Чингиз Абдуллаев - Фестиваль для южного города Страница 22

Слейтер молчал, раздавленный словами Дронго.

– Давайте прекратим эту ненужную дискуссию, – предложил Хитченс, – все это дела давно минувших дней. Принцесса умерла в автомобильной катастрофе, и мы обязаны придерживаться версии, которую подтвердил Высокий Королевский суд. Никаких других версий просто не существует. Все это домыслы. А переход в католическую религию Тони Блэра его личное дело.

– Я только излагал факты, – заметил Дронго, – и ваше дело принимать их или не принимать.

– Они беседуют уже двадцать минут, – взглянул на часы Слейтер, – может, нам стоит его поторопить.

– Он просил полчаса, – напомнил Хитченс, – давайте немного подождем.

Он подошел к двери. Прислушался. Если стоять у двери, то можно было услышать голоса говоривших. Точнее, обрывки фраз. Хитченс удовлетворенно кивнул.

– Они еще разговаривают.

– Надеюсь, на сегодня вы закончили все интервью? – поинтересовался Слейтер.

– Вечером состоится еще одно, – напомнил Хитченс, – но я полагаю, что оно не будет угрожать жизни нашего режиссера. И на этот раз он наверняка закроет дверь с другой стороны.

– Понятно, – недовольно заметил Слейтер, – это боснийская журналистка. Напрасно вы согласились на их встречу. Она настоящая авантюристка, хотя и сотрудничает с рядом наших газет и журналов. Но только в качестве внештатного корреспондента.

– Она красивая женщина, – вставил Дронго, – а Мовсани, судя по всему, не равнодушен к женской красоте.

– Пусть вернется в Лондон и волочится за всеми женщинами, сколько там есть, – предложил Слейтер, – а здесь ему нужно быть осторожнее. Я по-прежнему не верю в нападавшего одиночку. Слишком много интересов переплелось в этом городе.

– Вы странный человек, мистер Слейтер, – добродушно заметил Дронго. – Когда дело касается американцев или азербайджанцев, вы готовы поверить в любую «теорию заговоров». А когда речь заходит об очевидных фактах в отношении вашей страны и ваших спецслужб, вы отказываетесь верить даже очевидному. Нельзя так избирательно подходить к фактам.

– Когда в нашей стране была демократия, здесь еще ходили в шкурах убитых медведей, а Америка еще не была открыта, – напомнил Слейтер.

– Насчет Америки верно. Хотя цивилизации майя или инков, которые там были, достигли в своем развитии очень большого прогресса. Насчет медвежьих шкур – неправда. Когда здесь уже творил величайший поэт Низами Гянджеви, Англию завоевывал Вильгельм Завоеватель. Да и сама Хартия вольностей была принята королем под сильным нажимом всевластных баронов. Насчет парламента все правильно, но у каждой страны свой путь развития.

– Я не хотел никого обидеть, – примирительно сказал Слейтер, – просто желал подчеркнуть незыблемость наших демократических институтов и традиций. Возможно, я не совсем точно выразился.

– Уже половина четвертого. – Хитченс подошел к дверям и осторожно постучал.

– Войдите! – крикнул Мовсани.

Хитченс вошел первым. За ним следом вошли Дронго и Слейтер. Мовсани стоял на пороге, пожимая руку Питеру Зегеру. Он улыбался на прощание. Немецкий журналист вышел из номера, и Мовсани обернулся к ним.

– Кажется, мои интервью уже закончились, – весело сказал он. – Этот немецкий журналист более приятный человек, чем предыдущий местный тип, который меня буквально извел своими вопросами. Когда мы едем на открытие фестиваля?

– Прямо сейчас, – Хитченс взглянул на часы.

– Я иду переодеваться, – согласился Мовсани, поспешно уходя в другую комнату.

– Вы поедете с нами? – спросил Хитченс у Дронго.

– Нет. Я появлюсь там немного позже. Надеюсь, что ничего плохого с вами не случится. С вами поедут сразу две машины охраны. Да и там будет много сотрудников полиции и службы безопасности.

– А банкет? – напомнил Хитченс. – Насколько я понял, это будет самое неприятное время в нашей поездке. В зале будут одновременно находиться делегации всех стран, в том числе американцы, израильтяне и иранцы.

– Верно, – согласился Дронго. – У меня к вам только один вопрос. Кого вы больше боитесь? Своих союзников американцев или своих скрытых противников иранцев? А может, нужно больше всего опасаться израильской разведки?

Хитченс взглянул на Слейтера. Тот молчал, не отвечая на вопрос.

– Мы опасаемся любого развития ситуации, – честно ответил Хитченс, – любого, господин Дронго.

