Евгений Гуляковский - Искатель 5/1990 Страница 22

Два летунга кружились недалеко от его головы, не представляя, какая опасность им угрожает.

Укрепив в скале заднюю пару лап и освободив две пары передних, он неожиданным рывком выбросил вперёд все четыре свободные лапы. Оба летунга, разодранные в клочья ударами кинжалов его когтей, беспомощно рухнули в пропасть.

Путь наверх был свободен. Где-то в стороне запоздало трубили тревогу. Они уже упустили возможность остановить его на отвесной плоскости.

Ещё рывок, ещё — край стены уже близок. Что-то его притягивало, звало к себе. Какое-то белое пятно на краю стены, Рассмотреть, что там было, — не оставалось времени.

Когда дежурная стража наконец опомнилась, Роман был уже у подножия городской стены. Сверху на его бронированную шкуру обрушился град стрел и камней. Они отскакивали, не причиняя ни малейшего вреда. Под кожей переливалась могучая мускулатура, и, напрягая мышцы спины, он легко выдерживал удары самых крупных камней, однако движение сильно замедлилось. Пора было что-то предпринять, пока враги не опомнились и не поднесли настоящее оружие.

Размахнувшись, изо всех сил Роман ударил лапой в основание городской стены. Стена дрогнула, в месте удара образовалась глубокая вмятина, во все стороны от которой побежали змеистые трещины.

Тогда он дважды повторил удар, и стена не выдержала. В нижней её части образовался пролом, целый пролёт накренился и рухнул в пропасть, обдав Романа градом камней и увлекая за собой летунгов, стоявших между её зубцов. Большинство из них взмыли в воздух и, как стая испуганных ворон, закружились над образовавшимся проломом.

Последним броском Роман преодолел отделявшие его от края пролома метры и стоял теперь внутри города. Летунги упустили свой единственный шанс — сбить его со скалы во время подъёма.

Разгорячённый схваткой, он не думал о белом пятне на стене, но всё время помнил о нём и наносил свои удары так, чтобы не повредить участок стены, где виднелся силуэт женщины… Теперь женщина оказалась у него за спиной. Парализованные стремительностью атаки, летунги пока не представляли опасности, и наконец он смог обернуться… Он увидел её огромные серые глаза совсем близко, так, как видел каждую травинку в соседнем лесу за рекой… В них был восторг, радость, надежда, непонимание — всё, что угодно, в них было, кроме страха перед его чудовищной внешностью.

— Ты пришёл за мной? — спвосила девушка.

— Как ты догадалась?

— Левраны приходят из страны солнца за теми, чей срок подошёл… Но разве я достойна такой чести?

Значит, он ошибся. Ничего она не поняла, спутала его с каким-то легендарным животным и потому не испугалась. Так даже лучше. Сейчас некогда объясняться…

— Я пришёл за тобой. Жди меня в этой башне, запри дверь изнутри и никого не пускай. Я найду тебя здесь и сам открою засов. Ещё нужно разобраться с этими… — Он понимал — отступление сейчас невозможно. Летунги уже опомнились, их первые вооружённые отряды выстраивались в воздухе для атаки. Даже если его не собьют во время спуска, Элия наверняка не уцелеет.

Поэтому он не спешил. Едва за ней закрылась дверь наблюдательной башни, едва скрипнул засов, как на Романа обрушился новый град ударов. Теперь это были не только стрелы. Тяжёлые лезвия секир, не пробивая шкуру, всё же причиняли сильную боль. А если они догадаются, где его уязвимое место, и начнут бить по глазам… Издав короткое яростное рычание, он прыгнул, они не могли предвидеть длины его прыжка. Его тело пронеслось в воздухе сквозь строй атакующих, и их тела как перья одной огромной птицы, кружась, стали падать на землю.

Одного урока оказалось достаточно. Теперь они держались на значительной высоте. Это его вполне устраивало, он вовсе не искал ненужного кровопролития. В несколько прыжков он достиг центральной площади.

Летунги всей стаей следовали за ним, осыпая сверху стрелами, не причинявшими никакого вреда. Настала пора расплаты: посреди площади он начал свой танец смерти — тот самый гипнотический танец, которым лишали воли свою добычу анаконды на далёкой отсюда Земле…

Его шкура полыхала всеми цветами радуги. Узоры бежали по ней равномерными волнами, лишая врагов воли и желания бороться. Их движения замедлились, круги становились всё ниже, всё беспомощней хлопали крылья, и вот уже первый летунг приземлился у края площади, за ним ещё и ещё.

— Садитесь! — прорычал он громовым голосом. — Все садитесь на площадь. — И они посыпались сверху, как клочья тьмы, гроздьями усыпая карнизы соседних крыш, дрожа от ужаса и не решаясь приблизиться,

— Ближе! — крикнул Роман, и они шагнули все разом, как шагали когда-то бандарлоги по приказу великого Као.

— Ещё ближе!

