Джон Макдональд - Месть в коричневой бумаге Страница 22

Как насчет мотива? Самые основательные – любовь и деньги. Состояние “существенное”. Проверить у тихоголосого доктора Уинтина Хардахи. А благородный страдалец Томми тайком приставал к веснушчатой девчонке. Вдобавок имеется умерший семейный врач, объявленный самоубийцей, который лечил Морин. Есть ли в этом какой-нибудь смысл или это случайное совпадение? Пенни всем сердцем твердо убеждена, что доктор Стюарт Шерман не мог лишить себя жизни.

Раздался стук в дверь – должно быть, Пенни принесла две бумажки по пятьдесят долларов. Идя открывать, я чувствовал неприятную пустоту в желудке и похотливое предвкушение – вдруг она согласится остаться.

Однако там стояли двое мужчин, и оба таращились на меня со спокойным, отважным, скептическим любопытством опытных представителей закона, как при первом осмотре новых особей, доставленных в базовый лагерь музейной экспедицией. Особи могут быть редкими, опасными, ядовитыми. Но их осматривают, заносят в каталог на основании многолетнего опыта классификации тысяч других, а потом принимаются за обычное дело, получая за это деньги.

Крупный, крепкий костлявый мужчина помоложе был в брюках цвета хаки, в белой рыбацкой кепке с помпоном, бело-синих теннисных туфлях и белой спортивной рубашке с изображением красных пеликанов. Он носил ее навыпуск, поверх брючного ремня, несомненно прикрывая миниатюрный револьвер, пользующийся растущей популярностью среди местных флоридских законников. На мужчине поменьше и постарше был светло-коричневый костюм и белая рубашка без галстука. Лысеющая голова, коричневые пятна, мутные темные глазки, дурной запах изо рта, почти затмивший ощущение, что младший партнер чересчур долго ходит в одной и той же рубашке.

– Макги?

– Он самый. Чем могу служить? – Я был босиком, в одних шортах.

– Ну, для начала поднимите руки, совсем медленно повернитесь. Потом можно встать у окна. – Он мельком открыл кожаную обложку, где сверкнул маленький золотой значок, представился:

– Стейнгер, – кивнул на молодого:

– Наденбаргер. Городская полиция.

– Ну, для начала, – сказал я, – ордер на обыск.

– Пока у меня его нет, Макги. Но если заставите нас потрудиться, то все кипятком начнут писать – ночь жаркая, – но ордер так или иначе присовокупится. Поэтому можете – если желаете – просто пригласить нас пройти.

– Проходите, мистер Стейнгер. И вы, мистер Наденбаргер.

Наденбаргер заглянул в шкаф, в чемодан, в ванную. Стейнгер открыл мой бумажник, лежавший на столе, и начал списывать какие-то сведения с кредитных карточек в крохотный бледно-голубой блокнот. Ему удавалось писать только с чуть высунутым языком. Кредитные карточки – конфетти властных структур – немного смягчили сердца служителей закона.

– Полным-полно наличных, мистер Макги. Наличные и кредитки заслужили “мистера”, и я без разрешения сел на кровать.

– Семьсот с чем-то. Дайте прикинуть.., семьсот тридцать восемь. Нечто вроде дурной привычки, от которой стараюсь избавиться, мистер Стейнгер. Глупо носить наличные. Может быть, результат неких трудностей, пережитых мной в детстве. Это была моя голубая мечта.

Он бесстрастно смотрел на меня.

– По-моему, очень забавно.

– Забавная мечта?

– Нет. Забавная любовь к умным шуткам над глупыми копами.

– Да что вы! Голубая мечта – это….

– Запомнить дату рождения Бетховена и пчелок Де Хэвилленд[11].

– Чего? – спросил Наденбаргер. – О чем это ты?

– Забудь, Лью, – устало отмахнулся Стейнгер.

– Вечно ты так со мной разговариваешь, – негодующе возмутился Наденбаргер.

Конечно, партнерство похоже на брак. Связанные в команду, они действуют друг другу на нервы, и некоторые храбрецы, заходя в темный склад, получают пулю в спину от партнера-супруги, у которого просто терпение лопнуло.

Стейнгер примостил на краю стола жесткие ягодицы, закинул ногу на ногу, лизнул большой палец, пролистал назад несколько страниц голубого блокнота.

– Отбывали когда-нибудь наказание, мистер Макги?

– Нет.

– Аресты?

– Время от времени. Никаких обвинений.

– В чем подозревались?

– Фабрикация. Попытки выдать себя за другое лицо… Сговор, вымогательство. Возникала грандиозная идея, но рассыпалась при первой же небольшой проверке.

– Часто?

– Что считать частым? Пять раз в жизни? Около того.

– Но вы бы об этом не упомянули, пока факты не всплыли бы так или иначе после моей проверки?

