Энцо Руссо - Мафия изнутри. Исповедь мафиозо Страница 23

Я сразу почуял, что что-то изменилось в моей судьбе. Примерно через месяц после этого разговора Козентино отвез меня в какую-то деревню — этого места я не знал. Там была красивая мандариновая роща, также был и Стефано Бонтате. Раньше я его никогда не видел. Первым делом я поблагодарил за присланный мне на свадьбу подарок и постарался хорошенько его рассмотреть. Он был, наверно, на пару лет младше меня и держался очень просто, без всякой важности. Говорил он еще лучше, чем Доктор, сразу было видно, что он человек очень ученый, и иногда употреблял такие слова, которых я не понимал. Даже столь пожилой человек, как Козентино, проявлял к нему удивительное почтение. А когда раскрывал рот, то Стефано слушал его внимательно и не перебивая. Именно тогда Козентино сказал одну вещь, которая наполнила меня гордостью. Он сказал, что я — «первоклассный человек действия».[45] А Стефано отозвался, что он сразу это понял, как только меня увидел.

Вечером, когда я вернулся домой, в глазах у меня светилась такая радость, что Нучча начала меня расспрашивать, что со мной такое произошло. С тех пор как умерла на операционном столе ее мать, она загрустили и стала неразговорчивой. Случилась еще одна беда: наконец она забеременела, но ненадолго. В больнице врач мне объяснил, что у нее слишком маленькая матка и родить ребенка ей вряд ли удастся. Я ей ничего но сказал, но, наверно, она сама все поняла, так как перестала вязать детское приданое. Мог ли я ей рассказать, почему я был так доволен в тот вечер?

Теперь, когда он приезжал в Палермо, Ди Кристина иногда за мной присылал. Мы с ним беседовали, и он расспрашивал меня о том, как идут дела в Семье. Но это были вопросы без какой-то задней мысли, и, действительно, свое дружеское отношение к нашим из Виллаграции он всегда доказывал на деле. Он сказал, что я произвел на Стефано хорошее впечатление и что в скором времени я должен ждать от него сообщения. И этот день настал, хотя в конечном счете мне выпало сыграть не совсем ту роль, что я ожидал.

Это было время крупных судебных процессов. Книг я отродясь не читал, но в чтении газет поднаторел и никогда не пропускал в них того, что меня интересовало. Во всяком случае, на процессах в Бари и в Катандзаро было больше оправданных, чем осужденных. А те, кого приговорили к тюремному заключению, словно нарочно, были людьми, потерпевшими поражение еще до вынесения им судебного приговора. Взять к примеру Пьетро Торретту и Анджело Лa Барберу. Освободить их означало приговорить к верной смерти. Наоборот, были отпущены или отделались легким наказанием Микеле Каватайо, Лиджо и бо́льшая часть Корлеонцев.

Теперь-то, после многих лет, прожитых в Палермо, я многое стал понимать и знал, что все главы семей согласны в одном: Каватайо повинен в войне 1963 года. Когда я узнал, что он на свободе, то подумал: «Ну этому осталось недолго жить». Через несколько дней, в машине, я стал свидетелем разговора между Козентино и Миммо Терези.

— Опять он у нас под ногами путается, — говорил Терези. Козентино, который, наверно, уже что-то разнюхал, обернулся к нему.

— Ну я-то знаю, как кончают такие, как он.

— Неужто знаешь? И как же?

— Только не живыми.

И в самом деле, дней через десять прибыл Ди Кристина и состоялась встреча. Присутствовали Козентино, Анджело Федерико, один из наших, которого я не знал, и человек Ди Кристины, которого я уже несколько раз видел раньше. Готовилась акция против Каватайо, и собрались «люди действия» из всех Семей. Они должны были переодеться полицейскими или солдатами финансовой гвардии. Однако Ди Кристина и Бонтате тайно сговорились организовать «про запас» еще и вторую группу, которая должна была довести дело до конца в случае, если бы первая акция провалилась.

Мы должны были устроить засаду у дома Каватайо. На первый взгляд, это может показаться ненужным делом. Если бы ему вдруг удалось спастись, разве его потом сыщешь? Таково было мнение Ди Кристины. Но, по-моему, Козентино был прав. Отряд в военной форме был вооружен автоматами. Как бы это ни кончилось — хорошо или плохо, шорох пошел бы по всему Палермо. Даже такая старая лиса, как Каватайо, вряд ли мог бы себе представить, что четверть часа спустя после первого покушения, когда на улицах будет полно легавых, его будут поджидать люди, готовые повторить все сначала.

— Вас будет трое, — сказал мне Ди Кристина. — Один мой человек, один — человек Стефано и один — нас обоих, то есть ты. Смотри не подкачай.

