Вильям Козлов - Ради безопасности страны Страница 22

Таким образом, цепочка умозаключений капитана Шорохова замкнулась на Лепкове и Гривакове.

С этими выводами Павел Петрович познакомил подполковника Рожкова, и тот после долгих колебаний — шутка ли, взять на пушку единственного предполагаемого свидетеля зверств Гривакова! — разрешил беседу. Дело еще в том, что капитан Шорохов был убежден, что только Лепков знает, где находится «граф», не исключено, что помогает ему, хотя не замечено было, чтобы он куда-либо из дома отлучался.

А встретиться в кабинете начальника одного из отделов райвоенкомата навел Шорохова на мысль сам Лепков своим ходатайством о персональной пенсии.

Пасечник сидел на стуле, как на горячей сковородке, и клял себя за жадность: на кой ляд нужна была эта персональная пенсия? Денег и так куры не клюют, а сколько ценностей припрятано! Он сидит здесь, а трудолюбивые пчелки носят и носят с цветов в ульи взяток... Как теперь выкарабкаться из страшной западни? В долгие бессонные ночи представлял он себе, как его на заре — почему-то именно ранним утром он ожидал этого — посадят в «воронок» и увезут... А все оказалось проще: Кузьма Данилович сам пришел к ним! Жадность привела его сюда! Он вспомнил, как все у него оборвалось в груди, когда получил писульку в 1968 году, где «граф» напомнил ему о себе, — ведь принадлежащие им обоим ценности он давно считал своими, а Гривакова в мыслях похоронил... А когда встретились, стал плакаться, что были реформы, от золотишка пришлось срочно избавляться, да и столько лет минуло... Какие у него теперь ценности? Правда, «граф» не стал мелочиться, потребовал всего четыре тысячи и попросил на всякий случай раздобыть паспорт, мол, ежели, Клавка донесла, то его заграничный паспорт уже не спасет. Не исключена возможность, что он надолго застрянет в СССР. Потом, подумав, уцепился за мысль, что если даже КГБ заинтересуется фельдфебелем Гриваковым, то все равно не должны выйти на него, потому что прибыл он сюда законным путем, хоть и под чужой фамилией... Но в глубине души понимал, что все это иллюзии: если уж начнут глубоко копать, то скоро станет им известно, что никакой он не Севастьянов... Может, уже были в Зеленом Бору, в «Лотосе»... Тогда законный путь через границу для него навсегда закрыт! Без паспорта, без денег будет он на старости лет скитаться по медвежьим углам, каждый божий день ожидая разоблачения...

Ох как не хотел Гриваков сюда ехать, будто предчувствовал свою погибель! Бриллианты... Где они? Не могли же в тартарары провалиться...

На днях снова поздно вечером заявился на пасеку — там они договорились встречаться в определенное время, после угона молоковоза Гриваков опасался появляться в Клинах — и потребовал, чтобы Кузьма Данилович срочно съездил в город и приобрел ему костюм, акваланг с заправленными баллонами и остальное снаряжение для подводного плавания. Лепкову пришлось на следующий день звонить на работу сыну — он жил в городе — и просить, чтобы купил все эти причиндалы и сразу же привез отцу. Сын, благодарный за покупку «Жигулей», даже спрашивать не стал, зачем отцу на старости лет понадобился акваланг. Он в точности все исполнил. Рано утром привез здоровенный плоский ящик, упакованный в целлофан черный резиновый, с поролоном костюм. Отец объяснил ему, что это для одного хорошего знакомого, который собрался на юг... И отвалил за снаряжение больше двухсот рублей! Все надежно припрятано на пасеке, сегодня после десяти туда должен подъехать «граф» и забрать...

Кузьма Данилович догадывался, что не для охоты на щук обзавелся Гриваков аквалангом и не ради удовольствия торчит уж который день на Мертвом озере, где и паршивого окуня не поймаешь. Есть там у «графа» свой какой-то интерес. Ради него он, видимо, и приехал сюда.

Капитан предупредил, что чистосердечное признание может облегчить судьбу Лепкова, и спокойно спросил, знает ли Кузьма Данилович, где сейчас находится «граф».

Воля покинула Лепкова, он расслабленно смотрел прямо перед собой, синеватые губы шевелились, сердце покалывало, он вдруг подумал: может, оно и к лучшему — вот сейчас прямо здесь отдать концы?.. От этой мысли аж в пот бросило. Нет, умирать Кузьме Даниловичу не хотелось, лучше бы сдох проклятый «граф»! Принесло его сюда на бедную голову Лепкова! И такая ненависть к бывшему начальнику поднялась в душе пасечника, что он чуть было не выпалил: «Знаю, где «граф»! Берите его, расстреливайте!» Но ведь тогда расстреляют и его, Лепкова... И он стал темнить, выкручиваться, но молоденький капитан, видимо, обстоятельно изучил его биографию — доставал из папки справку за справкой и фактами припирал к стенке! Сколько лет прошло, о многом сам Кузьма Данилович позабыл...

