Марина Серова - Все против короля Страница 22

– Да, фирма «Сеул» мне тоже не внушает доверия, вся продукция куда-то в спешке вывозилась со склада... А что, если там уже подчистили все следы?

– Полина, давай дождемся звонка из областного центра, потом будем делать выводы.

– Ладно, – сказала я, поблагодарила Курбатова за содействие и положила трубку.

Однако общение с полковником ФСБ меня нисколько не ободрило. Даже если выяснится, что фирма «Сеул» поставила кирпичному заводу бракованное оборудование, то это никак не оправдает Борщинского, а напротив, подтвердит его вину. Ведь главный механик должен был проверить автоматы. Устный приказ генерального директора к делу не подошьешь, да и свидетелей того, что Кудринцев запрещал загружать новое оборудование сырьем, тоже не нашлось. Заводчане боятся свидетельствовать против своего работодателя. Никто не хочет оказаться рядом с Борщинским.

Я вдруг представила, в каком кошмарном состоянии находится сейчас Виталий Кириллович, все от него отвернулись, буквально все. А что ждет его впереди? После обеда я решила навестить его в больнице.

В холле мне встретилась моя бывшая одноклассница Танька Свинарева. Она как раз работала медсестрой в кардиологическом отделении.

– Таня, скажи, а как чувствует себя Борщинский?

– Сейчас уже лучше, но перспективы так себе. Ему надо делать операцию, а у нас нет ни специалистов, ни оборудования... А ты, значит, к нему пришла?

– Да.

– Вообще-то, завотделением распорядился, кроме жены и дочерей, никого к нему не пускать. Тут к нему из прокуратуры приходили и с работы, – Танька рассказала мне о том, что я уже знала со слов Светланы, – но ему, сама понимаешь, нервные перегрузки противопоказаны. Все визиты, кроме ближайших родственников, под строжайшим запретом. Тебя это тоже касается, ты ведь с работы, так?

– Я – это совсем другое дело. Я хочу морально поддержать Виталия Кирилловича. Таня, помоги мне, – сказала я и сунула Свинаревой в карман пятьсот рублей.

– Ну ладно, я что-нибудь придумаю. Ты пока посиди здесь, я прозондирую обстановку и спущусь к тебе.

– Спасибо, – сказала я и села на кушетку.

Танька вернулась в холл примерно через полчаса и сказала:

– В общем, так, супруга Борщинского сейчас уйдет. Она здесь безвылазно уже вторые сутки находится и буквально с ног валится. Доктор уговорил ее пойти домой отдохнуть, старшая дочь тоже ушла, а младшие вряд ли придут одни, они еще дети. – Свинарева оглянулась по сторонам и сказала мне шепотом: – А вот и она. Красивая женщина, правда?

– Да, – согласилась я и подумала о том, что Кудринцев до сих пор мог по ней сохнуть.

– Поля, халата у тебя, я так понимаю, нет?

– Нет.

– Ну ничего, пойдем, я сейчас что-нибудь раздобуду для тебя.

Вскоре, облачившись в широкий белый халат, я остановилась около палаты.

– Так, он здесь лежит. Только я тебя, Полина, предупреждаю, десять минут, не больше, и чтобы без нервов!

– Я все поняла, – сказала я и приоткрыла дверь.

Борщинский лежал с закрытыми глазами. Я зашла в палату и остановилась в метре от его койки. Виталий Кириллович словно почувствовал мой взгляд и открыл глаза.

– Здравствуйте, а я вот пришла вас навестить, – сказала я, приветливо улыбаясь.

– Полина Андреевна, зачем вы так беспокоитесь? – тихо-тихо произнес он.

– Я пришла сказать, что не сомневаюсь в том, что вы ни в чем не виноваты, и хочу вам помочь.

– Разве это возможно? – В глазах Борщинского вдруг вспыхнула надежда и тут же погасла.

– Думаю, что возможно. – Я сказала несколько ободряющих слов, а потом спросила: – Виталий Кириллович, скажите, пожалуйста, кто слышал о том, что Кудринцев запретил делать пробный пуск всех автоматов?

– Ах, Полина, не лезьте вы в это дело! Вы так молоды, зачем вам неприятности в начале карьеры? Вы и мне не поможете, и себя погубите.

– И все-таки, Виталий Кириллович, кто свидетель?

– Сначала я думал, они сами все расскажут, но этого не случилось. Я их не осуждаю, чтобы выступить против руководства, надо иметь поддержку. Ее ни у кого из них нет. Я не хочу никого подставлять, – сказал Борщинский и отвел взгляд в сторону.

– Я понимаю, вы благородный человек, но сейчас не тот случай, чтобы проявлять это качество.

– Полина Андреевна, прошу вас, не надо об этом. Я уже все решил для себя... Я не стану никого топить. Как я буду смотреть в глаза женам и детям тех, кем стану прикрываться? Лучше уж я сам, – губы Борщинского задрожали. – Достаточно того, что я сделал свою семью несчастной.

