Наталья Солнцева - Шулер с бубновым тузом Страница 22

Я перевел телефон в беззвучный режим и отложил его в сторону. Окна палаты, за которыми я наблюдал, погасли. Анна уснула или выключила свет, потому что ей захотелось побыть в темноте.

У меня вдруг томительно защемило сердце. Я затруднялся в точном определении чувства, которое она вызывала во мне. Зов крови, либо некий иной вид влечения, разожженный ее тайной, бередил мне душу.

Просидев в машине еще час, я утомился от бесплодных мыслей и отправился домой. По дороге мне показалось, что кто-то преследует меня на темном автомобиле. Ночная мгла и пелена дождя помешали мне опознать марку. На проспекте Вернадского преследователь отстал. Не исключено, что мы просто ехали в одну сторону.

«Ты становишься параноиком, — захихикал второй Нико. — Тревожный симптом, парень. Расслабься! Эта барышня не доведет тебя до добра…»

Дома меня встретила матушка с заплаканными глазами. В гостиной пахло сердечными каплями.

— Ты обещал звонить, если задерживаешься.

— Я закрутился… прости.

Те же самые слова я говорил Лоре. Я плохой сын, плохой любовник. Плохой брат, наконец. Установил слежку за Анной, которая нуждается в моем участии. Она страдает, а я подозреваю ее, черт знает в чем. Отец был бы недоволен мной.

«Она убийца, — возразил мой двойник. — Возможно, за ней тянется не одно преступление, а ты дал ей денег на пластику. Вы сообщники!»

— У меня сегодня целый день сердце ноет, — пожаловалась мать.

— У меня тоже, — сдуру ляпнул я.

— Как? Сынок! — всполошилась она. — Ты обращался к врачу? Давай я позвоню профессору Заречному и вызову его сюда. Он опытный кардиолог.

— Поздно уже.

— Он мне не откажет. Мы всю жизнь дружим. Возьмет такси и приедет. Ему не привыкать.

— Я хочу спать, ма! Можно я приму душ и пойду к себе?

Она загородила мне дорогу с трагическим лицом, непривычно бледным без макияжа. После смерти отца она перестала краситься и одевалась только в черное.

— Я потеряла мужа. Я не могу потерять еще и сына!

— Да все нормально, ма…

Я с трудом уговорил ее сделать мне чаю с мелиссой и отправился в душ. Там мне пришла в голову идея задать матери несколько вопросов. Осторожно, с оглядкой.

Она сидела в кухне, ожидая меня. На столе стоял наш большой заварной чайник, две чашки с блюдцами и клубничное варенье.

Я отхлебнул чаю и похвалил его вкус. Матушка кивнула без улыбки. В уголках ее губ пролегли глубокие складки, которых я раньше не замечал. Смерть отца мы переживали по-разному. Для нее это был печальный финал долгого и счастливого этапа жизни, для меня — начало самостоятельного пути. Я перестал быть великовозрастным ребенком и ощутил груз ответственности.

— Ма, а помнишь, отец болел бронхитом? — вскользь спросил я.

Она помолчала, накладывая мне клубничное варенье, потом горестно вдохнула.

— У Андрюши смолоду были слабые бронхи. Он постоянно кашлял, доктора опасались туберкулеза, но обошлось. А почему ты спрашиваешь?

— Я считал его здоровым. Он грипп-то подхватывал раз в пять лет и всегда переносил его на ногах.

— Из-за бронхита Андрей начал заниматься закаливанием, обливался холодной водой, пил травяные отвары по специальной схеме и к твоему рождению полностью поправился. Ему очень помогло санаторное лечение в Крыму. Он привез оттуда рецепты отваров и готовил их сам, меня не подпускал.

— Вы ездили в Крым? Вдвоем?

— Вдвоем мы ездили отдыхать, а лечился Андрей без меня. Ему кто-то посоветовал санаторий в Старом Крыму, он купил путевку и не пожалел. Горный климат пошел ему на пользу.

Она заплакала. Все это осталось в прошлом, ей предстояло научиться говорить о муже в прошедшем времени.

— Он что-нибудь привез оттуда, кроме рецептов? Фотографии или сувениры?

— Я уж и не припомню…

— Может, полистаем наши альбомы? Давно я в них не заглядывал.

Передо мной маячил снимок, который показывала мне Анна, где мой отец обнимал Веронику Ремизову.

— Давай, — согласилась мать.

Она достала с полки альбомы, и мы углубились в прошлое нашей семьи. Родители не были любителями фотографироваться. В альбомах хранились снимки торжественных событий, юбилеев, горные ландшафты, которые предпочитал отец. Теперь я понимаю, почему он выбирал для отдыха курорты с горным климатом.

— Андрей обожал горный воздух…

— Сколько раз он ездил в Старый Крым? — уточнил я.

