Евгения Михайлова - Спасите наши души Страница 23

– Почему? А, ну да. Я звонил, что она отобрала мои магазины.

– Знаете, Геннадий, – доверительно сказал Толя, – впервые встречаю человека, которому бы так везло с женщинами. Два убийства, и в обоих случаях вы первый свидетель. Две хорошие знакомые утащили, можно сказать, за собой ваше состояние. Как говорится, я фигею, дорогая редакция. Только тут дело посерьезнее, наверное. В том смысле, что мотив у вас есть.

– Ну, сами посудите, – горячо говорил Геннадий уже в кабинете Сергея. – Если бы я собирался убить Иру, стал бы я вам звонить насчет липовой дарственной?

– В каком-то смысле ход неплохой, – заметил стоящий у окна Толя. – Вы сейчас имеете возможность это сказать.

– Но теперь-то точно будет экспертиза, она определит, что документы на бутики липовые, стало быть, мне магазины не достанутся. С живой Иркой еще можно было договориться, а теперь – все мимо…

– А я разве сказал, что у вас корыстный мотив? – ясно взглянул ему в глаза Толя. – Я имел в виду месть.

– Давайте-ка по порядку, – попросил Сергей. – Когда вы видели Ирину Менделееву в последний раз?

– Сегодня ночью. Она со своим молокососом была в моем клубе. В «Логове».

– В котором часу они ушли?

– Точно не помню. После двух, кажется… Она ушла без него. Он, как мне сказали, повез домой одну… в общем, гостью. Та была пьяной.

– Кто эта гостья?

– Катя Подберезкина, депутат.

– Вы долго еще оставались в клубе после того, как все разъехались?

– Нет. Я тоже был нетрезв, устал, они уехали почти последними. Я закрыл свой кабинет и поехал домой.

– В котором часу вы были дома?

– Не помню точно. Вообще я должен сказать на всякий случай… Я поставил машину в гараж и, кажется, уснул за рулем. В общем, светало, когда я шел к дому.

– Проблема. Алиби опять нет.

– А у него есть? У сморкача этого? Может, он Подберезкину выбросил за углом, а сам поехал за Иркой? Где он сейчас, кстати? Вы его взяли?

– А его нет. Поищем у Подберезкиной, конечно. Геннадий, вы, конечно, напишете подписку о невыезде, но пока можете расслабиться, – сказал Сергей. – Толя немного усугубил вашу ситуацию. На самом деле вы не первый подозреваемый. Поскольку у Менделеевой есть наследник всего движимого и недвижимого имущества.

– Она ему все подписала???

– Да, причем практически в день убийства. То есть утром.

– Так о чем тут думать?

– Ну, хотя бы о том, что так не поступил бы даже осел.

– А этот Мальчик – полный козел! Дубина законченная. Он просто больше ждать не мог, вот и все!

Глава 23

Сандра достала несколько батистовых носовых платков из шкафа, один засунула в карман Валентины, остальные аккуратно уложила в ее сумочке.

– Знай, что они здесь. В этом тюбике легкие успокоительные таблетки, вот влажные салфетки. Там придется землю бросить на гроб. Потом перчатки вытрешь. Или мне их отдай. Я дома почищу. – Она посмотрела в окно. – За нами идут. Пора.

Сандра взяла со стула широкий черный шифоновый шарф и красиво повязала его вокруг головы Валентины. Затем сама надела простой черный платок, они взяли в руки черные сумки и пошли навстречу группе устроителей похорон в строгих костюмах.

Это был самый странный сон в жизни Валентины. Огромное количество чужих людей, море роскошных цветов, и она плывет, окутанная туманом, к нарядному гробу на каталке. В ней все застыло, чувства замерли, ей даже интересно, что там, в огромной красивой шкатулке. Она не может иметь отношения к тому страшному, из-за чего здесь все собрались. Каталку с гробом повезли в церковь, сняли крышку…

– О-о-ох! – застонала от невыносимой боли Валентина. – Мама. Мамочка моя. Это Наташа. Сестренка. – Она крепко сжала руку Сандры и подошла совсем близко. Сурово, с недоумением смотрела на спокойное лицо спящей Наташи, ее полную шею, прикрытую бледно-фиолетовым шарфом… Это просто непонятно. Какой-то человек действительно перерезал Наташе горло, чтобы ее не стало? То есть уже точно – никакой ошибки?.. Что же сказать матери? Как посмотреть ей в глаза…

И пока длилась служба в мареве свечей, бормотании молитв, Вали не было здесь, на земле. Она, как и положено старшей сестре, вела младшую за руку…

У вырытой могилы перед тем, как опустить вуаль на лицо покойной, близким и друзьям предложили попрощаться с ней. Первым подошел Геннадий. Положил ладонь на Наташины сложенные руки, долго смотрел в ее лицо, потом поцеловал в губы. Ирма Георгадзе – в траурном наряде с кружевами и крашеным лебяжьим пухом – с рыданиями и причитаниями прилегла на гроб. Надежда Зажигалка по возможности грациозно обошла людей, стоящих близко к гробу, чтобы они не уловили явного запаха перегара, и, склонившись над подругой, издала выразительное междометие, похожее на кряканье. Толя Стрельников провел сквозь толпу прощающихся невозмутимую Стеллу, плотно держа ее за локоть. Та, не склонив головы, процедила сквозь зубы: «Чао, подруга. Тебе хуже, чем мне». Толя в том же деловом темпе провел подследственную обратно к машине, сказал водителю: «Отвези ее и сдай прямо в руки, глаз не спускай».

