самом деле был озадачен той стремительностью, с какой эта молодая особа при его приближении расправилась с ни в чем не повинной сигаретой. Тут он увидел устремленные на него пытливые темные глаза с золотистыми искорками – и смешался окончательно.

– Вам кого? – насупилась Ксения.

На всякий случай Эрве успел заготовить объяснение, каким образом он оказался в Ницце, вдали от прекрасных туренских земель. Дело в том, что кюре Моклер не стал держать язык за зубами и вскоре после отъезда Габриэля рассказал хозяевам Поршера все, что успел узнать о его миссии. Не то чтобы граф встревожился или стал нервничать – он понимал, что никоим образом не мог повлиять на то, что случилось в его отсутствие в замке, однако Эрве все же был не прочь получить некоторые объяснения. Бланш вроде бы тоже была не против небольшого путешествия, и брат с сестрой сели в старенький автомобиль «Дион-Бутон», который и отвез их на ближайшую железнодорожную станцию.

Итак, Эрве мог бы предложить вполне убедительную версию своего появления, но беда в том, что версия, очевидно, испугавшись искорок в глазах Ксении, позорно капитулировала и начисто стерлась из его памяти. Тут, впрочем, сама девушка поспешила прийти ему на помощь.

– А! – протянула она, вспомнив, где недавно видела его лицо. – Вы владелец замка, верно?

Уличенный владелец очень учтиво поклонился и объявил, что он, в сущности, не хотел никого беспокоить, но его появление вполне понятно и даже извинительно, потому что некая особа то ли покончила с собой, то ли была убита в его замке, а такие вещи все же случаются далеко не каждый день.

– Не было там никакого самоубийства, – ответила безжалостная Ксения. – Ей проломили голову.

Тут на дорожке показалась Бланш, и Эрве поспешил представить девушек друг другу. И хотя на Ксении было очень простое платье, Бланш сразу же решила, что ее новая знакомая прекрасно одевается и обладает безупречным вкусом. Сестре графа было невдомек, что Ксения по большому счету была к одежде равнодушна – но, как и ее мать, она обладала даром любое, даже самое заурядное платье носить так, словно оно было сшито для принцессы, не меньше.

– Нам ужасно неловко, что мы вас потревожили, – сказала Бланш, – но наш кюре сказал, что баронесса Корф может иметь некоторое отношение к расследованию…

– Вот как? – Ксения прищурилась. – А откуда ваш кюре об этом узнал?

– Он знает сестру Анну, которая живет в Ницце… А она видела, как к вам приходил полицейский и… и журналист, мсье Форе.

И она густо покраснела, услышав смех Ксении. Но, как оказалось, девушка смеялась вовсе не над ней.

– От вашего кюре ничего не скроешь, как я погляжу… Может быть, вы зайдете в дом?

Что касается Эрве, то он пошел бы за Ксенией не только в дом, но и гораздо дальше; а Бланш последовала бы за братом куда угодно, так что через минуту трое молодых людей сидели в гостиной и разговаривали.

– Мама думает, что из расследования ничего не выйдет. В это преступление оказались замешаны люди, которые стоят слишком высоко, и вряд ли они захотят ворошить прошлое.

Положим, Амалия вовсе не думала, что из ее расследования ничего не выйдет, но Ксения не собиралась открывать все карты, не убедившись окончательно, друзья перед ней или враги.

– Для нас, разумеется, эта история крайне неприятна, – промолвил Эрве, – но если вы правы и действительно имело место убийство, я считаю, что его должны расследовать и найти преступника.

Бланш задумчиво кивнула – хотя не далее как несколько часов тому назад слышала, как брат говорил ей совершенно обратное: мол, если все согласились, что имело место самоубийство, на что будет похоже, если его заново начнут расследовать как убийство?

– А где сейчас госпожа баронесса? – спросил Эрве.

Ксения собиралась ответить, что мама отправилась навестить старую знакомую – и, в сущности, ничуть не погрешила бы против истины, – но тут на пороге показалось новое лицо, и принадлежало это лицо не кому иному, как Габриэлю Форе. За спиной фотографа маячил инспектор Лемье, как всегда, сосредоточенный и застегнутый на все пуговицы.