Сергей Лукницкий - Выход из Windows Страница 22

ШОК

И тут прямо над его головой вспыхнул свет.

Витя прижался к земле, подполз к дому. В комнату, окна которой зажглись, вошли какие-то люди.

По голосу Витя понял, что это девочка, которую он уже видел... Дочь Похвалова - Зинаида, с нею один из телохранителей. Окно не было открыто, но девочка и мужчина громко смеялись, йотом все смолкло, в комнате погасили свет и открыли окно. Они целовались. Через минуту девочка облокотилась на подоконник и почти свесилась над Витей. Хорошо, что окно было высоко, фундамент был вровень с кустами шиповника, в колючках которого сидел Витя. До него стали долетать томные ритмичные стоны девочки, опирающейся на подоконник. За ее спиной смачно охал мужчина.

Братченко не верил своим ушам. Что это? Кто посмел осквернить малолетку, ровесницу его дочери, можно сказать, его дочь, кто воспользовался доверчивостью и наивностью девчушки, лишившейся матери, да и отца? Куда смотрят оперативники? Где они вообще? Братченко медленно выпрямился и встал под окном в полный рост. Девочка увидела, как прямо перед ней из земли вырастает человек, заорала истошно, так, что Галочка, сидевшая в запертой машине за тридевять земель, услышала крик.

Мужчина, доведенный до кульминации возбуждения этим ее криком, тоже завыл, но тонко, постепенно, такие звуки издают перед тем, как собираются чихнуть. Братченко увидел своими глазами всю эту отвратительную картину, этого глумящегося варвара над убитой горем малюткой и издал вопль отчаянья. Девочка заорала еще сильнее: ей показалось, что зомби уже тянет к ней свои страшные земляные руки.

Через две минуты дом был окружен тремя группами вооруженных людей. Причем все перемешались и стояли хороводом, направив стволы в сторону Братченко. Это были охранники Похвалова, выскочившие во двор, бригада военизированной охраны поселка и оперативники, сидевшие в своей машине, припаркованной невдалеке от калитки .

Полуголая девочка так и полувисела на подоконнике с огромными от испуга глазами. Прямо в лицо ей светило множество фонариков.

- Братченко, какого черта? - прыснул один из оперов, узнав помощника Серафимовой.

Братченко молчал, периодически дергая кадыком.

- Ты чё? Ты чё, мужик? Западло так поступатьто? Что, блин, за понты такие, тебе же сейчас яйца оторвут за такое, извращенец! - вырвалось у девочки, и она произнесла заключительную суровую, но справедливую характеристику: - Дурак!

Прошло уже более сорока минут с момента ухода Братченко из машины, когда все выяснилось. Галя, напуганная темнотой, этим странным истошным воем, перебралась на водительское место и включила зажигание. Она не без труда развернула машину и вырулила на трассу. Когда она спокойно миновала все посты и проезжала поворот к даче Похвалова, несчастного Братченко выводили из калитки. Он увидел свою машину и Галочку за рулем, одновременно услышал визг тормозов...

В машине, откинувшись на заднем сиденье, он долго думал: "Неужели и его дочь захлестнул этот всемирный разврат и упадок, как эту юную путану, которая жила с целым выводком охранников Похвалова и с ним самим и плевала на устои и нравственность, пока ей платили деньги?"

СЭР БАСКЕРВИЛЬ

Братченко с удивлением отметил, что на ночь все шлагбаумы были подняты, потому что постовые тоже люди и не хотят вскакивать ночью, чтобы пропускать запоздалых дачников.

Галочка съехала к озеру и остановила машину. Это было так удивительно, что она выбрала ту же площадку, где они недавно были, перед искрящимся лунным бисером озером. Они вышли из натопленной машины в холодный апрельский сумрак. Галочка смущенно стояла на краю площадки, прямо перед водой, слегка плещущейся иод ногами.

- Выспалась?

- Замерзла.

Он обнял ее, очень крепко обнял, прижавшись всей грудью к ее спине, уткнувшись носом в ее короткие каштановые волосы, и почувствовал, как чернозем в его нагрудном кармане превращается в лепешку, пропитывая костюм, рубашку, да и Галин свитер тоже. Он механически отодвинул себя от желанной женщины, так как вспомнил, что карман его брюк до краев набит жестким твердым щебнем.

До Минского шоссе Витя вел машину сам.

Если бы не Галя, так бы и проскочил поворот на Буденновское. Они почти не разговаривали от смущения и робости первого откровения. Галочка сидела рядом и показывала дорогу.

Вышли из машины вместе. Луна, это ночное солнце, освещала мощным прожектором круглый холм. Утопая в этом мистическом лунном свете, они спустились к поселку. Эта прогулка оказалась более романтичной, чем недавнее лесное сумасшествие. Братченко все еще думал про похваловскую девочку.