Наконец на площади образовался их молчаливый, плотный круг, в центре которого он стоял. На земле они были совершенно беспомощны и, склонив головы, покорно ждали решения своей судьбы.

Всё время он чувствовал какую-то двойственность, какую-то незавершённость, словно его ждало здесь ещё одно не менее важное дело, не связанное с освобождением Элии. Теперь это чувство усилилось.

— Пусть вперёд выйдет Каро! — Предводитель летунгов с волочащимися по земле крыльями и жалко опущенной головой уже не вызывал в нём прежнего гнева. Какое-то другое чувство, гораздо более сильное и важное, руководило сейчас его поступками и словами. — Подойди ближе! — Каро молча повиновался. Вот он стоял перед ним, ничтожная летающая козявка, причинившая ему столько горя. Луч света и тепла тянулся от маленькой золотой искорки, блеснувшей в густой шерсти на шее Каро. Здесь находилось что-то очень нужное ему. Нечто такое, что было не менее важно, чем освобождение Элии и восстановление попранной справедливости.

— Сними талисман архов! — приказал его голос, словно Роман давно знал, что именно нужно потребовать. Каро безропотно повиновался, будто ждал именно этого приказа. — Ты и твоё племя нарушили законы мира. Вы разучились уважать жизнь и права других существ. Вам было мало безграничной власти над этой планетой, и ваша безудержная жадность всё погубила. Отныне вы лишаетесь поддержки архов и их покровительства. Положи талисман на землю!

Каро выполнил и это. Роман переключил свой правый глаз на тот внутренний взгляд, который позволял ему рассмотреть при желании любую букашку в лесу. На золотой поверхности диска изогнулось изображение леврана. Так вот в чём дело! Он поднял талисман концом хвоста и долго раздумывал, что с ним делать дальше. В конце концов место для талисмана нашлось между кожаными складками его необъятного живота. Летунги всё так же неподвижно, с закрытыми глазами, ждали его дальнейших распоряжений. Гипнотический транс ещё продолжался.

— Повторяйте за мной! — приказал он. — Жизнь каждого живого существа и его право на счастье священны! Никто не смеет безнаказанно забывать об этом.

— Об этом! — эхом отозвалась площадь.

— А теперь спите. Спите до самого утра, а затем хорошенько подумайте над тем, что произошло с вами.

— Куда ты несёшь меня, левран? Я устала. Я хочу есть и пить. Это только ты можешь обходиться без пищи, переносясь из мира в мир, туда, где нужно восстановить справедливость…

«Красиво, — подумал Роман, — И нечего возразить. Она всё равно не поверит. Каждый верит только в то, во что ему хочется верить. А вот есть действительно хочется и пора уже сделать привал. Никто их теперь не догонит, до города россов остался один дневной переход».

Он выбрал поляну с озером — не с тем, священным, у дуба, с самым обыкновенным озером.

Пока Элия собирала плоды и орехи, он попробовал жевать свою траву. Вкус её показался ему отвратителен, тогда он сорвал с ближайшего дерева пару небольших плодов, задумчиво разжевал их сочную мякоть и удовлетворённо кивнул своей большой головой.

Этого ничтожного количества пищи оказалось достаточно, чтобы утолить его чудовищный голод. «Я всё время меняюсь», — думал Роман. Откуда-то посреди головы появился нелепый рог, наверно, он нужен для того, чтобы Элии удобнее было держаться, когда она сидела на его толстой шее.

Когти на лапах стали короче и теперь не мешали бегу.

К утру лес расступился, и вдали на холмах показался деревянный город россов. Приближалась пора расставания. Правда, знал об этом только он один. Так ничего и не сказал ей, не ответил ни слова на её многочисленные вопросы, не выдал себя ничем.

Ни к чему ей знать его тайну, и цена, которую он заплатил за её спасение, касается его одного.

— Скажи, левран, отчего ты молчишь? Отчего ты всё время молчишь?! — не оставляла Элия своих попыток. — Открой мне мою судьбу! Ты ведь знаешь всё и всё можешь, так говорят легенды, это правда?

«Правда, правда. Но помолчи. Не пугай тишину последних минут. Слушай лучше, как бьётся моё сердце, впрочем, разве ты услышишь его за толстыми складками кожи?» Не отвечая, он ей всё-таки отвечал. Может, и она, не слыша, слышала хоть что-то? Вряд ли… Понимать несказанные речи могут лишь чудовища из древних легенд. Уши современных женщин заполнены иными звуками, и потому чаще всего они слышат лишь самих себя. Город между тем приблизился, их заметили, и отряд всадников вылетел из распахнувшихся ворот с развёрнутыми боевыми вымпелами, на которых извивалось длинное тело чудовища из древних легенд, того, что неслось им навстречу. Отряд смешался, казалось, вот-вот они в панике бросятся обратно к воротам города. Но этого не произошло. Что-то их удержало. Быть может, гордость или фигурка женщины, восседавшая на шее могучего животного.