Валерий Карышев - Александр Солоник - киллер мафии Страница 23

Саша кивнул утвердительно.

- А теперь еще разок...

В тот вечер он стрелял до изнеможения, до мозоля на указательном пальце - у "конторы" явно не было лимита на патроны. Начал с "Макарова", затем перешел на "ТТ", потом - на старую, но проверенную винтовку "СВД". Несмотря на оптический прицел, стрелять из нее оказалось делом нелегким. Стрелять приходилось из разных положений: с упора, с колена, стоя, лежа, даже в броске...

То ли успехи Солоника действительно обнадеживали, то ли инструктор был докой в своем деле, но уже после занятий тот, аккуратно сложив оружие в сейф, принялся пояснять:

- Оружие надо любить нежно и трепетно, как женщину. Правда, в отличие от бабы, оно тебя никогда не обманет, никогда не продаст - если, конечно, будешь за ним ухаживать и правильно выберешь. А выбирать надо с умом, в зависимости от предстоящей акции. Из чего тебе больше всего нравится стрелять?

- Из "Макарова", - ответил Саша, с интересом глядя на инструктора.

- Ну и дурак. Нет еще у тебя вкуса к настоящим стволам. "ПМ" хорош для ближнего боя. Старый "ТТ" - если, конечно, не венгерский, польский или китайский, а наш - куда лучше. По сути - знаменитый "браунинг" номер два, образца 1903 года. Сделан под ходовой патрон 7,62. В бутылочной гильзе мощный заряд пороха обеспечивает такую скорость удлиненной пули, что ее не держит ни один бронежилет. Чешская "шкода" неплоха, немецкий "зауэр", "магнум" тоже ничего... А лучше всего, конечно, - "маузер". Немецкая модель едва ли не начала века - любимое оружие чекистов и комиссаров. Кстати говоря, по скорости полета пули, дальности и точности равных "маузеру" нет. Правда, громоздкий, в карман не спрячешь. Для таких, как ты, лучше всего старый добрый "наган". Убойная сила, стартовая скорость пули - больше не надо. Зато гильзы не придется собирать - в барабане остаются, ни одна ментовская гильзотека для тебя не страшна. Вот так-то, оружейник Просперо... Давай, иди в казарму и до завтра. Тренируй дыхание, без этого настоящим стрелком не станешь. А ведь это - твой хлеб...

Может быть, инструктору и не стоило произносить последнюю фразу - она вновь напомнила курсанту о дневном разговоре с московским начальничком, и от этого напоминания на лбу Солоника пролегла глубокая морщина...

За мутными, пыльными стеклами окон казармы шумел ветер, трепал верхушки чахлых деревьев, гонял по голому унылому плацу бурые скрюченные листья. Лето кончилось, до зимы остались считанные недели. Тут, в центре спецподготовки, зима наверняка будет тоскливой - первая свободная зима Саши после побега.

По распорядку дня у курсантов было "свободное время". Впрочем, если разобраться, ничего хорошего: всем друг о друге давно все известно - биографии, привычки, пристрастия, даже излюбленные словечки и жесты. Обитатели казармы почти не обращали друг на друга внимания: люди, долгое время ограниченные замкнутым пространством - будь то подводная лодка или тюремная камера, перестают интересовать друг друга.

Кто-то читал, кто-то играл с соседом в шахматы, кто-то молча смотрел в окно на серый плац...

Правда, сегодняшний день обещал быть немного необычным: группа, в которой занимался Солоник, начинала совершенно новый спецкурс, названный руководством достаточно туманно и размыто: "Психологическая устойчивость". О том, что это такое и какого рода занятия ожидают курсантов, известно не было ничего - за исключением того, что занятия будут проводиться индивидуально.

Первым вызвали Сашиного соседа и, пожалуй, одного из немногих ребят, кому он тут симпатизировал, - Андрея Шаповалова. Питерец отсутствовал недолго, где-то с час, а когда вернулся, его нельзя было узнать: остекленевшие глаза, заостренные черты лица, какая-то общая заторможенность... Он напоминал заводную куклу, в которой что-то испортилось.

Затем пришел черед следующего и еще одного: те тоже возвратились в казарму одинаково бледными и опустошенными. Не отвечая на вопросы, валились на койки и молчали...

Наконец пришла очередь Солоника. Он ожидал увидеть и услышать что угодно, но начало "спецкурса" повергло его в недоумение.

Курсанта посадили в глубокое кресло наподобие стоматологического. Напротив кресла стоял огромный японский телевизор с видеомагнитофоном. Саша даже не успел подумать, при чем тут телевизор, как к его телу прикрепили какие-то проводки с датчиками. Затем ему сделали какой-то укол и по телу сразу разлилось тепло, потом на мгновение затошнило, закружилась голова. К креслу подошел невысокий мужчина в штатском. Саша никогда прежде не видел его.

