Виктор Каннинг - Семейный заговор Страница 22

Мисс Рейнберд кивнула. На мгновение ее охватило острое желание задать мадам Бланш несколько каверзных вопросов. Но она быстро взяла себя в руки. В конце концов, это было делом чести, по крайней мере на сегодняшний день. Поэтому на время необходимо отказаться от присущего ей скептицизма и привычки к логическим схемам.

С волнением мисс Рейнберд наблюдала за мадам Бланш. С ней происходили уже знакомые превращения: лицо напряглось, дыхание участилось, руки сжали нитку жемчуга. Тут она вспомнила, как мадам Бланш в ужасе застыла у подножия лестницы, с которой упал Шолто, а потом мысленным взором увидела мальчика с птицей на руке…

— Это ты, Генри? — медленно спросила мадам Бланш низким голосом.

— Да, это я, — мужским голосом произнесла мадам Бланш. Этот голос был уже знаком мисс Рейнберд.

— Боже мой, Генри, да у тебя рот до ушей. Обычно ты такой серьезный, почтенный господин.

— Я счастлив, оттого и улыбаюсь, — ответил Генри. — Разве ты не чувствуешь, Бланш, эти теплые вибрации? Они повсюду, и они исходят от твоей подруги, мисс Рейнберд. Ее разум успокоился, в сердце пришел мир, теперь она знает, куда идти. Передай ей, что мы так рады за нее.

— Вы слышали, мисс Рейнберд? — спросила мадам Бланш.

— Да, мадам, — ответила она, не зная, сердиться ей или нет на то, что ее назвали подругой мадам Бланш.

К ее изумлению, Бланш заметила:

— Ты не должен называть мисс Рейнберд моей подругой. Я ее проводник. На дружбу можно претендовать тогда, когда ее принимают.

Генри хохотнул.

— Нам отсюда ваши социальные различия кажутся такой ерундой. Вы обязательно подружитесь.

— Может быть, Генри. Но сейчас нас заботит совсем иное. Почему это вдруг, Генри, ты закрыл дорогу и встал в тени?

— Потому, что слово всемогуще, Бланш. Ему не нужен свет, чтобы оно обрело знание.

— Ты хочешь сказать, они не придут?

— Да, сегодня они не придут, Бланш. Теперь поступки мисс Рейнберд покажут, насколько искренне она их любит. Когда понадобится, они придут на помощь, но не ждите внезапного чуда. Настоящие чудеса — лишь результат веры и взлелеянных желаний наших любимых.

Мадам Бланш засмеялась.

— Ну ты загнул, Генри. То есть, ты имеешь в виду, они пока не во всем разобрались, но поделятся с мисс Рейнберд всем, что знают, и будут поступать так и впредь?

— Именно так, Бланш. Видишь ли, — торжественным голосом продолжил Генри, — они пока не достигли Высшего Света и многое им недоступно. Но они обязательно придут к Высшему Свету, все в конце концов приходят туда. Ну а пока у них есть свои трудности. Но мисс Рейнберд не должна падать духом: если она пойдет к ним, они ей помогут.

— Генри, — твердо сказала мадам Бланш, — хватит говорить загадками. Как она может пойти к ним?

— Я имею в виду их могилу, Бланш. Рядом с ней она обнаружит имя ребенка, которого ищет. Но ребенок жив. Весной она положила туда нарциссы, а летом — чистые белые розы. «Позволяю младенцам прийти ко Мне, ибо их есть Царствие Небесное». Спроси, говорит ли ей это о чем-нибудь?

Хотя в комнате было тепло, мисс Рейнберд почувствовала, как по спине пополз холодок.

Мадам Бланш спросила:

— Вы понимаете, о чем идет речь, мисс Рейнберд?

— Да, да… насчет цветов все верно. Но ребенок умер, его похоронили…

Генри перебил:

— Один умирает, другой живет. Тело исчезло, а имя осталось. Видишь мужчину, Бланш?

С раздражением, неприятно удивившим мисс Рейнберд, Бланш отрезала:

— Я ничего не вижу, Генри.

— Попробуй еще раз.

Мадам Бланш подняла руки к вискам и с силой сжала их, пальцы ее слегка дрожали. Она негромко вскрикнула и сказала:

— Теперь вижу, Генри.

— Опиши мисс Рейнберд, что ты видишь.

— Картинка не очень четкая, Генри. Он то появляется, то пропадает. И рядом с ним что-то… Да, теперь гораздо лучше… Это автомобиль, Генри. Похоже, старая модель…

— Да бог с ней, с машиной. Опиши человека.

— На нем военная форма, темного, скорее шоколадного цвета. Да, очень симпатичный. Ему чуть больше тридцати. Машина белая…

— Спроси мисс Рейнберд, какого цвета у него должны быть волосы. Он без фуражки. Спроси ее.

— Если это тот, о ком я думаю, его волосы должны быть черными как вороново крыло, — резко ответила мисс Рейнберд: вся эта сцена пробудила в ней далекие и весьма неприятные воспоминания.

