Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера Страница 23

Отложив в сторону документ, Мостовой снял трубку телефона и позвонил одному из заместителей министра внутренних дел, с которым был в дружеских отношениях ещё со студенческой скамьи.

— Здравствуй, Никита! — сказал он генерал-лейтенанту милиции Никитенко.

— Приветствую тебя, прости, чуть было не сказал «старый лис»! — в тон ему ответил высокий милицейский чин, который не любил, когда вспоминали его студенческую кличку.

— А ты не извиняйся! Я действительно старый и этого не скрываю, а на лиса не обижаюсь.

— Я так понимаю, что ты позвонил не для того, чтобы сообщить эту потрясающую новость.

— Правильно понимаешь. Твои ребята объявили в розыск некого Бритвина Валерия….

— Это не мои ребята, — перебил его Никитенко. — Это прокуратура объявила, а мои орлы его ищут.

— Ты всех по фамилии знаешь, кто в розыске? — съязвил Мостовой.

— Нет не всех, но эта фамилия у меня на слуху. Дело-то громкое, большой общественный резонанс имеет, поэтому стоит у меня на контроле.

— Я попросить тебя хотел, чтобы при задержании с ним поосторожней. Он мне живой нужен.

— Мне тоже, а тебе-то зачем?

— Этот засранец мне международный заказ сорвал, теперь весь проект «ТУС» под угрозой. Я тут почитал заключение государственной комиссии о причинах аварии в Энске — много неясного, и пролить свет на это дело может только Бритвин. Надеюсь, ты меня правильно понял.

— Надеюсь, что понял. Безопасность обеспечу.

— Спасибо! С меня причитается, — проскрипел Мостовой, и, не дождавшись ответа, положил трубку.

Он знал, что все звонки в МВД «со стороны» находятся на «прослушке», поэтому и не сказал в разговоре ничего лишнего. 

Глава 13

12 часов 00 мин. 22 сентября 20** года.

г. Москва, Лубянская площадь

Заместитель директора, генерал-лейтенант ФСБ Баринов Владимир Афанасьевич был педант — холодный, чопорно-вежливый педант в безукоризненно белой сорочке и тщательно завязанным классически узлом галстуком. Свой генеральский мундир с солидной колодкой орденских планок Владимир Афанасьевич одевал редко: в случае вызова на «ковёр» в Кремль, 9-го мая в День Победы, и 20 декабря — в профессиональный праздник. В довершении ко всему, Владимир Афанасьевич был ещё и трудоголиком. По кабинетам на Лубянке ходила шутка, что крылатая фраза «страна большая, дел много, а жизнь коротка» принадлежит именно ему. Директор не упускал случая, чтобы не поставить молодым сотрудникам в пример Баринова, как офицера, являющегося образцом исполнительности и преданности воинскому долгу. В кабинет Баринова можно было позвонить в любое время суток и дежурный офицер либо тут же соединял с генерал-лейтенантом, либо просил позвонить позже, «…так как в настоящий момент Владимир Афанасьевич занят».

Подполковник ФСБ Каледин прибыл в приёмную к Баринову за 10 минут до назначенного времени. Представившись дежурному офицеру, Кантемир сообщил, что ему назначено на 12 часов. Дежурный сверился со списком и попросил подождать. Каледин сел в кресло и приготовился к томительному ожиданию, но ошибся: ровно в 12 часов на столе у дежурного зазвонил телефон.

— Вас ждут. — негромко произнёс офицер, положив трубку телефона, и Кантемир открыл тяжёлую двустворчатую дверь.

Войдя в кабинет, Каледин, как положено, представился, но Баринов, не слушая доклада, окинул его недовольным взглядом. С заместителем Кантемир был знаком не первый год, но до сих пор не решил, как он к нему относится. Взгляд у генерал-лейтенанта был всегда недоверчивым, голос официально вежливым, ровным, немного монотонным. Казалось, что даже если бы в мире неожиданно разразилась Третья мировая война, то наверное и тогда бы тон разговора Владимира Афанасьевича не изменился. И ещё Баринова нельзя было обмануть, он всегда владел информацией не хуже собеседника, а суть проблемы ухватывал с первых слов.

— Итак, Вы оказались в автомобиле Чубатого по воле случая? — вместо слов приветствия задал вопрос Баринов.

— Точнее, по просьбе самого Чубатого. — уточнил Каледин.

— И Вы утверждаете, что не знаете, с какой целью Вы ему понадобились.

— Я уже докладывал, что Чубатый не успел сообщить мне цель нашей встречи, так как на него было совершено покушение.

— Вам, подполковник, как профессионалу, в этом деле ничего не показалось странным?

