Robert van Gulik - Красная беседка Страница 23

– Говорят, Тао Куань покончил с собой из-за того, что Зеленый Нефрит выбрала Фэн Дая. Вы знали Тао Куаня, почтенная Линь. Как вы считаете, он мог так поступить?

Старая женщина ответила не сразу. Запрокинув голову, она довольно долго прислушивалась к звукам лютни, доносившимся из комнаты наверху. Мелодия повторялась снова и снова.

– Надо было получше настроить инструмент, – пробормотала наконец Линь. – Да, Тао Куань очень любил Зеленый Нефрит. думаю, из-за нее он мог наложить на себя руки.

Тао Паньтэ, стоявший рядом, шумно вдохнул.

– Кто еще пришел с вами, господин судья? – осведомилась старуха.

– Всего лишь один из моих помощников.

– Вы говорите неправду. Я слышала, как он вздохнул. должно быть, он тоже хорошо знал Тао Куаня. Этот человек может рассказать вам о нем больше моего, господин судья.

Внезапно тощее тело старухи затряслось в приступе кашля. Вынув из рукава смятый платок, Линь промокнула им губы. Когда она убирала тряпицу обратно, судья заметил на нем пятна крови и понял, что женщина и вправду смертельно больна.

– Ходили слухи, что Тао Куань не совершал самоубийства и что на самом деле его убил Фэн дай. Это правда? – поспешно спросил Ди, подождав, когда приступ кашля окончательно утихнет.

Старуха отрицательно покачала головой:

– Разумеется, это ложь, почтенный господин судья. Тао Куань был лучшим другом Фэна. Я слышала, как они говорили между собой о Зеленом Нефрите, и знаю, что, выбери она кого-то из них, другой подчинился бы этому решению и не стал мешать счастью более счастливого соперника. Но я думаю, она так и не сделала выбора.

Судья Ди вопросительно посмотрел на Тао Паньтэ. Тот покачал головой. По всей видимости, расспрашивать старуху дальше не имело смысла. Однако ее чудесный голос вдруг зазвучал вновь:

– Я думаю, Зеленый Нефрит искала мужчину, который был бы не только хорош собой, предан ей и богат. Ей хотелось большего. Она грезила о мужчине, который помимо этих достоинств обладал бы еще буйным, неуемным нравом и был способен ради любимой женщины, не раздумывая, отказаться от всего – богатства, положения в обществе, доброго имени…

Линь опять замолчала. Судья устремил взгляд в окно. Назойливое повторение одной и той же мелодии действовало на нервы, и Ди стоило немалых усилий не выказать раздражения.

– Я очень признателен вам, почтенная Линь. Вы, должно быть, устали. Я вызову для вас носильщиков, – сказал он.

– Позднорожденная (унизительная форма упоминания о себе в древнем Китае – Примечание) благодарит вас, мой господин, и глубоко ценит вашу любезность.

Несмотря на скромность и даже некоторое подобострастие этих слов, произнесены они были тоном великой танцовщицы, отвергающей поклонника. И это, неизвестно почему, причинило судье Ди острую душевную боль. Он сделал знак спутникам, и они вместе покинули зал.

От нее остался один только голос, – пробормотал Тао Паньтэ, выйдя на улицу. – Странно… Как будто встретился с тенью из прошлого. Мне надо обдумать услышанное, почтенный господин судья. Позвольте мне удалиться и примите мои извинения.

Судья Ди кивнул.

– Раздобудь для Линь паланкин, Ма Жун, —приказал он помощнику. – Пусть его подадут к черному ходу, и помоги Серебряной Фее усадить Линь не привлекая внимания. А я нанесу еще один визит и вернусь в Красную беседку. Ты найдешь меня там через час или около того.

Глава 13

Ма Жун отправился в торговые ряды и нанял там четырех носильщиков с небольшим паланкином. Расплатился он сразу, добавив к оговоренной сумме щедрое вознаграждение, и носильщики бодрой трусцой последовали за нанимателем к черному ходу дома, где судья Ди беседовал с той, что некогда звалась Золотистой Яшмой. Серебряная Фея и Линь ждали во дворе.

Девушка помогла старухе сесть в паланкин и провожала носильщиков грустным взглядом, пока те не скрылись за углом. Заметив огорчение девушки, Ма Жун решил ее подбодрить.

– Веселее, милая! – с вымученной улыбкой проговорил он. – Тебе не надо ни о чем волноваться. Можешь смело возложить решение всех своих проблем на моего господина. Я всегда так делаю!

– Это заметно! – бросила Серебряная Фея и вошла в дом, захлопнув дверь перед самым носом помощника судьи.

Ма Жун почесал затылок. Что же, наверное, девушка по-своему права… Погруженный в раздумья, он зашагал к главной улице.

