Ален Жермен - Дело Каллас Страница 22

Жилу, которого все звали здесь «месье Макбрайен», будучи заведующим постановочной частью, безраздельно властвовал над ордами рабов. Они – в шортах, кроссовках, толстых кожаных перчатках, с обнаженными торсами, блестящими от пота, и он – в безукоризненном льняном костюме и солнцезащитных очках в черепаховой оправе. Снова начав работать, он чувствовал себя намного лучше.

– Нет, розовую пленку только на лицевые прожекторы.

Сару он не видел с тех пор, как чуть не задушил ее в «Ковент-Гарден». Оставалось совсем немного, чтобы раз и навсегда избавиться от наваждения. Как удалось ему сбежать при внезапном появлении инспекторов, прибежавших спасать певицу? Сам он этого не знал. Очевидно, помогло хорошее знание всех лабиринтов Королевского оперного театра, в котором он еще юношей осваивал свою профессию. Остальное доделали темнота, паника и, несомненно, везение.

– Поосторожнее с ударными! Куда делся ответственный за инструменты?

Решительно приходилось присматривать за всем.

Как вести себя при встрече с Сарой после всех месяцев неотрывных дум о ней? Узнает ли она его? Подозревает ли она о чем-либо?

– А камеры здесь зачем? Нет, у меня нет больше свободных розеток, подключайтесь в другом месте. Протяните кабель напрямую, если вам нужно электричество.

Она прибыла сегодня. Остановилась в «Великобритании». Кассандра, Кармен и вот теперь Бланш… Все эти роли связаны со смертью. Он осмотрелся. Будет ли более подходящее место для последнего жертвоприношения?

– Молитвенные скамеечки поставить в другой стороне, и хорошенько укрепите электрические провода. Нет, черной изолентой, широкой.

К началу сезона он вернется в Париж. Ему уже предложили ответственную должность в филиале «Гранд-опера», открытие которого состоится скоро. Благодарить надо Французскую революцию, двухсотлетняя годовщина которой ознаменуется открытием нового театра. Начать все с нуля, в новом зале, без воспоминаний, без призраков. Может быть, удастся вымести прошлое. Окончательно похоронить Жилу и стать тем, кем и должен всегда быть – Жилем Макбрайеном, свободным человеком без привязанностей.

Возвращаясь домой, Сесилия решила сделать крюк. Ей хотелось убедиться, что в артистической уборной Сары фон Штадт-Фюрстемберг есть все, что надо. Певица показалась ей несколько нервной, чем-то встревоженной. Возможно, сказались перелет, усталость, жара. Тем более стоит ее ублажать. Пребывание в Афинах должно оставить у нее приятные воспоминания. Охранник потребовал у Сесилии бейдж, а потом извинился, что не узнал ее.

Время для посещения было идеальное: нет больше любопытствующих, нет автобусов, нет туристических групп с гидами, исчезли бродячие торговцы. Оторвавшись от городской суеты, холм преобразился, расцвел, обнажил свою красоту. Благодарные цветы, кусты, деревья разлили свои ароматы. Появились запахи жасмина, оливковых деревьев, кипарисов, запахи земли и камня, запахи прошлого, бывшей цитадели культовых мест, запахи попираемых ногами корней. Повсюду громоздились кучи больших ящиков. По трафаретным ярлыкам можно было определить их содержание: алтарь, распятие, эшафот… У рабочих и техников был перерыв. Маленькими группками они пристроились кто где: некоторые за столом, другие у цоколя ветхой колонны – чтобы съесть свой ужин из общего котелка. Греки сидели в одной стороне, иностранцы – в другой. Только Жилу присел отдельно.

– Чем могу помочь?

– Kalispera,[49] меня зовут Сесилия Геропулос, я переводчица, шофер, компаньонка, короче, прислуга, выполняющая всю работу у мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг.

– Kalispera. Жиль Макбрайен, заведующий постановочной частью.

– Рада познакомиться.

– Для меня это еще большее удовольствие, потому что мне может понадобиться ваша помощь… Ваши соотечественники не всегда понимают мой французский и английский…

– Если у вас возникнут трудности, не стесняйтесь, зовите меня.

– Вам знакомы эти места? – спросил он, намереваясь предложить Сесилии прогуляться.

– Да, но я каждый раз волнуюсь, когда прихожу сюда, – ответила Сесилия, оглядываясь.

– О, мы только что включили подсветку монументов! Если смотреть отсюда, они кажутся позолоченными… бессмертными, – произнес Жилу, показывая рукой на храмы, стоящие наверху.

– А может быть, они и в самом деле бессмертны?

– Вы будете на репетициях?

– И на репетициях, и на спектакле.

– Как жаль, что будет лишь одно представление.