– Если угодно.

– Вы много чего тут наговорили, Макги, но, по-моему, кое-что упустили. А именно: что за наглое вторжение? Чего вам нужно? Почему сочли возможным явиться сюда, и так далее, и так далее, и так далее. Даже не потрудились изобразить священное негодование.

– Разве это на вас действует, Стейнгер?

– Нет, в последнее время. Хорошо. Подтверждаете, что вышли сегодня около полудня, а вернулись чуть позже часу?

– Приблизительно.

– И заснули?

– Как убитый. Часов до восьми.

– Когда будете составлять завещание, мистер Макги, оставьте немножечко миссис Имбер.

– Кто это?

– Экономка. Проверяла работу горничных. Открыла вашу дверь служебным ключом в четыре плюс-минус десять минут, Вы храпели в кровати.

– Кажется, я очень правильно сделал.

– В высшей степени. Позвольте огласить небольшую записку. Я скопировал ее с оригинала, который находится в лаборатории. Вот что в ней сказано… Кстати, находилась она в запечатанном конверте, адресованном мистеру Т. Макги, номер 109. Мы проверили несколько мест, где имеется номер 109, который занимает Макги. Оказалось, вы тут. Вот что в ней сказано: “Милый, как насчет платы за грех? В любом случае это была его очередная грязная мыслишка, я совсем забыла, теперь возвращаю. Проснулась, не могла заснуть, полезла в сумочку за сигаретами и нашла. Почему не могла заснуть? Ну, черт возьми. Рассуждения, доводы, воспоминания о нас с тобой… Слишком перетрудилась для спокойного сна. Может быть, надо с тобой кое-что обсудить. То, что С.Ш. говорил насчет памяти и механических навыков пальцев. Я должна в восемь заступить на смену, заменить подружку. По пути брошу записку. Ни один нормальный мужчина не станет ждать девушку на больничной стоянке в воскресное утро в четыре пятнадцать. Правда? Правда? Правда?” Читал Стейнгер плохо.

– Подписано инициалом, – добавил он. – “П”. Никогда о такой не слышали?

– Пенни Верц.

– Сотня баксов – плата за грех, Макги?

– Просто не очень смешная шутка. Личная и интимная. Наденбаргер разглядывал меня как мясник, выбирающий кусок для рубки.

– Шрамы в армии заработали?

– Кое-какие.

Гнусная ухмылка Наденбаргера не очаровала меня.

– Ну и как она, Макги? Аппетитный кусочек?

– Заткнись, Лью, – устало и терпеливо сказал Стейнгер. – Давно знаете мисс Верщ, Макги?

– С тех пор, как познакомился в баре вчера вечером. Можете спросить бармена. Его зовут Джейк.

– Горничная предполагает, что у вас здесь прошлой ночью была женщина. Значит, подтверждаете, что это медсестра.

Потом, около полудня, вы ее отвезли домой. Заходили с ней вместе?

В моем подсознании на горизонте возникла нехорошая тучка. – Давайте заканчивать игры, – предложил я.

– Она не говорила, никто не мог ее поджидать? – спросил Стейнгер.

– Назову имя, когда перестанем играть в игры. Стейнгер полез во внутренний карман запятнанного светло-коричневого пиджака, вытащил конверт, вынул несколько цветных полароидных снимков, протянул мне, предупредив:

– Это не официальные фотографии. Я их сделал для своего личного досье.

Снимал он со вспышкой. Она лежала на полу в кухне, левым плечом упираясь в тумбу под раковиной, закинув голову назад. В сине-белом клетчатом халате с поясом. Обе полы разошлись, обнажив правую грудь, бедро, ляжку. В горло были глубоко воткнуты сомкнутые лезвия кухонных ножниц. Под телом расплылась широкая лужа крови. Бескровное лицо казалось бледнее и меньше, чем помнилось; на бледном фоне ярче выступали веснушки. Кто-то нанес ей четыре удара под разным углом. Я сглотнул вставший в горле комок, вернул фотографии.

– Сообщение поступило в восемь тридцать вечера, – сказал Стейнгер. – Она обещала подменить другую сестру, у которой был ключ от ее квартиры, так как она могла проспать. Другая сестра живет в одном из домов напротив. Согласно мнению окружного медицинского эксперта, время смерти шестнадцать тридцать плюс-минус двадцать минут. На основании свертываемости крови, температуры тела, состояния нижних конечностей и окостенения шеи и челюстей.

Я снова сглотнул.

– Это.., ужасно.

– Я заглянул в кастрюльку в духовке, не готовила ли она еду. Поднял крышку, а там плавает запечатанная записка, словно она ее спрятала в спешке в первое попавшееся место. Как будто не хотела, чтоб дружок прочитал адресованное вам письмо. Думаете, он знал, что она провела ночь в вашем номере?