Анна Данилова - Бронзовое облако Страница 22

– Это тебе он нравился, тебя устраивало, что твоя жена все время находится дома, никуда не выходит, разве что в магазин, ни с кем не встречается, не дружит, что она, как верный цепной пес, сидит дома и охраняет твое богатство. Женя была для тебя просто идеальной женой. К тому же она была верна тебе, никогда не изменяла. Она любила тебя, Герман…

– Я не знаю, что с ней и где она, но, будь она здесь сейчас, она бы ответила тебе, объяснила бы, что она – не пес цепной, что ей нравился этот образ жизни… И ходила она куда ей вздумается, ездила на машине, она прекрасно водит машину, кстати…

– Все равно ты держал ее в черном теле…

– Да что ты знаешь о нашей жизни? У Женьки было все, чего может только желать молодая женщина! Ты же был в нашей квартире, ты же все видел собственными глазами, она была счастлива, она ни в чем не нуждалась…

– Нуждалась, Герман. Она нуждалась в тебе, в твоей любви…

– Постой… Что ты такое говоришь? Разве мы не с тобой были там? Я всегда брал два билета… Вернее, четыре – туда и обратно… Постой… Лесото, Йоханнесбург… Отель «Микеланджело» в Сандтоне… Туда приходила девушка по имени Алиса, она передавала информацию от Али…

В голове Германа вертелись слова, от которых ему становилось трудно дышать, а во рту появился металлический привкус, словно память вибрировала между заблокированной частью и реальностью: Либерия… Чарлз Гэнки Тейлор… Сьерра-Леоне… авиабаза Уотерклуб ВВС ЮАР… Претория… Берег скетелов… Свакомпунда… Кимберлийский процесс… Де Бирс… Аль-Каида… Лейтенант Бартон…

– Номер триста пятьдесят четыре в «Palazzo Intercontinental» в Монтекасимо… Мы работали, Сережа… – Его бросило в пот. – Почему ты обвиняешь меня в том, что я часто бросал Женьку одну, а ты? Разве твоя Маша не оставалась одна?

– Монтекасимо, наконец-то вспомнил… Мы вот все тут говорим… А ты не уловил еще самого главного.

Герману показалось, что Сергей вытер ладонью пот со лба. Нервничает, переживает.

– Если ты и дальше будешь такими темпами все вспоминать, то доберемся и до главного…

– Главное у нас – Женька.

– Я тебе так скажу. Конечно, Женька. Но ведь эта сука, Закревская, написала про алмазы… Так легко написала о контрабанде алмазов, словно речь идет не о конкретных людях, чья жизнь описана в ее книге, а о Джеймсе Бонде… Тебя это не настораживает?

– Откуда она узнала?

– Она переписала дневник твоей жены.

– Я пока ничего не понимаю… Женька ничего не знала…

– Это ты так думаешь. Это мы с тобой так думали, будто бы наши жены ничего не знали… Мы всегда недооцениваем женщин. Ладно, вернемся к состоянию твоей памяти. Тебя держали в плену, ты что-нибудь об этом помнишь? Ты помнишь, как тебе не давали воды, как хотели, чтобы ты рассказал им, где в этом чертовом доме мы храним наши алмазы?

– Нет, не помню. Я помню, что в этом доме мне было всегда хорошо, что мы сидели с тобой на белых диванах, пили ледяной лимонный сок и играли в карты, мы ждали звонка, мы всегда с тобой ждали звонка… Только после звонка мы могли действовать, встречаться с Али…

– Я тебе так скажу. Тебя взяли в плен, и я потратил много сил, денег и времени, чтобы тебя найти, а потом и выкупить. Ты и этого не помнишь? Мне удалось только один раз вырваться из Лесото в Москву, чтобы повидаться с твоей женой, но я ее так и не увидел. Понимаешь, я был уверен, что ваш телефон прослушивается, а потому решил не рисковать, решил встретиться с ней лично. Но не сумел. Я предупредил эту суку Савину, Ларису, ее соседку…

– Ларису? Я знаю ее… Лариса, как же, Женя рассказывала мне о ней, но не сказать, чтобы они были в дружеских отношениях, нет… Лариса одалживала у нее небольшие суммы денег, иногда просила то соли, то луковицу… И что же эта Лариса? Стоп… подожди… Савина… Закревская… Ведь это она написала книгу о Жене… Говори дальше… У меня в голове как витраж… Цветной такой, все больше зеленого цвета… Савина – Закревская – дневник моей жены – книга…

– Я хотел предупредить Женю о своем приходе через Ларису, но не уверен, что та передала… Мне показалось еще тогда, что это ненадежный человек… Что-то в ее глазах было такое…

– Да плевать на глаза этой Ларисы! Что дальше? Ты так и не встретился с Женькой?

– Нет. Мне позвонили, и я срочно вылетел в Лондон, это была самая опасная поездка в моей жизни. Я сильно рисковал, но провез товар и передал его кому нужно… Мне необходимы были деньги, чтобы вызволить тебя… К тому же твой плен должен был выглядеть совершенно иначе… Тебя ранил лев, и ты долгое время находился в хижине одного парня, который помогал тебе при съемках… Ты помнишь, как его звали?