— Не сомневайтесь, ваша милость.

— Я хотел включить тебя в первую группу, но все считают, что ты принадлежишь Стефано, а мне нужен мой человек — такой, чтобы все знали, что он мой. Ты знаешь Карузо?

— Нет, ваша милость.

— Это парень что надо. Ты еще о нем услышишь.

И в самом деле, вскоре я о нем услышал, но совсем не в том смысле, что подразумевал Ди Кристина. Он исчез с места обязательного проживания, и полиция попусту теряла время на его поиски. Ему «залили пасть соленой водой», то есть утопили в море. Но тогда я не обиделся на то, что мне предпочли другого, а напротив, даже чувствовал себя польщенным тем, что Ди Кристина счел нужным объяснить, почему он так поступил. Однако я всегда считал, что у человека, как у собаки, должен быть один хозяин, а моим хозяином был Стефано. Если бы Ди Кристина кидал мне кость, я бы вилял хвостом, а если бы говорил мне: «Пошел вон», я бы сразу же ушел. Но если бы они со Стефано разодрались, то я наверняка не кусал бы Стефано.

Ну хватит об этом. Вечером 10 сентября мы расположились в новехонькой машине — это была модель «сто двадцать пять», — которую только перед этим украли. Было холодно, но мы не могли держать включенным мотор, чтобы погреться, не то нас мог кто-нибудь заметить. Болтать друг с другом мы не болтали, так как были совсем незнакомы. Мы смолили сигарету за сигаретой и так дождались девяти. В этот час Микеле Каватайо был уже мертв, и хотя мы об этом не могли еще знать, но так и предполагали. Потом это сообщение принес нам, если не ошибаюсь, Джузеппе Ди Франко, и на этом наша засада закончилась. Человек, которого газеты называли «диким зверем», кончил так, как того заслуживал. Писали также, что теперь Бернардо Диана был отомщен. Но это был лишь повод всю ответственность за проведенную операцию взвалить на Стефано. Отмщение через шесть лет — это нечто странное. Конечно, может случиться и такое, но все равно это было странно.

Дело в том, что Каватайо был слишком опасен для всех. Никто не чувствовал себя спокойно и никому не хотелось, чтобы он оставался в живых. Что касается меня лично, если действительно приказ провести акцию против бедняги Дианы исходил от него, то я лишь сожалею, что не смог тоже всадить в него пулю. Я не забываю тех, кто помог мне в трудную минуту, и навсегда храню к ним чувство благодарности. Мне все равно, что Диана меня взял только потому, что его об этом попросил дон Чиччо Ди Кристина. Если бы не он, я кончил бы в тюрьме, как обыкновенный уголовник, а эта карьера никогда не доводит до добра.

После лета случилась одна вещь, которой я никак не ожидал и которая меня здорово выбила из колеи. Теперь мне уже не нужно было целыми днями торчать в баре «Эден» в ожидании распоряжений. Обычно я был вместе с Козентино или другими друзьями. Иногда занимался делами, которые у меня были в городе: по-прежнему сигареты, несколько магазинов и одна торговая фирма, занимавшаяся скупкой цитрусовых высокого качества и отправкой их в Германию. А когда выдавалась свободная минутка, шел взглянуть на море.

Короче говоря, как-то вечером я зашел ненадолго в бар выпить пива. Прежний владелец недавно умер от сердца, и теперь был новый, молодой, но уже лысоватый. Его все звали Лысик. Он сказал, что меня спрашивала какая-то девушка. Она приходила три раза.

— А кто такая?

— А я почем знаю!

Я ушел и забыл об этом и думать. Но в следующее воскресенье он мне снова это сказал.

— Ну хотя бы хорошенькая?

— Еще какая!

Иногда я об этом вспоминал и перебирал в памяти всех, кто бы это мог быть, но так и не придумал. И кроме того, в такие места женщины не ходят. Да и проститутки в этом районе не шатались. Несколько дней спустя, когда представился случай, я сам его спросил:

— Ты не видел больше эту девицу?

— А я и сейчас ее вижу.

Я обернулся. Она сидела одна за столиком, и все на нее исподтишка бросали взгляды, делая вид, что беседуют или играют на бильярде. Я ее раньше не заметил, потому что прошел прямо к стойке. Когда я к ней подошел, все мои знакомые начали покашливать и подмигивать.

— Вам нужен именно я, синьорина? — вежливо спросил я. Это была девушка современного типа, коротко подстриженная и намазанная. У нас на Сицилии простых девушек, живущих с родителями, у которых на лице написано, что про них не скажешь ничего плохого и что они не пойдут с первым встречным, называют «порядочными». Девушку же, сидевшую в баре, к таким вряд ли можно было отнести.