Глава 12

Международные кинофестивали несут на себе бремя прежних успехов. Все помнят самые яркие моменты предыдущих фестивалей, гостей, приехавших в город, и самые лучшие фильмы. О неудачах стараются забыть, стирая их из своей памяти. Однако неудачи имеют неприятную особенность накапливаться с годами, иногда превращая фестиваль в заурядный междусобойчик, который с каждым годом становится все более и более провинциальным. Именно для того, чтобы избежать подобной участи, организаторы кинофестиваля «Восток—Запад» приглашали так много известных гостей, старались демонстрировать лучшие фильмы, пытаясь избежать ошибок прошлого.

У Зеленого театра, где должно было состояться открытие кинофестиваля, уже с четырех часов дня дежурили любители кино и просто зеваки, выпрашивая лишний билетик. Гости проходили в театр под восторженный гул любителей кино, часто узнававших их в лицо. Среди прибывших были и постоянные гости, которые посещали почти каждый кинофестиваль. Это был известный туркменский режиссер со своей супругой, знаменитой актрисой, которая сохранила удивительную красоту даже в преклонном возрасте. Здесь были продюсеры и кинематографисты из России, почти всегда появлявшиеся на фестивале. Среди них был продюсер Юрий Мацук, давно и плодотворно работавший с местными деятелями кино. Прибыл известный болгарский продюсер, проживающий во Франции. Было много околокиношной публики, которая бывает на каждом фестивале, когда на одного деятеля кино приходится десять полупрофессионалов, любителей и просто приглашенных гостей, приходивших сюда из праздного любопытства или желания увидеть знакомые лица.

Конечно, сам кинофестиваль объединяла мощная фигура его бессменного основателя и руководителя. Он выделялся и внешне на фоне остальных кинодеятелей – чахлых и рахитичных. Мощная фигура Рустама Ибрагимбекова была видна каждому из пришедших. Казалось, что он успевал повсюду, приветствуя гостей, целуясь с красивыми женщинами, пожимая руки гостям, улыбаясь поклонникам.

Женщины, призванные обеспечивать бесперебойную работу кинофестиваля, – Лала и Зема, – часто не успевали за его вулканическим темпераментом, Рустам и на восьмом десятке лет сохранял ясность мышления, взрывной характер и неиссякаемую энергию.

Гости прибыли и торжественно рассаживались по своим местам. Появление Мовсани в темном фраке и с бабочкой было встречено восторженным гулом и аплодисментами. Он прошел в окружении Хитченса, Слейтера и еще четырех охранников и уселся почти на самом верхнем ярусе. Мовсани уже знали в лицо по многочисленным телевизионным репортажам о сегодняшнем происшествии, и поэтому его появление было встречено с таким вниманием. Но больше всего аплодисментов традиционно доставалось Юлию Гусману. Тяжело ступавший режиссер уже давно стал своего рода неким талисманом города. Много лет назад в финальном суперматче сошлись две самые лучшие команды КВН всех времен и народов – бакинская и одесская. Капитаном бакинской команды был сын известных врачей Юлий Гусман. Бакинская команда тогда победила, и Гусман даже пожертвовал своими усами, сняв их в самый драматический момент, пожертвовав ими для общего успеха команды.

Бакинцы этого никогда не забывали. Его фильмы были наивными и порой примитивными, но самое главное, что это была одна из самых известных семей в городе. Родители Юлия Гусмана были не просто врачами. Его отец был отменным специалистом, и сотни людей были обязаны ему своей жизнью и своими работающими сердцами. Это тоже все помнили, и уважение в сочетании с любовью к родителям сделало Юлика легендой этого города. А когда его младший брат, не скрывая, говорил на встречах с президентами и королями всех мастей, что он бакинец, семья Гусманов окончательно превратилась в любимцев всего города.

С годами город стремительно менялся. В нем исчезала та неповторимая аура, которая была в южных городах у моря, когда женщины надевали цветастые обтягивающие платья, а мужчины ходили в нейлоновых рубашках и набережная пахла французским парфюмом, перемешивающимся с запахом йода и рыбы.

В этом городе начинали свой жизненный путь Муслим Магомаев и Таир Салахов. В этом городе родились Мстислав Ростропович и Лев Ландау. В этом городе начал свое восхождение Гарри Каспаров, дядя которого, композитор Леонид Вайнштейн, был вместе со своим другом Юлием Гусманом в той незабываемой команде КВН. В этом городе дружно жили тысячи азербайджанцев, русских, евреев, армян, грузин, немцев, поляков, лезгин, татар. Здесь никогда не спрашивали национальность и уважали человека за его профессионализм. Каждая больница или каждый магазин были символами того или иного человека. Люди ездили лечиться к Агабеку, обедать у Агарагима или делать покупки у Шахновича. Этот город пережил самые страшные страницы своей истории в январе девяностого года. И продолжал жить вопреки вызовам истории и политики, войне и экономике, кризису и отъезду половины города. Оставшиеся пытались сохранить его традиции, а уехавшие возрождали их в самых разных точках земного шара – от Канады до Австралии, от Израиля до Германии, от Америки до Турции.