Вдруг мадам Бланш в отчаянии воскликнула:

— Что происходит, Генри? Все исчезло, и ты тоже уходишь. Генри… Генри!

— Как грозовые тучи скрывают солнце и погружают во мрак красоту цветников и полей, — послышался шепот Генри, — так гнев изгоняет любовь и понимание из человеческого сердца… Не гнев, но любовь освещает путь к истинному пониманию…

Голос его становился все глуше и наконец затих.

Мисс Рейнберд понимала: ее как следует отчитали. И эта, как ей казалось, несправедливость рождала в ее душе бурный протест. Надо же, Высший Свет! Если он и существует на самом деле, не удивительно, что Хэриет и в особенности Шолто пока не добрались туда. И как можно сохранять спокойствие при мысли об этом Шубридже. Действительно, она иногда клала цветы на могилу его ребенка, так как во всей округе больше некому было это делать. Простой акт милосердия, когда она приходила на могилы Шолто и Хэриет. Ерунда какая-то. А эта мадам Бланш… Откинулась на спинку кресла, глаза закрыты, выглядит измученной, бедняжка! Да она просто ловкая обманщица и ничего больше. Ну, хватит. Позволять дурачить себя и дальше — будет уже слишком. Очевидно, дамочка выдает тут перед ней то, что она узнала где-то на стороне. Хэриет уже давно нет в живых. Ее прошлое умерло вместе с ней, и уже ничего нельзя с этим поделать.

Мисс Рейнберд предалась воспоминаниям, и тут до нее донесся голос Хэриет.

— Типпи, дорогая… я так переживаю… — продолжала мадам Бланш голосом Хэриет. — Я так переживаю за тебя, Типпи, дорогая… Так переживаю.

Мисс Рейнберд была потрясена до глубины души. Она молча сидела, не сводя глаз с этой вульгарной красотки мадам Бланш. Действительно, то был голос Хэриет. Боже мой, неужели у нее начинались слуховые галлюцинации? Типпи… Откуда этой женщине было знать, что Хэриет всегда называла ее этим шутливым прозвищем?

Бланш медленно открыла глаза, выпрямилась и, издав легкий вздох облегчения, улыбнулась мисс Рейнберд.

— Уф, Генри меня сегодня совсем замучил. Я так устала. — Она взглянула на графин с хересом.

Сделав вид, будто не заметила этого, мисс Рейнберд спросила:

— Вы все помните?

— Да, на сей раз все.

— Вы запомнили последнюю фразу?

— Разумеется. Генри опять был в поэтическом настроении. «Не гнев, но любовь освещает путь к истинному пониманию…» И он прав, мисс Рейнберд. По-человечески я понимаю, как трудно бывает иногда сдерживать себя. Но им тоже не так легко все время смотреть на это сквозь пальцы.

Мисс Рейнберд молча поднялась и налила два бокала хереса. В голове вертелась только одна мысль: кто же на самом деле эта женщина?

Джордж и Бланш сидели на кухне у нее дома в Солсбери и пили портер. Миссис Тайлер уже легла спать. Альберт тоже спал — в машине Джорджа. Бланш никогда не пускала его в дом: она не любила собак. Было уже поздно. Изредка сильные порывы ветра сотрясали окно. На столе перед Джорджем лежал его большой блокнот в красной обложке. Он купил его на следующий день после первой встречи с миссис Грэдидж и заносил туда все, что касалось мисс Рейнберд. Хотя на память он не жаловался, но уже давно усвоил: стоит ему не набросать заметки сразу после беседы, как через некоторое время он уже не мог припомнить те или иные детали. А именно самые незначительные детали часто имели для Бланш решающее значение.

Заглядывая время от времени в блокнот, Джордж рассказывал ей, что ему удалось узнать в Чилболтоне и позже в Вестон-супер-Маре.

Рональд Шубридж служил в Рид-Корте шофером Шолто, но ему в обязанности вменялось и другое. Когда хозяину не с кем было выпить, Шубридж часто составлял ему компанию. Помогал он и в иных случаях: например, когда Шолто требовалась машина для увеселительных выездов на природу. Шубридж был не из местных — он приехал из Лондона вместе со своей женой Мартой. Его самым закадычным приятелем в Чилболтоне стал Грэдидж, Шубридж даже разрешал ему пользоваться автомобилем, когда Шолто был на охоте или рыбачил. За два месяца до появления на свет ребенка Хэриет (миссис Грэдидж назвала даже день и час) Шубриджи потеряли своего шестимесячного сына Эдварда. За неделю до родов Хэриет Рональд Шубридж уволился, а своему приятелю Грэдиджу рассказал, что получил немного денег в наследство и решил открыть собственное дело — купить гараж, но не уточнил где. Однако год спустя он прислал письмо Грэдиджу. («Тщеславие заело», — подумал Джордж). Шубридж писал, как процветает его авторемонтный бизнес, и сообщал, что его супруга родила второго ребенка.