Наталья Александрова - Венец Гекаты Страница 23

— А где возьмет деньги Карл, если ты выиграешь? Ведь он и так в долгах!

— Ну, достанет где-нибудь! Попросит у Луи, ведь он как-никак его родной брат!

— Бедный Луи! — вздохнула принцесса.

Дмитрий Алексеевич поднялся на крыльцо бывшего дворца Нарышкиных и потянул на себя бронзовую ручку, до ослепительного блеска вытертую руками бесчисленных посетителей. Раньше, он помнил, здесь был Дом дружбы с народами зарубежных стран, теперь на стене тоже висела какая-то вывеска, но он не успел прочитать, что на ней написано.

Он вошел в просторный холл — плавный изгиб мраморной лестницы, огромные зеркала в золоченых рамах, копии античных статуй. Сбоку от лестницы, за невзрачной конторкой, сидела дежурная, неприметная тетечка в чем-то тускло-мышином. Позади нее в неглубокой нише затаилась приземистая особа лет пятидесяти в строгом темно-синем делегатском костюме, строгой белой блузке, строгих металлических очках, с административным выражением лица.

— Вы к кому? — осведомилась она, взглянув на Старыгина поверх очков. — Вы откуда? Вы из Белуджистана?

— Нет, я из Эрмитажа, — честно признался Старыгин. — Кто у вас ведает обстановкой дворца?

— Ах, вы не по линии международных отношений… — поскучнела дама. — Обстановкой ведает Татьяна Кондратьевна, она сидит в двести четвертой комнате.

Тут она выскочила из своего укрытия и бросилась к дверям.

В холле дворца появились удивительные люди.

Их было четверо. Они были в широких разноцветных штанах, в узких шелковых кафтанах и с огромными чалмами на головах. У шедшего впереди чалма была зеленая, у остальных — белоснежные. Шелковые кафтаны пришельцев были увешаны какими-то необыкновенными орденами.

Но самое удивительное в них было не это.

Пришельцы широко улыбались, демонстрируя свои зубы. Зубы у них были черные и заостренные, как зубья двуручной пилы, поэтому удивительные гости напоминали то ли стаю ярко наряженных мультипликационных акул, то ли второстепенных персонажей из малобюджетного фильма ужасов.

— Здравствуйте, господа! — обратилась к пришельцам административная дама. — Рада приветствовать в вашем лице дружественный народ Белуджистана…

Главный пришелец разразился короткой речью на незнакомом Старыгину языке, все остальные поддержали своего вождя дружными выкриками. При этом они, должно быть, в соответствии со своими национальными обычаями подпрыгивали на месте и дружно хлопали в ладоши.

Старыгин пожал плечами и поспешил на второй этаж — туда, где, по его представлениям, должен был находиться кабинет номер двести четыре.

К счастью, нужная комната располагалась очень близко от лестничной площадки. Старыгин постучал, дождался ответа и вошел внутрь.

Комната была заставлена старинной мебелью — не хуже, чем средний антикварный магазин. Кресла и столы, диваны и разнообразные шкафчики занимали все свободное пространство и местами даже громоздились друг на друге.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — окликнул Дмитрий Алексеевич, удивленно оглядывая помещение.

— Тут я, тут! — раздался откуда-то снизу полузадушенный голос, и из-под письменного стола красного дерева выбралась худощавая, коротко стриженная женщина средних лет. — Вы по какому вопросу? — осведомилась она, отряхивая бесформенное серое платье, и вдруг воскликнула: — Дима! Старыгин! Это ты, что ли?

— Я… — признался Дмитрий Алексеевич, вглядываясь в лицо женщины. — А вы… простите… что-то я не узнаю…

— Да это же я, Таня Зайцева! — выпалила женщина, приближаясь к Старыгину. — Неужели не узнаешь?

Старыгин удивленно заморгал, пытаясь разглядеть в этой малопривлекательной особе симпатичную светленькую девушку, с которой они учились на одном курсе Академии художеств.

С некоторым усилием это ему все же удалось, и он радостно воскликнул:

— Танька! Правда, ты! Ну, как ты живешь? Где работаешь? Ах, ну да, что же я спрашиваю!

— Да, вот здесь я и работаю… — Татьяна немного поскучнела, но тут же снова оживилась: — А помнишь, как мы с тобой на втором курсе Справедливость разрисовали?

Старыгин тут же вспомнил, как они, пробравшись ночью в главное здание Академии, расписали масляными красками мраморную статую (аллегория Справедливости, французская копия с римского оригинала). Верхнюю часть аллегории они разрисовали сине-белыми полосками, как бы нарядив статую в застиранную тельняшку, на щеках изобразили ромашки, а пышный зад статуи… декан рвал и метал, пытаясь выявить виновных, но студенты держались насмерть, не выдали зачинщиков и исполнителей!