— Один раз. Там же глушь, море далеко, до него ехать десять или двадцать километров. Зато уникальная природа и чудесный воздух. Кстати, отец как-то обмолвился, что у его дальнего предка была собственность в Старом Крыму. То ли дом, то ли большой сад, когда-то принадлежавший крымским ханам. Он даже искал следы своей родни, но не нашел. Сад тоже вырубили.

Я разочарованно отложил альбомы и задумался.

— Ты расстроился? — забеспокоилась матушка, вытирая слезы.

Мог ли я хотя бы обмолвиться об измене отца, плодом которой стала Анна? Рано или поздно мне придется признаться матери, что у меня появилась сестра. Лучше позже. Как она воспримет эту новость? Трагически? Или по-христиански, со смирением?

— Ты веришь в Бога, ма?

— Без фанатизма, — помолчав, ответила она. — Я верю в нечто высшее, имеющее власть над нашими судьбами.

— Ну-ну, — мрачно буркнул я. — Значит, все предопределено?

— Мне не нравится твое настроение, Нико. У тебя развивается депрессия.

— А чему радоваться?

— Господи, Нико! У тебя вся жизнь впереди! Женишься, внучат мне подаришь…

Я вдруг сообразил, что Анна родилась за три года до меня. Выходит, бесплодием страдала мать, а не отец.

— Ты не хотела детей? — выпалил я. — Поэтому я появился на свет, когда тебе было уже тридцать семь?

— Что ты, что ты, сынок! — испуганно возразила она. — Я мечтала о ребенке! Ты родился желанным. У меня были проблемы со здоровьем, но постепенно все наладилось. Не сразу. Я долго лечилась. Мы с папой были на седьмом небе, когда врачи сказали, что я беременна.

— У меня нет ни братьев, ни сестер, — безжалостно продолжал я. — Признаться, меня сей факт ничуть не огорчает. Просто хочу знать, почему я один.

— У меня были тяжелые роды. Возраст сказался, нагрузка на сердце. Мы с папой решили больше не рисковать.

— Ты делала аборты?

— Нет! Что ты? Нет…

Я заставил матушку оправдываться, она не понимала причины этого бесцеремонного допроса. Ей было больно, а мне — стыдно. Но я словно слетел с катушек и не мог остановиться. Я подумал: а что, если у меня объявятся еще братья и сестры? Как быть с ними?

— Скажи, ма, ты… изменяла отцу?

В ту ночь я вел себя как свинья.

— Как ты смеешь? — рассердилась она. — Тебе повезло, что отец не слышит! Вместо того чтобы копаться в нашем грязном белье, подыскал бы себе невесту. Теперь ты Глава семьи, пора позаботиться…

— …о продолжении рода? — усмехнулся я. — Сплошная биология. А как же любовь?

— Женись по любви, Нико, только по любви.

Казалось, она нарочно уводит меня от скользкой темы, направляет по другой дорожке. Она всегда умела переключить мое внимание. Но той ночью ее метод дал осечку.

— Вы с отцом любили друг друга?

— Конечно, любили, — как маленькому, сказала мне матушка. Еще бы по головке погладила. — Не сомневайся.

— Да мне по барабану!

— Прекрати… — прошептала она, и ее губы побелели. Я не стал дожидаться худшего и кинулся за каплями. Дрожащими руками накапал в рюмку двойную порцию, протянул ей.

— Прости, ма. У меня нервы разыгрались. Нам обоим нужно успокоиться.

Я помог ей встать и дойти до спальни, которую теперь она занимала одна. Постель была разобрана, на тумбочке горела настольная лампа. Матушка села на кровать и слабо махнула мне рукой.

— Иди, отдыхай…

— Мам, ну прости ты идиота! — взмолился я, чувствуя вину. — Ну что мне сделать?

— Ничего… иди, Нико…

Я вышел, притворил за собой дверь — не плотно, так, чтобы осталась узкая щель, — и громко протопал в свою комнату. Постоял там минуты две, потом на цыпочках вернулся к родительской спальне и прильнул ухом к щели.

«Ты дурно воспитан, дружище, — поддел меня второй Нико. — Подслушивать нехорошо!»

Я стоял, затаив дыхание. Так прошло минут десять или больше. Я было собрался уходить, как из-за двери раздался глухой голос матери. Она говорила с кем-то по телефону.

— Он сам не свой… — донеслось до меня. — Не понимаю, какая муха его укусила…

Потом пошло что-то неразборчивое.

«Наверное, звонит профессору Заречному, — подумал я. — Жалуется на мое поведение. Или договаривается насчет приема. Черта с два! Никуда я не пойду. Я уже вырос из коротких штанишек!»

— Знаешь, какие вопросы он мне задавал?.. — повысила голос она.

О, это становится интересным! Я весь превратился в слух. Увы, матушка перешла на шепот, и мне не удалось уловить ни слова…