Юрий Кларов - Черный треугольник (Розыск - 1) Страница 22

- Если вас не затруднит... - сказал я старичку и показал ему глазами на чемодан. Он меня понял: засуетился, задергался, мелкими шажками подбежал к чемодану, поспешно расстегнул ремни и откинул крышку.

Красногвардеец, тот, что помоложе, стал вынимать одну за другой сложенные в чемодане вещи: нательное шелковое белье, носки, сорочки, дорожный несессер, несколько пачек папирос, американские консервы, книги "Коневодство и перевозочные средства Европейской России", "Донские заводы Н.Ильина", "Заводская книга чистокровных и скаковых лошадей России"...

Я перелистал книжки - в переплетах и между страницами ничего не было.

Прощупал стенки чемодана. Теперь можно было приступать к обыску в комнате. Насколько я помнил, "оное дознавательное и следственное действие" рекомендовалось осуществлять по определенной системе, например, последовательно передвигаясь по часовой стрелке, слева направо, и от краев комнаты к ее середине. Особенно тщательно следовало осматривать стены, окна, ниши - все те места, где могли находиться тайники.

Чтобы простукать стены, нужно было избавиться от табуна лошадей, а заодно и от затесавшегося в нем государя императора. Встав на стул, Артюхин снял портрет царя, отряхнул с него пыль, чихнул, и тут же лицо его расплылось в улыбке: чих в понедельник, как известно, - к подарку, во вторник - к приезжим, в среду - к вестям, в четверг - к похвалам, в пятницу - к свиданью, а в субботу - к исполнению желаний. Сегодня была как раз суббота. И если учесть, что с утра у него чесались уши (к вестям) и кончик носа (к вину), то имелись все основания быть уверенным, что день принесет много удач.

- Куда же кровавого Николая Александровича поставить? - оглянулся Артюхин, держа портрет на вытянутых руках.

- К стенке, понятно, - двусмысленно посоветовал один из красногвардейцев.

Генерала перекосило. Он выхватил портрет у Артюхина, осторожно поставил бывшего императора всея Руси на диван и стал обшлагом куртки вытирать пыль со стекла и рамы.

- Не гоношись, ваше превосходительство, - посоветовал красногвардеец, предложивший поставить портрет к стенке. - Чего гоношиться-то? Прежде раму надо осмотреть. Может, в раме и попрятали чего... - Он локтем решительно отодвинул генерала, осмотрел раму - с лицевой стороны, с оборотной, поскреб лак ногтем, постучал по дереву пальцем. Делал он все это не спеша, со вкусом. У парня явно была природная склонность к производству "оного действия".

- Может быть, где-то тут тайник? - на всякий случай спросил я у генерала, который как загипнотизированный следил за ловкими пальцами красногвардейца.

- Это же портрет государя! - сказал генерал неожиданно тонким и высоким голосом. На глазах его были слезы.

- А в стенах комнаты? Мы же все равно будем простукивать стены.

- Не знаю. Ничего не знаю!

- Вот и все, ваше превосходительство, - сказал красногвардеец, закончив свои манипуляции с рамой. - И холоп доволен, и царь не обижен.

Ноги генерала не держали. Он опустился на диван, оперся рукой об угол портрета. Казалось, что генерал нежно обнимает последнего русского императора. Артюхина это умилило, и, чтобы сделать старику приятное, он сказал:

- Хорошо в шашки играют Николай Александрович кровавый. Уж на что я дока, а и меня обставляли. Ей-богу! Чуть заглядишься - раз-два, и в дамках! А вот царевич ихний, Алексей Николаевич, - тот уж, извиняюсь, не игрок. Не угнаться ему за папашей!

Щеки генерала стали лиловыми:

- Вы что же, с государем императором в шашки играли?

- Так точно. Когда в охране в Тобольске служил.

- Хватит разговоров, Артюхин, - оборвал я. - Займитесь лучше картинами.

- Будет сполнено, Леонид Борисович! - молодцевато гаркнул он и, посмотрев на старичка, который сидел на диване, обхватив руками голову, скорбно вздохнул. Артюхин был добрым малым, но понимал: жизнь так устроена, что всем одновременно хорошо не бывает. Что тут поделаешь!

Покуда Артюхин и красногвардейцы с помощью горничной снимали со стен картины и фотографии, я занялся содержимым письменного стола.

Видимо, Василий Мессмер, ведущий кочевой образ жизни, считал квартиру отца, и прежде всего эту комнату, своим настоящим домом. В столе находились его дневник за 1912 год, письма покойной жены, многочисленные альбомы с фотографиями: Василий в студенческой тужурке, молодой, улыбающийся - рядом с братом, кавалерийским офицером; Василий - юнкер; Василий в группе офицеров на фоне лысой сопки; Василий вместе с невестой, меланхоличной большеглазой барышней с тонкой и длинной шеей...

