Дик Фрэнсис - Рама для картины Страница 22

Довольно сбивчиво, в общих чертах изложил свой план на день знаменитых соревнований. Когда закончил, оба молчали.

— Как? — сказал я. — Хочется вам теперь домой?

Сара встала.

— Мы должны это обсудить, — трезво заметила она. — Мы вернемся и скажем.

Джик тоже поднялся с места, по его вздернутой бороде понял, каким будет результат голосования. Ведь именно он всегда выбирал самый опасный курс в плаваниях. Мой друг был гораздо храбрее меня.

Они вернулись в два часа. Приволокли из овощной лавки громадную корзину, из которой живописно торчали ананасы и бутылка виски.

— Гостинцы для больного друга, — сказал Джик, поставив корзину на пол. — Как себя чувствуешь?

— Каждый нерв болит и стонет.

— Что ты! Ну, а вот Сара говорит, что мы едем.

Испытующе посмотрел на нее. Темные глаза спокойно смотрели, выражая согласие, впрочем, без тени радости. Она шла на это осознанно.

— О'кей, — сказал я.

Джик пошарил в корзине.

— Брюки серого цвета, светло-голубая рубашка…

— Блеск.

— Но всего этого тебе не носить, пока не доберемся до Мельбурна. А для отъезда из Алис-Спрингса присмотрели кое-что получше…

По лицам было видно — их это забавляет.

Я недоверчиво спросил:

— Что там еще?

Выложили все, что купили для моего незаметного отъезда из Алис-Спрингса.

Похоже, приобрел возможность разгуливать у всех на виду по аэропорту. В промежутке между регистрацией и посадкой. На мне будут обрезанные выше колен выцветшие джинсы с бахромой. Никаких носков. На ногах — сандалии-шлепанцы. Одеяние типа пончо — оранжевого, красного и малинового цвета — свободно станет свисать с плеч, скрывая обе руки вместе с повязкой. Под ним — широкая белая майка. Плюс громадные темные очки. Плюс искусственный загар из тюбика по всему телу. И в довершение — огромная соломенная шляпа с широкой, сантиметра в три-четыре, бахромой на полях. В ней хорошо спасаться от мух. Еще на шляпе была яркая лента с надписью: «Покорил Айэрс-Рок».

С попугайской одеждой прекрасно сочеталась сумка трансавстралийской авиакомпании, которую Capa купила по дороге сюда. Там нормальная одежда.

— Никто, — сказал с удовлетворением Джик, раскладывая на кровати мой гардероб, — не догадается, что тебя следует транспортировать на носилках.

— Может, смирительная рубашка подойдет больше?

— Ты не далек от истины, — сухо сказала Сара.

…Когда я приехал в аэропорт, они сидели с хмурым видом в зале ожидания. Бегло взглянув на меня, уставились в пол. Как потом рассказывали, с трудом сдерживали страшные приступы смеха.

С достоинством прошел к стенду с почтовыми открытками. Стоять было гораздо удобней, чем сидеть. На открытках были бесконечные виды распластавшегося в пустыне монолита: Айэрс-Рок на восходе, на закате… Изучая открытки, старался оценить ситуацию. Пассажиров в зале человек пятьдесят. Самая разношерстная публика. Несколько спокойных и неторопливых служащих. Пара аборигенов с темными кругами под глазами, терпеливыми темными лицами. Несмотря на кондиционер, все двигались с той же неторопливостью.

Ни один человек не показался опасным.

Объявили посадку. Разношерстная публика, включая Джика и Сару, — поднялась с мест, взялась за ручную кладь, поплелась на летное поле.

И тогда, только тогда, я его увидел.

Это был один из тех двоих, что сбросили с галереи.

Сначала немного сомневался, а потом понял — он. Сидел среди ожидавших пассажиров, читая газету. Встал, глядя, как Джик и Сара предъявляют посадочные талоны, выходят на летное ноле. Провожал их глазами, пока те не поднялись по трапу самолета. Потом сбросил оцепенение и направился в мою сторону. Екнуло сердце. Был не в состоянии бежать.

Он выглядел так же. Совершенно так же. Молодой, сильный, целеустремленный. И шел прямо ко мне. Но — даже не взглянул. Метра за три от меня был телефон-автомат. Остановился около него и стал шарить по карманам — в поисках монеты.

Ноги отказывались слушаться. Я все еще считал, что он меня увидит. Посмотрит внимательно, узнает… Чувствовал, как под бинтами выступил пот.

— Завершается посадка на рейс Алис-Спрингс — Аделаида — Мельбурн.

Надо идти. Надо пройти мимо него, чтобы добраться до двери. Пошел. Казалось, вот-вот почувствую его тяжелую руку. Нет. Добрался до двери, показал посадочный талон и вышел на летное поле.