– Виталий Кириллович, они вас очень любят. Хотя бы ради своей семьи вы не должны брать на себя чужую вину.

– Я тоже виноват. Мне следовало настоять на комплексной проверке. Я хотел ослушаться приказа, но мне не отпустили базальт со склада. Нагрузка при холостом ходе совсем другая, такая проверка ничего не дала, – сказал Борщинский.

– Ну вот, вас вынудили идти против технологических норм и против совести. Вам ведь грозили увольнением, так? А у вас трое детей и ипотечный кредит...

– Кого интересуют мои проблемы? Дубцов был совсем мальчишкой... А мне – полтинник... Я должен взять всю ответственность за его гибель на себя. Иначе как мне людям в глаза смотреть?

– И все-таки в смерти рабочего виноваты не вы, а... – я не договорила, потому что позади меня скрипнула дверь.

Я оглянулась. В палату зашла Таня и спросила:

– Ну что, поговорили? Все, Поля, время вышло. Мне систему ставить надо.

– Виталий Кириллович, держитесь, – сказала я напоследок.

– Спасибо, Полина, что пришли, но я все для себя решил...

– До свидания, – я ободряюще подмигнула и вышла в коридор.

Настроение Борщинского мне совсем не понравилось. Он уверовал в то, что в смерти Дубцова есть частица его вины, и совсем не хотел бороться за то, чтобы наказан был истинный виновник трагедии. Возможно, после инфаркта у него уже не было сил бороться. Виталий Кириллович чувствовал себя виноватым даже перед собственной семьей, потому что заставлял самых близких людей страдать вместе с ним. Он мог бы назвать мне фамилии свидетелей, но из самых благородных чувств не стал этого делать.

Я думала, что поговорю с этими людьми, задействую все мыслимые и немыслимые ресурсы, и они помогут вытащить Борщинского, но мои надежды не оправдались. Виталий Кириллович не хотел доставлять еще кому-то неприятности. Совершенно ненужная щепетильность на обломках разрушенного благополучия! Хотя в чем-то он был прав. Выступать против власть имущих – себе вредить. Борщинский это понимал и даже не уповал на закон. Кто-то сказал, что в джунглях наших законов процветает закон джунглей. Так и есть. Каждый выживает в меру своих сил и возможностей. Виталий Кириллович был честным, благородным, способным брать на себя груз ответственности. Кудринцев же являл собой его полную противоположность.

Я ехала домой и все отчетливей осознавала, что законными путями защитить Виталия Кирилловича практически невозможно. И что же мне оставалось в этой ситуации? Неужели искать усыпляющий бальзам для совести? Или все-таки объявлять войну генеральному директору? А почему бы и не бросить ему вызов?! Наше последнее общение оставило самое неблагоприятное впечатление о Кудринцеве. Он меня едва не ударил, потому что я проявила профессиональную принципиальность. Потом я припомнила махинации, которые Владимир Дмитриевич проворачивал через фирму своего сына. То обстоятельство, что меня, штатного юрисконсульта, пытались сделать винтиком в преступном механизме, так и подстегивало к ответным действиям.

Когда я вернулась домой, дед не спросил, где я была. Но во время ужина Ариша неусыпно следил за мной. Мне казалось, что его взгляд проникает в мою подкорку, а потому он уже сам все знает и не одобряет моих планов. Я чувствовала, что откровенного разговора с ним не избежать, но всячески старалась его оттянуть.

«А может, не стоит поддаваться на Светкины уговоры? Вот что конкретно подталкивает меня к тому, чтобы согласиться на месть? Сочувствие ее семейному горю или желание восстановить справедливость? – спрашивала я себя, играя на саксофоне. – Скорее второе. Во всяком случае, сентиментальность и псевдоромантика здесь совсем ни при чем. Но если я отвечу Борщинской отказом, то внутренний монолог о бездействии уже через день-два начнет потихоньку сводить меня с ума. Так бывает всегда – любая неразрешенная ситуация безраздельно властвует над моим сознанием, пока не найдет достойного выхода. Раз так, то к чему эти сомнения? Наверное, все дело в том, что отомстить за смерть своих собственных родителей – это одно, а мстить за обиду, нанесенную другому человеку, – это несколько другое. Хотя я не приемлю несправедливость в любом виде. Это и неудивительно, ведь я юрист по профессии. А по призванию? До сегодняшнего дня я не задумывалась об этом. Но помню, когда разделалась с прокурором, то ощутила на душе праздник... Ни одно дело, выигранное в Арбитражном суде, не принесло мне такого наслаждения. А может, Светка права, и мое призвание состоит в том, чтобы стать благородной разбойницей? Мисс Робин Гуд с высшим юридическим образованием – это интересно! Почему нет? В этом даже есть свои преимущества, потому что хорошее знание законов просто необходимо для самозащиты. Но готова ли я ради благой цели поступиться некоторыми правовыми нормами? Да, пожалуй, в этом вся загвоздка. Я законопослушна, но не патологически. Порой мои личные нормы не совпадают с нормами социума»...