Свидетельства, справки, счета, брелок, сделанный из оправленного в серебро осколка снаряда, карманные часы с репетитором, отпечатанная на пишущей машинке "Молитва офицера", перетянутая тугой резинкой пачка рецептов с черными двуглавыми орлами на расширяющихся концах, книжечка вексельных бланков, кожаный офицерский походный портсигар с монограммой и гербом, костяной нож для разрезания страниц в книге, зажигалки и снова фотографии.

Старик сидел все в той же позе держась руками за голову. Попытка Артюхина порадовать его рассказом о блестящих способностях бывшего императора к игре в шашки, кажется, окончательно его добила. А собственно, почему? Игра в шашки - благородное, а главное, вполне безобидное занятие.

Артюхин хоть что-то вынес от общения с царем. Что же касается меня, то в моей памяти вообще ничего не осталось, разве что карточка... Ее я запомнил наизусть: "Тобольский городской продовольственный комитет. Продовольственная карточка № 54.

Фамилия: Романов.

Имя: Николай.

Отчество: Александрович.

Звание: экс-император..."

Но упоминание об этой карточке вряд ли утешит старика.

- Мишенька под вишенкой семечки грызет! - удивленно сказал Артюхин, и я понял, что произошло что-то важное.

- Тайник?

- Он самый. Не зря я сегодня чихал, Леонид Борисович. Примета верная, проверенная. - И, обернувшись к генералу, Артюхин укоризненно сказал: Нехорошо, ваше высокопревосходительство. Я к вам - всей душой, а вы круть-верть. А еще в таких чинах. Нехорошо.

Тайник находился в стене, в самой гуще табуна, как раз под портретом Николая Второго. Крышка его отскакивала, когда нажимали кнопку, скрытую под обоями.

- Ну чего там? - нетерпеливо спросил красногвардеец, посоветовавший поставить портрет бывшего императора к стенке, и поднес к темному квадратному отверстию в стене зажигалку. Кажется, он ожидал, что оттуда вот-вот посыплются бриллианты, изумруды и рубины.

- Здесь, солдатики, только памятные вещи, - тихо сказал старичок, не поднимаясь с дивана.

- Это о чем память? О том, как ризницу грабанули? - зло оскалил крепкие белые зубы красногвардеец.

- Смотрите, - еще тише сказал старичок и, словно ища защиты у бывшего самодержца, обнял рукой раму портрета.

- Уж мы и так поглядим. Без разрешения поглядим. Мы, ваше превосходительство, глазастые, все углядим, - пообещал красногвардеец.

Засунув руку в отверстие, Артюхин вытащил продолговатую, красного дерева коробку, раскрыл ее и протянул мне. В коробке, выложенной изнутри бархатом, лежали ордена и медали: красной эмали с двойной золотой каймой по краям и четырьмя золотыми орлами крест Станислава с белым щитом и перекрещивающимися мечами; черно-красный Владимир с бантом; белые скромные офицерские "Георгии"...

- Знал свое дело барон-то, - сказал красногвардеец. - Такие цацки зря не давали. Немало, видать, германской кровушки пролил.

Затем Артюхин извлек парчовый футляр, в котором лежали витые, украшенные сусальным золотом свечи, видимо венчальные - память о свадьбе. Двойного шелка, наподобие кисета, мешочек с высохшей в пыль бурой землей; портмоне с царскими ассигнациями; несколько коробочек с женскими украшениями - кольца, колье, браслеты, серьги; письма; фотографии; альбом с акварельными пейзажами...

- Кажись, все, - сказал Артюхин. Он был немного смущен и не знал, что ему дальше делать. - Обратно, что ль, положить, а, Леонид Борисович?

У меня тоже было ощущение неловкости.

- Все, да не все... - Красногвардеец вытащил из глубины тайника сложенный в несколько раз лист плотной бумаги и протянул мне.

- Ишь шустряк! - поразился Артюхин.

Я развернул лист. Это была опись драгоценностей, явно не имевших никакого отношения к женским безделушкам...

- Годится? - спросил наблюдавший за выражением моего лица красногвардеец.

- У вас талант к обыскам.

- Ну вот. А он говорит "все". Да тут, ежели хорошенько пропахать, и не то еще отыщется.

Но больше мы ничего в квартире не нашли.

Из протокола допроса

ювелира патриаршей ризницы

гражданина Ф.К.Кербеля,

произведенного инспектором Московской

уголовно-розыскной милиции П.П.Бориным

В О П Р О С. Знаете ли вы гражданина Василия

Григорьевича Мессмера?

О Т В Е Т. Да, знаю.

В О П Р О С. Когда и при каких обстоятельствах