– Ну, все, – обратился он к Стелле. – Я исполнил твое последнее желание. Дальше по жизни пойдешь с другим следователем. Ты не поверишь, он еще симпатичнее, чем я. На суд приду. Смотри в зал. Я тебе подморгну.

Он вернулся к могиле, напряженно вглядываясь в толпу. Наступил на что-то и услышал нечто типа кошачьего шипения.

– Придурок, ты у меня на ноге стоишь.

Толя извинился и с удивлением посмотрел в маленькое личико, с которым что-то было не так. Щуплая девушка шипела на него, а смотрела вроде мимо. Сильное косоглазие – сообразил он.

– Если вас не устроили мои извинения, можете тоже постоять на моей ноге, – любезно предложил он.

– Да пошел ты. – Девушка с великим интересом разглядывала похоронных гостей.

– Узнаю тебя, форум, – с видом заговорщика прошептал Толя. – Не забудьте вечером описать свои впечатления.

– Ты че привязался? – От удивления или возмущения оба глаза девушки практически слились.

Толя поспешил дальше.

У гроба Наташи ТИМ горько всхлипывала и кусала губы Настя Кокошанель.

– Ну, ты что, Наташенька, – шептала она, – ну, как же так? Бедная ты моя.

Когда она отступила, Толя легонько взял ее за локоть.

– Я вас искал. Давайте уйдем, пока все не хлынули.

– Да? Что-нибудь важное?

– Домой хочу вас отвезти. Вы, наверное, единственная, кто приехал сюда своим ходом.

Пробираясь сквозь толпу, они вдруг синхронно оглянулись. У гроба неподвижно, даже гордо, стояли Сандра и Рим, как верные и в то же время непримиримые слуги, абсолютно чужие, инородные в этой пестрой толпе…

Они долго ехали молча. Потом Настя вдруг спросила:

– Толя, а вы не могли бы отвезти меня не домой?

– И куда же, интересно?

– В Бутово. Если сможете, я объясню. Там передержка собак, кстати, она раньше принадлежала Наташе ТИМ. Мне нужно кое-что спросить у работницы.

– Я могу составить вам компанию… И все-таки отвезти домой.

– Спасибо большое. Вы знаете, сегодня лучше не надо. У меня разговор такой… ну, в общем, работница может постесняться при постороннем. Вы не обиделись?

– Ответить правду или прямо? Простите, глупая шутка. Все нормально. Мое предложение останется в силе на будущее. Где эта пересылка-пересидка собачья?

Мария вошла без стука в крошечную комнату, где на узкой старой кровати сидела, сложив на коленях руки, маленькая худенькая старушка. Она подняла голову и посмотрела на вошедшую с ожиданием и тревогой. Мария бросила рядом с ней пакет с апельсинами.

– Ну че, как дела?

– Я вас жду, Машенька. Вы же сказали, возможно, вы решите мой вопрос.

– Какой еще вопрос?

– Ну, вы прекрасно знаете, Маша. Вы обещали, что я вернусь в свою квартиру. Вы сказали, что племянница незаконно меня оттуда сюда вывезла… Она даже там не прописана. Вы понимаете, я не могу больше здесь находиться.

– И что я, по-вашему, делать должна, просто интересно?

– Как что? Вы обещали, что кому-то позвоните, что суд примет решение, что поговорите с племянницей… Разве вы мне не обещали?

– Я вам кто: дочь, внучка, адвокат? С какой стати меня слушать кто-то будет? Я ясно сказала: подпишем бумаги на квартиру, и я займусь вашим переездом.

– Я хочу уточнить, что за бумаги? Доверенность, что ли, какая-то?

– Дарственная, неужели не понятно? А как иначе я пойду? С какого перепугу меня слушать будут?

– Дарственная? То есть моя квартира станет вашей?

– А она твоя? Туда племянница уже мужиков таскает. Тебя сюда упекли с концами, не ясно, что ли? Не, я фигею. Таскаюсь к ней каждый божий день, плачу, скоро горшки выносить буду. Собираюсь ей квартиру возвращать, а тут такие предъявы. Да пошла ты. Вот выйду сейчас и не вернусь больше. Сиди жди племяшку любимую. Может, навестит. Чтоб подушкой придушить.