Сергей Абрамов - Летная погода Страница 22

— …Говорит Хомутов. Хэммет идет пешком из американского посольства вниз по улице Чайковского. Следую за ним… Сворачивает на проспект Калинина. Никаких встреч. Позвоню позже…

Еще звонок.

— …Звонит Ермоленко. Фрязина только что села на свой автобус, на котором обычно возвращается домой. Поеду за ним до ее дома…

И еще звонок.

— …Опять Хомутов. Хэммет задержался в гастрономе. Проследил за ним в магазине. Ни с кем не беседовал. В отделе вин купил вермут и бутылку сибирской. У выхода поцеловал руку киноактрисе Верестовой. О чем-то пошептались. Вышел на улицу, взял такси. Следую за ним…

Круглосуточное наблюдение работало, как часы. Ни один шаг наблюдаемых не оставался без внимания.

Глава восемнадцатая

Гриднев в воскресенье сменил на дежурстве Корецкого. Тот не пошел домой, остался поспать часок на диване: сегодня, видимо, предстояли решающие события. Они начались со звонка Саблина.

— Сейчас на ипподроме засек передачу конверта Паршину. Встреча была минутной. Он что-то сказал Фрязиной, она молча передала конверт.

Хэммет расчетлив, подумал Гриднев, заставил два дня девчонку ходить на работу с конвертом только для того, чтобы Паршину не встретиться с Каринцевым. Другое дело, что они явно, пользуясь пословицей, чешут левой ногой правое ухо. Очень усложнена цепочка: Максим — Зоя — Паршин — Хэммет. Можно было бы Паршина «сократить». Зоя — полуофициальная дама дипломата. Хотя не исключено, что Хэммет перестанет с ней встречаться — из конспирации. Пока так и есть: встреч не было. И все же это — ошибка «умного» Хэммета. С Зоей ему встретиться куда безобиднее. Хотя, впрочем, она-то не ведает, кто такой Паршин. Для нее он — старичок, знающий пароль… Да ладно, бог с ним, с Хэмметом, прав он или не прав. Все равно — суть едина…

Саблин продолжал:

— На ипподроме Хэммет не задержался. Сел в машину и поехал по Беговой к Ленинградскому проспекту… Буду звонить по ходу следования.

Гриднев снял трубку внутреннего телефона:

— Дежурный Евгеньев свободен? Дайте его немедленно. Евгеньев? Возьмите капитана Ратомского и поезжайте к Ленинградскому проспекту. Свяжитесь с Саблиным. Он где-то в этом районе. Оружие обязательно.

Пять, десять, пятнадцать минут. Голос Евгеньева:

— Он едет к дому Паршина. Присоединяемся, как приказано.

Голос Хомутова:

— Хэммет почему-то едет на Беговую. Не понимаю зачем. Ждите звонка с ипподрома.

Гриднев:

— Следите, но не упускайте. Он едет не за конвертом.

Корецкий проснулся, послушал Гриднев а и спросил, потягиваясь:

— Какого черта он поехал на бега, раз конверт уже у Паршина?

— Откуда тебе известно, где конверт? Ты же спал.

— Я и во сне все слышу. Неужто к Зоечке? А я-то думал, что у них все завязано, раз он Паршина в дело ввел… Похоже, последует звонок с ипподрома Паршину. Тот, наверное, уже дома. Хорошо бы узнать, о чем этот звонок.

— Вот ты и узнай, как только позвонит Хомутов, — сказал Гриднев. — А пока он не позвонил, выясни номер автомата на ипподроме.

— Там их с десяток.

— Узнай все. Но, по-моему, он будет звонить у входа. Там сейчас народу меньше.

Во время заезда у касс всегда пусто. И Хэммет выбрал именно этот заезд, чтобы подойти к Зое.

— Передала конверт? — спросил он.

— Час назад. Я очень боюсь, Дин.

— Страх — не эмоция для разведчика. Но ты еще приготовишка, и тебе можно простить. Но дальше больше — буду наказывать. Мне тоже будет несладко, если ты влипнешь.

— Значит, все-таки могу влипнуть?

— Если только будет шумно у кассы. Выбирай заезд, когда все на трибунах. Не ошибись.

— А если Максим влипнет?

— Макс не влипнет. Он вне подозрений. За ним могут следить только для прикрытия. А на ипподроме он — завсегдатай. Не ошибется. Да и за тобой нет слежки — я проверил.

— А третий? Кто он?

— Не любопытствуй зря. Меньше знаешь — меньше рискуешь. Он тоже станет завсегдатаем.

— Когда увидимся?

— Позвоню. Терпи, милая, надо выждать. А сейчас мне нужно позвонить. Где нет очереди к автомату?

— Звони у входа на ипподром. Там безлюдье.

Хэммет позвонил Паршину:

— Конверт у вас, знаю. Передадите сегодня в восемь на Минском шоссе. Примерно там же, где уже встречались на автомобильной прогулке. Я буду один на «Волге» с московским номером 43–27. Запомните. Примерно полвосьмого проеду у арки. Следуйте за мной, пока я не заторможу и не окажусь рядом. Бросите конверт в открытое окно.