Старыгин блаженно улыбнулся. Славные были времена!

— А помнишь, как нас ребята послали в поселок за вином, а мы вместо вина на все деньги накупили конфет? Нас тогда чуть не убили!

Дмитрий Алексеевич вспомнил и это, но невольно подумал: обычно такие случаи из своего далекого студенческого прошлого хорошо помнят те, у кого после этого в жизни ничего интересного не происходило. Кстати, и фамилия у Татьяны та же, что была в Академии, так что, скорее всего, замужем она тоже не была.

— А ты, я знаю, в Эрмитаже работаешь! — с легкой завистью проговорила Татьяна. — Я о тебе часто читаю в газетах и журналах!

— Ну, не так уж часто… — Старыгин засмущался.

— А сейчас-то ты сюда по какому делу? — спохватилась Татьяна.

— Да вот, знаешь, хотел проследить судьбу нескольких вещей… — начал Старыгин. — Кое-какие предметы из обстановки этого дворца…

— Что тебя конкретно интересует? — Татьяна перешла на деловой, сосредоточенный тон. — Ведь в этом дворце обстановка неоднократно менялась. Одно дело — обстановка первой четверти девятнадцатого века, когда здесь жили Нарышкины, другое — во второй половине века, когда дворец перешел к Шуваловым…

— Наверное, то, что меня интересует, относится к началу девятнадцатого века.

— То есть к тому времени, когда здесь жила Мария Антоновна Нарышкина с мужем?

— Мария Антоновна? — переспросил Старыгин. — Знакомое сочетание имени и отчества!

— Ну да, Мария Антоновна Нарышкина, фаворитка Александра Первого. Удивительной красоты была женщина!

— А ты не знаешь — она увлекалась музыкой? Дело в том, что мне попался на глаза клавесин, украшенный гербом Нарышкиных, так вот, я хотел бы узнать, где он стоял и с какими предметами мебели мог соседствовать?

— Клавесин Марии Антоновны? — Глаза Татьяны загорелись. — Вот бы мне такой в коллекцию!

Старыгин оглядел завалы мебели и подумал, что вряд ли это безобразие можно назвать коллекцией. Татьяна перехватила его взгляд и залилась краской:

— Да, я понимаю, у меня здесь нет порядка, но это — не моя вина! Мне выделили только одну комнату, и я пытаюсь сохранить здесь самые ценные предметы. А то, понимаешь, приезжают дикие люди с разных концов света, некоторые буквально вчера выбрались из каменного века, приличной мебели в глаза не видели и обращаются с красным деревом и палисандром как с сосновыми табуретками.

Старыгин вспомнил чернозубых посетителей, с которыми он столкнулся в холле, и посочувствовал Татьяне.

— Можешь себе представить, в прошлом году приехала делегация с Маркизовых островов, так они потребовали, чтобы в их честь посреди колонного зала развели костер! Оказывается, у них принято так делать в случае приема важного гостя. Причем на этом костре полагается поджарить кого-нибудь из принимающей стороны. Чтобы потом подать его к столу. Ну, на этом они настаивать не стали, уже были наслышаны, что у нас это не принято, а костер требовали… так я еле отстояла ампирный мебельный гарнитур!

— Ужас какой! — посочувствовал коллеге Старыгин. — Так что насчет клавесина? Не знаешь, где он мог стоять?

— Клавесин, клавесин… — забормотала Татьяна и углубилась в мебельные завалы.

Через несколько минут откуда-то издалека до Старыгина донесся ее приглушенный голос:

— Дим, пробирайся сюда! Я кое-что нашла!

Дмитрий Алексеевич двинулся на голос, боком протискиваясь между креслами и столами.

— Осторожнее около круглого шкафа! — предупредила его Татьяна из самого дальнего угла комнаты. — У него верхняя дверца падает в самый неподходящий момент.

Предупреждение оказалось очень своевременным: Старыгин как раз пробирался мимо ампирного шкафа, отделанного бронзой, с круглым верхом, напоминающим античный храм. При приближении Старыгина передняя часть храма, игравшая роль дверцы шкафа, со скрипом откинулась, едва не опустившись ему на голову. К счастью, Старыгин был предупрежден и успел перехватить дверцу рукой. Чертыхнувшись, он поставил ее на место и продолжил свое опасное путешествие.

— Я здесь, сверни налево! — окликнула его Татьяна, и он наконец увидел ее. Его однокурстница стояла перед низким диваном, на котором была установлена картина в резной раме.