Он задал какие-то вопросы - какие именно, Солоник, сколько ни вспоминал, не мог воскресить в памяти. И свои ответы на них тоже.

А потом ему показывали странные фильмы, один страшней другого. Развороченные взрывами человеческие тела, сожженные автомобили, отрубленные конечности, отпиленные ножовками головы... Фильмы сопровождались голосом незнакомца: он долго, детально и красочно рассказывал, какие люди сделались жертвами трагедий, сколько семей остались без кормильцев, сколько детей - сиротами, и кто именно их убил: какие бандиты.

Кулаки Солоника невольно сжимались, тошнота тугим резиновым комом подкатывала к горлу, а незнакомец все пояснял, пояснял, сыпал фактами, и кадры на телеэкране менялись с ужасающим однообразием...

Наконец фильмы кончились, и Саша как-то незаметно погрузился в глубокий сон, точнее сказать, в забытье, потому что голос незнакомца продолжал преследовать его - что-то внушал, убеждал, увещевал. Иногда в голосе слышались доброжелательные интонации, но чаще - угрозы.

Курсант очнулся, словно от толчка, - проводков с датчиками на его теле уже не было. Поднялся с кресла и, чувствуя слабость и гудящую тяжесть в голове, сделал несколько шагов вперед. Незнакомец исчез, а в комнатке, закинув ногу за ногу, сидел начальник центра подготовки, как всегда моложавый, выбритый, благоухающий хорошим одеколоном, подчеркнуто корректный.

- Извините, что это было?.. - Саша провел рукой по липкому от испарины лбу.

- Спецкурс, направленный на выработку у вас психологической устойчивости, - вполне дружелюбно ответил начальник.

Сознание Солоника работало ясно, но чтото в нем изменилось - он и сам не мог сказать, что именно. Словно какой-то инородный предмет засел в мозгу, и извлечь его оттуда не было никакой возможности. Да еще неприятное, гадливое чувство, которое должен испытывать человек, после того, как его использовали в качестве подопытного кролика.

- В вашей дальнейшей деятельности не исключены самые неожиданные ситуации, в том числе - и внештатные, - продолжил начальник. - Поэтому в программу вашей подготовки входит принудительная психокоррекция. Вы что, неважно себя чувствуете?

- Не в своей тарелке, - признался Саша.

- Ничего страшного, - начальник центра позволил себе сдержанную улыбку. - То, чему вы тут учитесь, - своего рода искусство, а искусство, как известно, требует жертв...

Конечно же, тогда, серым ноябрьским днем, начальник центра подготовки был прав, но банальная фраза о том, что искусство требует жертв, имеет свой перевертыш: жертвы тоже требуют искусства.

Человека можно убить множеством способов: сжечь на костре, утопить в реке, сварить в подсолнечном масле, выбросить с крыши высотного дома, положить на рельсы перед мчащимся поездом, расстрелять, зарыть живьем, повесить или отрубить голову, растворить в серной кислоте.

Человечество всю свою сознательную историю изыскивает способы все более совершенного уничтожения самого себя, и весьма преуспело в этих изысканиях. Людей, умеющих убить искусно, называют по-разному: палач, снайпер, по новой моде - киллер. Но суть от названия не меняется.

Итак, жертва требует искусства - Саша Солоник понял это за время учебы. Из него планомерно делали убийцу и добились своего. Теперь он знал и умел все, что касалось искусства умерщвления. Или почти все.

Это был его последний день в центре. Казарма опустела - "контингент" разъехался по тем регионам, где ему предстояло работать, и на территорию, огороженную трехметровым серым бетонным забором опустилась непривычная тишина; видимо, до прибытия следующей партии кандидатов в государственные палачи.

Саша, стоя в ванной, критически рассматривал собственное отражение в зеркале. Он старался найти в себе те черты, которые хорошо помнил по армии, Кургану, пермской и ульяновской зоне, и - почти не находил их.

От былого Саши Солоника - провинциального паренька не осталось и следа. На выпускника секретного центра подготовки смотрело его собственное отражение: невысокий, словно вылитый из упругого материала, без единого грамма ненужного жира, с холодным взглядом глубоко посаженных глаз...

Настоящая машина смерти. Ему оставалось лишь гадать, как он будет использован.

Да и останется ли он - живой человек со своими желаниями, амбициями и постоянной неудовлетворенностью жизнью - бездушной машиной, бездумно выполняющей чужие приказы?!