- У меня есть дочь, - начал он. - Живет с матерью в Мытищах. Уже пятнадцать лет балде.

- Что вы, Витя, она не балда.

- Конечно, но неужели у них у всех теперь такие ценности, такие идеалы, такие эталоны настоящей жизни?

- Ну, что вы! Просто вас шокировало то, что вы увидели, при чем здесь ваша дочь? Она у вас умница.

Непосредственность, с которой Галочка уверяла Братченко, была умилительна. Женщина держала его за руку, спускаясь по крутому скользкому склону.

- Вон-вон, видите дом с белой крышей, это алюминий светится, ну, такой высокий дом, вон от того трехэтажного справа, - Галочка показывала рукой на белеющие в низине дома оборонщиков.

- Вы часто здесь бывали? - осторожно спросил Братченко.

- Один раз. Привозила Адольфу Зиновьевичу загранпаспорт. Очень срочно ему понадобился.

- Здесь, на даче?

- Он прислал за мной водителя, сказал, чтобы я ему паспорт в руки не давала, а сама привезла.

И сразу отправил меня обратно. У него кто-то был в доме, какой-то мужчина. Я видела мельком, так как в дом он меня не пустил. Через открытую дверь видела... Ой, осторожно! - она споткнулась и схватилась за Витю.

Он поцеловал ее. Она ответила.

Дача Финка находилась на главной улице. Дом был крыт остроконечной крышей с двумя скатами , нижний высокий этаж построен из белого кирпича, второй - из кругляка, под старину, на крыше и на окнах второго этажа красовались ажурные наличники, нижний же был сделан в современном стиле. Высокое крыльцо поддерживалось двумя пролетами лестниц.

Неожиданно из калитки напротив вышел пожилой человек в тренировочном костюме. На поводке, прячась за его спину, шел конь. Нет, это в темноте Братченко показалось, что палевый конь идет за стариком, положив ему морду на плечо.

Виной всему темнота. Это была собака. Белая пена блеснула на губах пса, словно фосфор, и Братченко подумал, что собаки Баскервилей ему уже не вынести, после Переделкина еще не отошел.

- Здравствуйте, - поприветствовал их сэр Баскервиль, - не бойтесь, она не кусается.

- Глотает целиком? - судорожно спросил Братченко.

Старик улыбнулся.

- Кого как... Некоторых прячет в земле, в заначку. А вы что, хотите проникнуть на территорию дачи Адольфа Зиновьевича?

Какой простодушный старик! Можно себе позволить быть простодушным, когда у тебя на плече лежит морда кошмарной собаки и улыбается.

- А вы разве ничего не знаете? - спросил Братченко, показав соседу удостоверение. - Про Финка? Про вашего соседа?

- Про соседей, молодой человек, я знаю все, - мягко сообщил старик.

- Галя, посмотри, этот человек может нам сейчас сказать, кто убил твоего начальника.

Старик, вглядевшись в лицо Галочки, внимательно и долго изучал его, затем сказал, что эту женщину он знает, видел в окошко, когда она приезжала к Финку.

- Убили? - переспросил он. - Но когда же? Как?

- Во вторник вечером, - охотно сообщил Братченко.

- Молодой человек, вы так не шутите. Во вторник вечером Финк был здесь, на даче. Ненадолго, правда, но приезжал. И сегодня тоже. У него свет горел весь вечер, он только перед вами сел в машину и уехал.

- В какую машину? В служебную?

- Нет, в большую темную машину, вроде джипа. Но я его узнал.

- А что вы видели?.. - Братченко запнулся.

- Арон Мюнхгаузен, - представился старик и, словно проникая в мысли Братченко, добавил:

- Как видите, отнюдь не сэр Баскервиль. А дачному хозяйству я предложил название Буденновское, я ведь абориген. А Мюнхгаузен - это мой псевдоним. А вообще-то я - писатель.

- Мюнхгаузен, значит? Отлично! - воскликнул Братченко, у которого начиналось головокружение. - Так вы что, уважаемый писатель, действительно видели во вторник на участке Финка?

И что там происходило? Он приезжал один?

- Он приезжал, да, - кивнул старик, потом отпустил собаку с поводка и сказал ей ласково, как кошке: - Иди, Сивка, поиграй.

Собака галопом поскакала по дачной улице и скрылась в темноте.

- А если с ней человек встретится? - спросила Буденного Галочка. - Ведь разрыв сердца произойдет.

Старик не услышал ее. Он вспоминал.

- Во вторник он приехал не один, часиков в пять-по лшестого.

- С женщиной?

- С женщиной? - переспросил писатель, покручивая ус. - Никак нет. Один, но с чемоданами. С ними же и вышел, но тащить ему уже было тяжко. Думаю, он что-то загрузил в них.