– Нджабуло. Помню. Он неплохо знал английский… И он действительно однажды помог мне во время съемок… Но что с Женей?

– Я вернулся на полмесяца раньше тебя, ты же лежал в госпитале… Помнишь?

– Нет.

– Какая ручная у тебя память, послушная… Бережет тебя от негативных воспоминаний… Я вернулся в Москву, хотел встретиться с Женькой, но мне никто не открыл. Тогда я позвонил этой вашей соседке, Ларисе. Она пригласила меня войти, спросила, как меня звать, даже попросила предъявить документы и только потом рассказала мне, что случилось… Сказала, что наблюдала за жизнью своей подруги все те месяцы, что она была одна, помогала ей чем могла, но все равно ей не удалось ее спасти… Слишком много несчастий выпало на ее долю… Предательство окружавших ее людей, воспользовавшихся ее угнетенным состоянием и беременностью, потеря ребенка, средств к существованию… Она якобы подписала генеральную доверенность, которую ей подсунули люди, которым она могла бы доверять, как если бы она продавала машину, но ее обманули… Сняли с ее счетов все деньги, вот только квартиру оставили, может, не успели ничего сделать или просто побоялись… Еще один тип попросил у нее взаймы крупную сумму и не вернул… Она хотела на те деньги, что хранились в квартире, в вашем сейфе, купить недвижимость, и ей подсунули квартиру, трижды уже проданную, а ты говоришь, за что можно убить риелтора… Ее чуть не изнасиловали…

– Замолчи! У меня такое чувство, будто бы ты пересказываешь мне книгу Закревской… Но это же всего лишь книга!

– Она писала о Женьке.

– Другими словами, она видела, как прямо на ее глазах разваливается жизнь соседки, и ничего не предприняла, чтобы спасти ее?

– А что она могла сделать, когда Женька совершала все самостоятельно, ни с кем не советуясь, и ставила Ларису, по ее словам, уже перед фактом…

– И чем же заканчивается книга?

– «Лучше бы меня разорвали львы…»

– Не понял…

– Ты хотел узнать, чем заканчивается книга, вот я тебе и отвечаю – этой фразой…

– А что с Женькой?

– Лариса пишет, что нашла ее мертвой в спальне, она приняла большую дозу снотворного. И оставила предсмертную записку: «Лучше бы меня разорвали львы…»

– А кто ее похоронил? Где ее могила? – Герман вновь оказался в одном из своих кошмарных снов. О смерти Женьки в реальности не могла идти речь, это же понятно! В реальной жизни она была жива и здорова.

– Знаешь, я хотел ее об этом спросить, но в это время кто-то позвонил, и Лариса, извинившись, как-то растерянно бросив уже на ходу, что это очень важный для нее звонок, буквально вытолкала меня за дверь, сказав, что ей надо переодеться и что за ней заедут. Я даже схватил ее за руки, мол, подождите, ведь речь идет о смерти Жени, что это не менее серьезно, и тут она смерила меня таким взглядом, что мне стало не по себе… Она словно обвиняла меня, стыдила, призывала к моей совести, словно это я был виноват в том, что жизнь Женьки так нелепо и трагически оборвалась, и что она, Лариса, свое дело сделала, написала книгу о ней, и что никто не имеет права с ней так разговаривать и тем более требовать отчета, что Женька умерла – и точка.

– И что же, ты ушел?

– Нет, я понимал, что раз за ней заедут, значит, она через некоторое время должна выйти из квартиры, поэтому я остался на лестнице… Я стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на дверь твоей, Герман, квартиры, представляя себе Женю такой, какой я видел ее последний раз: улыбающейся, веселой, красивой и такой молодой… Трудно было представить себе, что ее могло так подкосить одиночество, что она настолько растерялась, что даже, имея немалые деньги, не нашла способа жить спокойно и достойно одна, без тебя… Думаю, она страдала от неопределенности и от ожидания, и хотя многие женщины ждали в свое время гораздо дольше, взять хотя бы баб, которые ждали своих мужей с фронта, там все-таки было все яснее, понятнее, были письма…

– Какой фронт? Какие еще бабы?! – вскричал, потеряв терпение, Герман. – Ты мне лучше расскажи, тебе удалось выбить из Ларисы, где похоронена Женька и вообще, кто ее хоронил… Боже, неужели это я произношу вслух такие слова, неужели речь идет о моей жене?! Сергей, что было дальше?

– Она действительно вскоре вышла, я поймал ее, снова схватил за руку, но на этот раз она уже не сопротивлялась. Спокойно так сказала, что приезжали какие-то ее родственницы, взрослая женщина и две девушки, очень благообразные на вид, и что вроде бы они и похоронили Женю… Самой Ларисы, по ее же словам, в Москве в этот момент не было, она была в отъезде… Но мне думается, что она что-то скрывает, точнее, скрывала… Во всяком случае, она сказала мне, что понятия не имеет, где могила Жени, но у нее где-то записаны координаты этих родственниц, какие-то телефоны, и что она запланировала поездку на кладбище…