— Полтора года, с лета сорок первого по осень сорок второго года, вы жили в Клинах, ночами к вам приходили люди — это подтверждают соседи. Кто к вам приходил? Партизаны или каратели? — спрашивал капитан.

— Партизаны, — схватился, как ему показалось, за спасительную нить Лепков.

— Из отряда Филина?

— Не знаю... Я им давал продукты, рассказывал о немцах, которые останавливались в Клинах.

— Почему вы скрыли в документах свою связь с местными партизанами?

Молчание.

— Сколько времени вы пробыли в отряде Храмцова? До его гибели?

Молчание.

— Это вы, гражданин Лепков, навели карателей на лагерь Храмцова, — как из могилы, доносился до него спокойный голос капитана, протянувшего руку за следующим листком из коричневой папки.

— Я их не убивал! — сорвался на крик Лепков. Нервы его не выдержали: он явственно почувствовал жуткий запах горящего человеческого мяса...

— Как погибли Храмцов и его люди? — задал вопрос капитан. — Их было двадцать шесть человек?

— Двадцать пять, я не в счет, — опустив тяжелую голову, произнес Лепков.

Ничто не дрогнуло в лице капитана Шорохова, но в душе он ликовал: признался! Шорохов бросил взгляд на висевшие на стене часы; с момента начала разговора с Лепковым прошло всего пятнадцать минут.

— Рассказывайте все по порядку, — спокойно предложил капитан. — Начнем с того, как вас завербовали в Тайную полевую полицию...

16. ЛЕЩ КАПИТАНА ШОРОХОВА

Всего за полчаса до приезда «графа» на пасеку Лепков сообщил капитану Шорохову о припрятанном в кустах ящике с аквалангом, за которым нынче пожалует сюда Гриваков. Поняв, что попался, он не собирался щадить и «графа».

Павел Петрович распорядился организовать на пасеке засаду. Время бежало, а на душе кошки скребли: не почуял ли опасность «граф»? А вдруг он уже смотал удочки с Мертвого озера?

Здесь, на пасеке, его и перехватил Василий Ершов — он опять приехал в Клины навестить свою Аннушку, — ходил по пятам и рассказывал об утренней рыбалке. Ему крупно повезло — подряд на удочку выволок двух большущих лещей!..

Но Павел Петрович слушал его невнимательно, его мысли были заняты предстоящей встречей с «графом», нужно было поскорее спровадить отсюда настырного Ершова...

— У тебя машина здесь? — спросил Шорохов.

— Не на дельтаплане же я сюда прилетел, — сострил Вася.

— Ты знаешь, где тут Мертвое озеро?

— Там и паршивого окунишку не поймаешь, — ответил Ершов.

Решение созрело мгновенно: засада засадой, но нужно самому убедиться, что «граф» не удрал. Наверняка он сюда приедет на машине — не на себе же он потащит тяжеленный ящик с аквалангом на озеро? Если даже они встретятся, то ничего страшного: мало ли местных машин ездит по дорогам?

Сидя рядом с недоумевающим Ершовым, капитан коротко рассказал про «графа» и Лепкова. Если «Жигули» цвета слоновой кости попадутся навстречу, спокойно пропустить их и продолжать свой путь. Когда «граф» скроется из вида, развернуться — и за ним!

Павел Петрович взглянул на часы: уже время Гривакову появиться, но проселочная дорога была пустынной, лишь один мопед протарахтел навстречу, Вася Ершов сбоку бросал на Шорохова изумленные взгляды, крутил баранку и морщил широкий загорелый лоб: ему нужно было переварить услышанное!

— Помнишь, когда ты леща руками сграбастал? — после длительной паузы сказал он. — Вот тогда я подумал, что ты...

— Чекист? — улыбнулся капитан.

— Не, тренер по самбо.

Своего первого леща Шорохов поймал сразу после возвращения из Ялты. Ершов рано разбудил его и потащил на утреннюю зорьку. Жутко спать хотелось, глаза слипались — вот в такой-то момент Павел Петрович и заметил, что поплавок исчез, а удочка в руках изогнулась в дугу.

— Пашка, лещ! — заорал Ершов. — Подсекай!

Шорохов взмахнул удилищем.

— Тяни-тяни, пусть он голову из воды высунет, тогда пойдет как миленький, — ерзая на скамье, подавал советы Вася. — Послушай, Паша, дай я вытащу?!

— Я сам, — ответил тот, подтягивая к лодке заходившую меж круглых зеленых лопушин рыбину. Лещ не хотел высовываться и глотать воздуха. Вася привстал, держа в руке подсачок. Глаза у него расширились, губы сложились в трубочку, будто он свистом хотел приманить леща.