Законы разведки - Сергей Иванович Бортников Страница 22

Я отдал первенство уральскому следопыту, за ним поставил Кавказца, третья позиция, ясное дело, досталась белобрысому полещуку. Все остальные соискатели наград поставили на первое место меня. Так же поступили почти все Профессора. А вот «члены жюри» высказались против, отдавая предпочтение «гэбэшнику». Разрешил ситуацию в мою пользу голос Иванова…

В то время начальник центра казался мне если не жутким стариком, то пожилым человеком – точно. Как же, сорок шесть – это чуть ли не полвека. И только сейчас я понимаю, как молод он был и какое высокое положение занимал, несмотря на свой возраст.

Всю жизнь я буду жадно ловить скудные крохи случайных сведений об этом загадочном человека, но так и не выясню до конца даже его истинную фамилию…

Глава 24

После прогулки моего «товарища» распарило. Он сбросил фуфайку, «адидас», даже тельняшку и начал интенсивно приседать посреди камеры, резко разводя в стороны мускулистые руки.

Сидя на нарах, я залюбовался его фигурой. Бугры мышц сильно набухали, когда он сгибал руки в локтях, грудь разворачивалась, как меха аккордеона – атлет, да и только! В его глазах заблестела лукавинка – предвестница интеллекта, и я не впервые уже засомневался, что этот мужчина может быть таким отморозком, каким мы представляли его, исходя их агентурных данных.

В жизни я встречал немало бандитов, как рядовых, так и высокопоставленных. На лицо каждого из них профессия наложила отпечаток, – здесь я сторонник профессора Ломброзо. И смыть этот отпечаток они не могут, как ни стараются. В последнее время лидеры питерского криминалитета стали заводить собственных имиджмейкеров, одеваться у самых известных кутюрье, но этим они смогли обмануть разве что самих себя. Опытный оперативник сразу определит уголовника, в какие бы одежды он ни рядился.

Мисютин был прекрасным артистом. Его лицо то вдруг выказывало злобу и ненависть, то принимало выражение отрешенности и благодушия. Иногда оно становилось сосредоточенным и мудрым. Особенно, когда Барон забывал о моем присутствии и, увлекшись, на время становился сам собой. Как, например, сейчас, во время физпроцедур.

Заметив, что я пристально наблюдаю за ним, Мисютин резко повернул голову ко мне и неожиданно спросил:

– О чем задумался?

– Гадаю: мудрый ты человек или умный!

– Хочешь, я за тебя отвечу?

– Валяй.

– Умный!

– Почему?

– Существует такая присказка: чем мудрый отличается от умного? Умный быстро и умело решает все проблемы, а мудрый ставит дело так, чтобы проблем не возникало. Если бы я был мудрым – не сидел бы здесь. Так что – просто умный. И ты выстроил именно такой логический ряд.

Он был прав!

– Но человек, осознавший свои слабости, сразу превращается из умного в мудрого. Ибо в другой раз он не допустит таких ошибок, – завершил я свою мысль.

– Ну даешь, Цицерон! – заулыбался Мисютин.

В камере люди или быстро сходятся друг с другом, или становятся врагами на всю оставшуюся жизнь. Пока все дело шло к первому варианту.

– Можно поделиться с тобой одной задумкой? – внезапно предложил мой новоявленный товарищ.

– Конечно.

– Тебя, как я понимаю, все равно выпустят. Не сегодня – так завтра. А мне семь лет калатать не хочется. Ты не против, если я выйду вместо тебя?

«Калатать». Опять полонизм или украинизм. Что бы это значило? Пока не знаю. Ладно, разберемся.

– Красиво говорим, а? – вопросил я в пространство. – «Вышел», «зашел» – как в дешевую забегаловку. Нет?

– И все же? – придвинулся поближе Барон.

– Что мне за это будет? – помолчав с полминуты, спросил я.

– От Кума с подкумками?

– Они меня не очень волнуют…

– Не юли, Тундра. По глазам вижу – ты парень бескорыстный. За деньги не продаешься. Так что сочтемся как-нибудь по-другому…

На этот счет у меня были кое-какие задумки, но в тот момент я постарался не выдать их.

– Как? – спросил с улыбкой, которая должна была подтвердить, что деньги меня действительно не интересуют.

– Не знаю, – бесхитростно ответил Барон и обнял меня за плечи. – Но в долгу не останусь, поверь мне…

– Тогда я – за. Только как ты все это представляешь?

– Очень просто. Мы с тобой одинакового роста и телосложения, оба стриженые. Освещенность в камерах и кабинетах – слабая. Оба мы тут недавно. Нас мало кто знает. Еще подтасуем дело так, чтобы дежурил знакомый «вертухай», через которого карты передали. Когда скажут: «Семенов, на выход», – я возьму вещички и слиняю. А ты сделаешь вид, что спишь… Так что к тебе никаких претензий они предъявить не смогут.

– Я за себя постоять сумею, будь спок!

– Вот и славно. Адвокаты и следователи при таких процедурах не присутствуют. Только дежурный по корпусу офицер да прапорщик… Так что шансов у нас немало. Тем более что такое в «Крестах» и раньше случалось. Ровно четыре года назад… И все прошло чисто.

– Тебе наверняка будут задавать какие-то вопросы?

– Да. Попытают немного по биографии. Но ты подкуешь меня, как следует, по этой части – время у нас есть… Если потом будут интересоваться, откуда я знал такие подробности, скажешь, трепались вечерами про житье-бытье. В этом криминала нету!

– Хорошо… Я в принципе не против. Как по-моему, так ты не самый нужный на зоне кадр… – сказал я достаточно искренне, глядя Барону в глаза. – Только ничего у нас не выйдет, дружище!

– Это почему же?

Я глазами указал Мисютину на его левую руку.

Чуть выше запястья на ней красовалась татуировка: церковь, собор с тремя куполами, вознесенный на некой протянутой ладони. Наверное, имелась в виду Длань Божья. Собор был вытатуирован аккуратно, со знанием дела; «длань» – похуже, с анатомическими погрешностями, если считать, что творение человека Господом «по своему образу и подобию» – не пустая фраза. Но суть была, конечно, не в художественности и не в теологии, а в самом факте существования наколки.

Барон побледнел и зло выругался.

– Все пропало… – жалобно запричитал он. – Из-за такой хрени – рухнуло все!

– Не паникуй. Дело можно уладить, – спешу обнадежить товарища по несчастью. – Хотя это будет непросто. Хавчик нам с воли передали?

– Передали.

– Карты принесли?

– Да.

– Дай указку, чтоб добыли какое-нибудь хорошее гримерное средство. На киностудию пускай смотаются или еще куда.

– Кирилл, ты гений! – из широкой груди Мисютина вырвался стон облегчения.

Глава 25

17 января, в субботу, мы в карты не играли. Целый день я экзаменовал сокамерника.

– Фамилия?

– Семенов Кирилл Филиппович.

– Год рождения?

– Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой.

– Дата и место рождения?

– Седьмое октября, город Ленинград.

– Адрес?

– Набережная реки