– А знаете, Франсис Пуленк здесь менее популярен, чем Микис Теодоракис, так что «Диалоги кармелиток» пойдут туго, тут и наш Зорба Грек играл бы в полупустом зале. Неумолимый закон рынка.

– Пора приступать к монтажу, жаль с вами расставаться, – извинился Жилу, посмотрев на часы.

– Не беспокойтесь за меня. Гримуборные закрыты на ключ?

– Нет, все открыто. Будьте как дома.

– Вы очень любезны, – поблагодарила Сесилия, думая о том, что вид у него довольно внушительный.

Этот мужчина чувствовал себя здесь хозяином. Она пожала плечами, тряхнула волосами и не смогла удержаться от насмешливой улыбки. В конце концов, если это ему доставляет удовольствие… Нужно же, чтобы кто-то заботился о священном храме театра.

30

Она издала последний вздох вчера вечером в семь часов после ужасной агонии! Мать Мария, властолюбивая, как никогда, проявила невероятную жестокость; бедная Бланш совсем обезумела, а тот верзила-врач и вовсе онемел. Что касается меня, то я смертельно устал, но воспрял, когда закончил эту картину. Она самая прекрасная, в этом нет сомнения. Вот увидите, с оркестром она окажется захватывающей, а вокалом можно будет наслаждаться. Есть маленькая фраза (под «маленькой» я подразумеваю «жестокую») матери Марии по поводу предсмертных хрипов настоятельницы. Я на нее очень рассчитываю. Последней нотой настоятельницы является высокое и резко-отрывистое «ля». После этого все кончено. Я отдышусь немного перед пятой картиной, чтобы уничтожить все остальное.[50]

Как бы и ей хотелось все смести до основания! Столько прошло разного после ее смерти в роли Кассандры! Как же она устала! Она положила собственноручное письмо Пуленка на столик у изголовья.

Оно пришло рано утром вместе с почтой, принесенной ей консьержем отеля, на белом конверте удлиненного формата едва угадывалась надпись: «Мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг», сделанная еле различимым почерком. И ничего больше; ни подписи, ни сопроводительных слов. Отправитель неизвестен. Подарочек анонимного почитателя? Она вздохнула, раскрыла партитуру и нажала на кнопку PLAY пульта видеомагнитофона, который дирекция Афинского фестиваля предоставила в ее распоряжение. Видик был в неважном состоянии, но тем не менее можно было просмотреть на нем запись: постановку «Диалогов кармелиток», снятую на пленку в мадридском театре «Сарсуэла». Благодаря возможности – замедлить кадры, останавливать их она могла спокойно отмечать на партитуре последовательность пьяно, входов и выходов. Ее вокальная партия была подчеркнута розовым, так что с первого взгляда она знала, в каком месте находится. Некоторые ноты, в основном пассажные, были обведены красным. В рамочку были заключены и целые фразы: «Ради себя не умирают, умирают ради других или вместо других». Уже в третий раз после завтрака прогоняла она таким образом шедевр Пуленка.

К вечеру она будет готова к репетициям. За это Сара была спокойна. После полудня к ней зайдет дирижер, обговорит с ней темпы и даст несколько указаний, касающихся интерпретации. Затем придет постановщик, сообщит о двух-трех изменениях и поговорит о ее персонаже. Примерка костюмов также пройдет в ее номере; ее агент уже передал всю информацию главной костюмерше, и здесь тоже не должно быть проблем, так как ей не приходилось, как большинству ее коллег, плутовать с талией и скрывать полноту. Вот разве что монашеский убор… Она не терпела, когда во время пения что-то сдавливало лоб. На экране возник интерьер монастыря. Сестра Констанция де Сен-Дени обращалась к Бланш де Ла Форс:

– Мне всегда хотелось умереть молодой.

– Что я могу для вас сделать?

– Увидев вас впервые, я поняла, что Всевышний внял моей мольбе.

– Какой мольбе? – пропела Сара одновременно с актрисой, исполняющей эту роль на пленке.

Надо бы эту реплику спеть посильнее.

– Я поняла, что Господь смилуется надо мною, не позволит мне стареть и что мы умрем вместе, в один день. Где и как – я не знаю и не узнаю никогда…

Стоп! Нужно отдохнуть. Надеюсь, вечером у меня будет партнерша получше; эта девица не соображает, что говорит, она не поняла, что вся суть ее персонажа заключается в просодии, в «певучести» слога. Что-то есть хочется! Для обслуживания в номере надо набрать семерку…

– Алло, ресторан? Мне хотелось бы непрожаренный шатобриан с беарнским соусом. Нет, жареного картофеля не надо. Он плохо действует на голосовые связки. Да, еще паштет… бутылку бордо и пирог татин со сметаной.