Не сдержал желания обернуться. Увидел — поглощен телефонным разговором, даже не смотрит в мою сторону.

Но путь до самолета был долгим. Господи, помоги же нам всем!

11

Я сидел у окна — в самом хвосте самолета. Как и в прошлый раз, завороженно смотрел на пустынные красные пространства древней земли. Пустыня, в недрах которой была вода, громадные озера. Пустыня, где семена растений годами дремали в раскаленной пыли, расцветала после дождя. Страна испепеляющей и жестокой жары. Но местами — очень красивая.

Поразительно, меня, художника, она совершенно не волновала. Совсем не хотелось ее писать.

Спустя некоторое время снял свою дурацкую шляпу, положил на пустое место рядом, попытался найти удобное положение. Сидеть нормально, откинувшись в кресле, мне не позволяла сломанная лопатка. Никогда бы не подумал, что можно сломать лопатку…

Ненадолго закрыл глаза, ох, как досадно чувствовать себя слабым!

Мой отъезд из больницы был «подарен» врачом. Сказал, что не может удерживать, если я решил выписаться. Но лучше было бы полежать два-три дня…

— Тогда пропущу Кубок.

— Да вы с ума сошли!

— Ага! Нельзя ли устроить так, чтобы тут сказали… Мое состояние — «удовлетворительное», «выздоравливаю»… Если кто-то позвонит, поинтересуется. И чтобы ни в коем случае не говорили, что выписался, да?

— Зачем это?

— Просто хочется, чтобы мерзавцы, из-за которых попал сюда, думали — лежу в прострации. Всего несколько дней. Если вам не трудно. Пока не уеду далеко-далеко.

— Второй попытки наверняка не будет.

— Как знать!

— Именно это вас беспокоит?

— Да.

— Хорошо. Пару дней будем так отвечать. А это что такое? — спросил он, указывая на покупки Джика.

— По мнению моего друга, самая удобная одежда.

— Разыгрываете?

— Он художник, — сказал я, словно этим можно было объяснить любые крайности.

Через час врач вернулся, принес подписать какую-то бумажку. Увидев меня, чуть не лопнул от смеха. Я уже натянул на себя все это великолепие и как раз примерял шляпу.

— Неужели собираетесь ехать в таком виде?

— Конечно. На такси.

— Давайте уж я сам вас отвезу, — сказал со вздохом. — Если станет плохо, привезу обратно.

Он вел машину осторожно. Губы у него чуть подергивались.

— Человек, имеющий достаточно смелости, чтобы разгуливать в таком виде, не должен бояться бандитов.

Он остановил машину у самых дверей аэропорта. Смеясь, уехал.

Голос Сары прервал мои воспоминания.

— Тодд…

Она стояла в проходе у моего кресла.

— С тобой все в порядке?

— М-м…

Посмотрела на меня с беспокойством, прошла в сторону туалета. К тому времени, когда возвращалась назад, я уже собрался с силами и остановил ее шлепком.

— Сара… за вами следили в аэропорту. Вероятно будут следить и в Мельбурне. Скажи Джику, чтобы взял такси, засек, кто у него на хвосте, и обязательно ушел от него. Потом надо вернуться на такси в аэропорт — забрать нашу машину, которую взяли напрокат. О'кей?

— А этот… хвост… он в самолете?

— Нет, он звонил по телефону… Из Алис-Спрингса.

— Ладно.

Она пошла к своему месту. Самолет приземлился в Аделаиде, одни люди вышли, другие вошли, и мы опять взлетели. До Мельбурна был еще час пути. Где-то в середине полета Джик отправился туда же, где была Сара.

На обратном пути тоже остановился.

— Вот ключи от машины, — сказал он. — Садись в нее и жди нас. Тебе нельзя появляться в «Хилтоне» в таком виде. Сам не сможешь переодеться.

— Смогу.

— Не спорь. Отвяжусь от хвоста и приеду за тобой. Жди.

И пошел, не оглядываясь. Взял ключи, положил их в карман джинсов, а потом пытался убить время, думая о приятном.

Когда приземлились в Мельбурне, долго после ухода Джика и Сары не выходил из самолета. В деловом центре страны мой наряд привлекал к себе еще больше внимания. Но меня это ни капельки не трогало. Самое лучшее лекарство от смущения — усталость и тревога.

Джик и Сара, у которых — кроме ручной клади — никакого багажа не было, спокойно прошли мимо конвейера с чемоданами. Прямо к веренице такси. В аэропорту толкались прибывавшие на Кубок болельщики, но лишь один человек, это я видел хорошо, пробивал себе дорогу в одном направлении — за Сарой и Джиком.

Молодой, ловкий, он скользил в толпе, как угорь. Около стоянки такси отпихнул в сторону женщину с ребенком, перехватив у нее машину, шедшую за той, в которую сели Сара с Джиком.