Этот разговор был засечен капитаном Хомутовым, и содержание его стало известно Корецкому.

— Встреча назначена на восемь вечера на Минском шоссе, — доложил он Гридневу. — Способ тебе уже знаком, Александр Романович. Но учти, я хочу быть с тобой.

Слишком много народу, подумал Гриднев. Саблин, Евгеньев и Ратомский ожидают Паршина на двух машинах. Они ведут киносъемку. Мы с Корецким плюс Хомутов преследуем Хэммета. Хомутов тоже снимает встречу. Четыре машины против двух запломбируют все шоссе. А ведь там еще будут машины, такси, грузовики… Черт-те знает, что предпочтет Хэммет — тесноту или пустоту? После передачи конверта Паршин уйдет вперед или свернет на первом же повороте. Так или иначе, две машины Саблина пойдут за ним. Здесь все ясно. А вот нам придется потруднее. Главное, чтобы дипломат не успел уничтожить конверт…

— Ладно, — сказал он, — поедешь шофером. Будем брать Хэммета после передачи конверта.

— Авария? — спросил Корецкий.

— Другого выхода не вижу…

После этого Гриднев вызвал Саблина по радио:

— Дежурите?

— Втроем.

— Надеюсь, не под окнами Паршина.

— Мою «Волгу» из окна не увидишь, а Евгеньев с Ратомским вообще на другой стороне. Паршина они только в бинокль видят.

— Не рискуйте. Дежурить вам придется до семи, когда, вероятно, он выйдет. Может быть, даже раньше. Не упустите. С питанием порядок?

— Полный.

Паршин сидел за стаканом молока и глядел на него с отвращением. Сейчас ему был нужен коньяк. Но предстояла еще автопрогулка, в которой он не имел права на встречу с ГАИ. Чистота езды и мастерство водителя — вот что от него требовалось в этой поездке, и… опыт канатоходца, который рискует ходить по канату без лонжи. Допив молоко — есть ему ничего не хотелось, — подошел к окну посмотреть, не следят ли. Он ничего не рассказал о слежке Хэммету, уже не пугавшей его. Пугало другое: он знал, как расправляются его хозяева со старыми, рискующими провалом разведчиками. Другие хозяева, не те, что были тогда, в войну, а все ж такие же, ничем не отличные от тех. Устранят и — пожалте бриться… Как устраняют теперь, он, правда, не знал. Но знал другое: достаточно анонимной весточки о нем в любое отделение милиции и — конец! Не нужно даже гадать о приговоре: полицай, налетчик, шпион — какое уж тут гадание. Открыл окно: кроме его собственной — никакой другой машины. Догорающий день пугал чистотой, прозрачностью. Надежд на вечерний туман нет. Электрический свет на шоссе засветит все: и стыковку машин, и передачу конверта. Паршин вдруг почувствовал стеснение в груди и еле ощутимую немоту левой руки. Взял в рот таблетку валидола, с которым не расставался. А что впереди, он знал: болезнь века — инфаркт. Подумал уже не о предстоящей операции, а об обреченно прожитой половине жизни. И может, лучше неожиданно просто грохнуться на пол, чем тебя грохнут из автомата свои или чужие…

Поглядел на часы: без четверти шесть. Еще час — и погоня за «Волгой» номер 43–27…

Саблин поймал по радио машину Гриднева:

— Александр Романович, вы? Следуем за Паршиным. Сейчас у СЭВа. Вы где? Уже на Дорогомиловской. Догоним…

Неожиданно — откуда бы? — пошел мелкий дождик. Мостовая засверкала отражениями электрических фонарей.

— Скользко ему будет пристраиваться к Паршину, — заметил Корецкий.

— Паршин проехал. Обогнал нас, — сказал Гриднев, оставив без внимания замечание Корецкого.

— Узнали машину?

— Я номер узнал. А паршинский хвост опаздывает.

— Слишком много машин. Как бы нам не помешали.

— Разберемся.

Проехали арку, венчающую конец Кутузовского проспекта. Говорят, она была когда-то в конце улицы Горького у Белорусского вокзала. Одессит Гриднев не помнил ее: бил врага в одесском подполье, воевал в действующей армии и попал в Москву, когда ее остатки были свалены во дворе архитектурного музея во дворе Донского монастыря. Тут, на Кутузовском, она, конечно, уместнее, как торжественный символ Отечественной войны двенадцатого года. Но сейчас он промчался мимо, даже ее не заметив. Дождь лил сильнее, и мостовая стала зеркалом, в котором смешались огни «Волг», «Жигулей» и «Москвичей». Как в кино, когда показывают погоню в дождь. Паршин шел впереди, отставая от Хэммета на несколько метров. Их отделяли от Гриднева две или три машины. Где-то рядом должен быть Хомутов, подумал Гриднев.