Вскоре Ма поверх голов обывателей увидел внушительные ворота конторы, где принимали посетителей владельцы зеленых теремов. Помощник судьи остановился и стал наблюдать, как толпы гостей входят и выходят оттуда с сосредоточенным видом. Затем Ма Жун снова двинулся в путь, напряженно обдумывая, как поступить. Внезапно молодой человек развернулся и, прокладывая себе дорогу локтями, пошел обратно. Вскоре он, подобно многим другим, проскользнул в высокие ворота.

Внутри большого зала вдоль длинного прилавка толпились потные мужчины, размахивая клочками красной бумаги. По другую сторону расположились писцы, которым из-за чудовищного шума и гама приходилось кричать вовсе горло. Посетителями были сводники и посыльные из харчевен и чайных домиков, а на красных бумажках значились имена танцовщиц и певичек разных категорий, с которыми хотели встретиться гости. Как только кто-нибудь умудрялся сунуть писцу листок, тот быстро перелистывал лежащий перед ним том. Если оказывалось, что требуемая женщина свободна, писец указывал на странице время и название места, откуда поступил вызов, ставил на бумажке печать и вручал записку одному из мальчишек-посыльных, слонявшихся у двери. Мальчишка спешил к дому, где жила та или иная певичка, и женщина отправлялась туда, где ее хотели видеть.

Му Жун бесцеремонно оттолкнул стражника, охранявшего вход за прилавок, и проследовал в комнату, где за огромным столом расположился старший писец – невероятно тучный мужчина с круглым гладким лицом. Он окинул помощника судьи высокомерным и ленивым взглядом утопавших в складках жира глаз.

Ма Жун вынул из сапога верительный документ и бросил его на стол. Тщательно изучив бумагу, толстяк растянул губы в улыбке.

– Что я могу для вас сделать, господин Ма? – вежливо осведомился он.

– Помочь мне заключить сделку – вот что. Я хочу выкупить танцовщицу второй категории по имени Серебряная Фея.

Толстяк, поджав губы, окинул Ма Жуна оценивающим взглядом, вынул из ящика стола толстый том и долго листал, пока не нашел искомое. Потом, внимательно изучив запись, он с важным видом откашлялся:

– Мы купили эту девушку всего за полтора золотых слитка, но она пользуется спросом и хорошо поет. Кроме того, мы покупали ей дорогие наряды – здесь все указано, и затраты придется приплюсовать… – Старший писец потянулся за расчетами.

– Хватит болтать! – оборвал его Ма Жун. – Вы, конечно, израсходовали на Серебряную Фею кое-какие деньги, зато принесенные ею барыши раз в пятьдесят больше затрат. Поэтому я дам за нее изначальную цену. Плачу золотом!

Вынув из-за пазухи сверток с двумя увесистыми золотыми слитками, унаследованными от дядюшки Пэна, Ма Жун развернул его и выложил золото на стол.

Толстяк уставился на драгоценный металл, медленно потирая двойной подбородок, и с тоской подумал, что не может позволить себе перечить слуге Закона: Фэн дай этого бы никак не одобрил. И все-таки писец досадовал, что не в силах воспользоваться таким удобным случаем: гость был явно заинтересован в сделке и, будь он человеком со стороны, беспрекословно заплатил бы вдвое больше первоначальной цены, да еще и прибавил бы щедрое вознаграждение. Старший писец невольно пришел к выводу, что у него выдался несчастливый день, – недаром еще с утра не давала покоя изжога. Рыгнув, толстяк с глубоким вздохом достал из ящика стола пачку скрепленных печатью расписок и передал Ма Жуну. После этого он принялся отсчитывать сдачу – двадцать серебряных лянов. Последний толстяк с видимым сожалением несколько дольше необходимого нянчил в ладони.

– А теперь заверни все это, да покрасивей! – велел рослый, внушительного вида гость.

Бросив на него затравленный взгляд, старший писец медленно упаковал серебро в красную бумагу. Ма Жун сунул пакет и расписки в рукав. Покидая кабинет, он думал, что принял верное решение. Рано или поздно наступает пора, когда мужчине надо остепениться и начать оседлый образ жизни. А с какой женщиной лучше всего такой образ жизни вести, если не с бывшей танцовщицей, да еще родом из твоей деревни? На жалованье, выплачиваемое ему судьей Ди, Ма Жун вполне мог содержать семью. Во всяком случае, это куда более разумное применение деньгам, чем, как давно привык это делать Ма, спускать их на вино и беспутных девиц. Вот только другие помощники судьи, Чао Тай и Тао Гань, наверняка будут смеяться и подтрунивать над собратом. Ну и ладно, фыркнул Ма Жун. Когда эти насмешники увидят его женщину, у них наверняка пропадет охота издеваться!