— Показалось. Во-первых, он знал время и место нашей встречи, а во-вторых, покушение было каким-то опереточным.

— То есть?

— Предположительно из пулемёта было отстреляно с десяток патронов, восемь из которых попали в цель — автомобиль Чубатого. Место для засады было выбрано профессионально. При желании можно было положить и Чубатого и всю его охрану, но нападавшие почему-то ретировались.

Складки на лице заместителя немного смягчились. Он всегда ценил сотрудников, обладающих острым взглядом и умеющих нестандартно мыслить.

— А не кажется ли Вам, подполковник, что наличие Вас в автомобиле Чубатого в момент совершения покушения как раз и было Вашим основным предназначением?

— То есть, Вы хотите сказать, что Чубатый знал о готовящимся на него покушении?

— Не совсем так. Если бы Чубатый знал, что на него готовиться реальное покушение, то, вероятнее всего, вместо Вас пригласил кого-нибудь другого, например, своего двойника, или человека, загримированного под него самого. Однако в машине оказались Вы, подполковник. Почему?

— Случайность.

— Вы же знаете, что я не верю в случайности. Возможно, Вы ему нужны были, как надёжный свидетель, как источник информации, заслуживающий доверия.

— То есть я должен был подтвердить, что нападение на бизнесмена и известного в прошлом политика Чубатого не досужая выдумка журналистов, а реальное покушение с угрозой для жизни и здоровья?

— Это всего лишь одна из версий.

— Нет, это вряд ли, — после короткого раздумья возразил Каледин. — Я видел лицо Чубатого во время покушения — он реально испугался. Действия его были хаотичны, не продуманы, его охватила паника. Если бы Чубатый готовил имитацию покушения на себя, то действовал бы иначе.

— Возможно. Тогда какова цель этого покушения, если Вы говорите, что и Чубатого и его охрану могли перестрелять, как куропаток?

— Вероятней всего, Чубатого хотели запугать.

— Или сделали последнее предупреждение. Кому-то очень не нравится его активная деятельность на посту руководителя «Росэнерго», и по всей вероятности, дело здесь не только в деньгах, пусть и очень больших. Чубатый не новичок в бизнесе, и давно научился правильно выстраивать отношения не только с партнёрами, но и с конкурентами. Однако у меня никак не идёт из головы Ваша роль в этом деле. Интуиция мне подсказывает, что в автомобиле Чубатого Вы оказались не случайно. Ведь не зря же были задействованы специалисты, которые смогли отследить и перехватить мой звонок к Вам. Ни Чубатый, ни его окружение этим заниматься не стали бы — это не их стиль. Вероятней всего, кто-то под благовидным предлогом «слил» Юрию Сергеевичу эту информацию, ну а дальше было делом техники. Ладно, сделаем вид, что держим паузу, а наши аналитики в это время пусть в этом деле покопаются…

«Чем дольше ты держишь паузу, тем быстрей у окружающих возникает предположение о твоей полной осведомлённости»! — вспомнил Кантемир одно из крылатых выражений директора.

— Однако сегодня я Вас пригласил по совершенно другому поводу. — прервал возникшую паузу Баринов и протянул Каледину тоненькую папку.

«Судя по объёму листов, информации в ней — кот наплакал», — опытным глазом определил Кантемир, но от комментария воздержался.

— В период с 27 августа по 4 сентября этого года в Москве и Петербурге убиты трое учёных, на которых наше правительство возлагало большие надежды, — продолжил Баринов. Кантемир тем временем раскрыл папку, где вместе с материалами находились три увеличенные чёрно-белые фотографии, вероятно, изъятые из личных дел погибших.

— Первым был убит в Петербурге профессор Попов-Левин Александр Ильич — ведущий специалист в области неорганической химии. Убит 27 августа в самом центре города ударом ножа в сердце. Других повреждений нет, с места преступления ничего не похищено. Бумажник с крупной суммой денег и документы остались в кармане убитого.

Вторым погиб профессор Российского химико-технического университета Эммануил Карлович Шлифенбах — ведущий исследователь в области альтернативных видов энергии. Убит 1 сентября в Замоскворечье при большом скоплении народа. По горькой иронии судьбы, убийцу никто не видел. Киллер использовал иглу с цианином, довольно редкий, но надёжный способ умерщвления.

Третьим 4 сентября был убит в Петербурге профессор Серебряков Николай Николаевич. Последние пять лет, Серебряков работал в одном закрытом НИИ, занимался разработкой новых типов двигателей, работающих на альтернативных видах топлива. Убит в собственном гараже двумя ударами молотка по голове. Убийство обставлено, как пьяная драка, но в крови погибшего следов алкоголя не обнаружено. С места происшествия был угнан личный автомобиль профессора.