Анна Данилова - Роспись по телу Страница 23

– А… Это ты?

И тут она заметила Германа. Белокурый бармен почтительно поклонился ей как старой знакомой. И почти в это же самое время на соседний стул забралась, икая и покряхтывая, рыжая девушка, которую Герман представлял ей совсем недавно как Лолиту. Бедняжка напилась в стельку. Юля вдруг подумала, что телефонный звонок Дмитрия был плодом ее воображения – уж слишком мирная и расслабленная обстановка царила в баре, где как ни в чем не бывало сидел и потягивал коктейль ее любовник, у которого несколько часов тому назад умер отец. Его противоестественное поведение вывело ее из себя.

– Дмитрий, у тебя умер отец… Тебе не кажется, что надо что-то предпринять, разыскать морг, где находится его тело, заняться организацией похорон…

– Собаке – собачья смерть… – Дмитрий поднял на нее подернутые мутью глаза и усмехнулся: – У меня нет денег, я же говорил тебе. Прошу вот у Германа в долг, а у него тоже нет. Он все потратил вот на эту шлюху, на Лолиту. Не стану же я просить деньги на похороны своего обожаемого отца у проститутки?

Лолита повернула голову и грязно выругалась, после чего с достоинством ответила:

– А вот у меня лично отложены деньги на мои собственные похороны. Не хочу, чтобы меня зарыли как собаку…

– Собаке – собачья смерть, – повторил Дмитрий и состроил брезгливую мину.

Юля, глядя на это неузнаваемое лицо, которое она так часто покрывала поцелуями, содрогнулась. Как она могла любить этого мужчину? Сейчас он вызывал в ней лишь отвращение. Что же делать?

– У меня есть деньги, я помогу тебе с похоронами. Ты поедешь со мной в морг? Я знаю, где находится тело твоего отца. – Эти слова дались ей с трудом.

– Разве ты не видишь, что я пьян? Возьми лучше с собой Ло, она в отличие от меня любила моего отца…

Это было уже слишком.

– Или ты берешь себя в руки и мы едем в морг, или ты больше никогда не увидишь меня! – крикнула она и с силой опустила маленький кулачок на оцинкованную поверхность стойки. – Размазня! У него отец умер, а он напивается здесь этим пойлом…

Движение – и фужер разбивается вдребезги, ударившись о мраморный пол.

– Иди, она правильно говорит, – невозмутимый Герман уже суетился вокруг ее ног с щеткой и совком. – Иди, Дима, так нельзя… Отец все-таки…

– Твой отец был классным мужиком, не чета тебе… – Лолита вытирает ладонью рот и устремляет взгляд своих красивых неподвижных глаз в свое прошлое, которое однажды пересеклось с живым, веселым и щедрым Бахрахом. Видение ее расплывается, как и пятно от пролившегося вина на ее платье…

– Лолита, вы на самом деле были знакомы с его отцом? – спрашивает Земцова, мысленно отмечая, что с этой рыженькой девушкой ей все же лучше будет говорить, когда она будет более трезвой.

– Была. Вы знаете, какой сыр самый вкусный? – она поворачивает к Юле свое лицо с печальными прекрасными и одухотворенными самой жизнью глазами и улыбается: – Это мягкий такой сыр, бри называется. Он очень дорогой. Но я заплатила за квартиру за полгода, а еще купила шубку из козлика. Я понимаю, конечно, что это не норковое манто, но и я не Марлен Дитрих… Я всего лишь Лолита. Да и то ненастоящая. На самом деле меня зовут… Герман, ты не помнишь, как меня зовут?

– Тебя зовут «золотой рот», Ло, разве ты забыла?

– Ты, Герман, когда-нибудь поплатишься за свой язык… вонючая ты свинья…

Юля пожалела, что отпустила Гел и предпочла ее обществу этот пошлый кабак с его пошлыми обитателями.

– Ну и черт с тобой, – она махнула рукой и направилась к выходу.

На лестнице ей стало плохо, закружилась голова, и она вспомнила, что весь день почти ничего не ела.

На лестнице возникла высокая фигура мужчины. Солнечные блики слегка осветили его лицо, и Юле показалось, что она видит перед собой мертвеца – большое лиловое пятно, словно печать смерти, расплылось на пол-лица…

21. Наследство в желтом конверте

Гел уже в гостинице вспомнила, что не рассказала главного – о конверте. Она успела лишь объяснить, каким образом оказалась в Москве и что подписывала какие-то документы, а вот про то, что ее контракт, пусть даже и устный, с Михаилом Семеновичем прекращал свое действие после того, как она отдаст конверт парню с фотографии, не сказала. Да и вообще какой это был разговор, если голова Земцовой была занята смертью Бахраха, оказавшегося, на удивление Гел, отцом ее друга. Значит, у Михаила Семеновича был сын…

Гел успела выкурить всего одну сигарету, как раздался стук в дверь. Она уронила сигарету и вжалась в кресло.

– Гел, это я, Юля, открой!

Она бросилась к двери. Распахнула ее и впустила Земцову.

– Испугалась? – она устало улыбнулась. – Слушай, к черту всех мужиков. Я устала, страшно хочу есть, пить и спать. Ты не составишь мне компанию?

– И ты ради этого приехала за мной? Могла бы позвонить…

– Просто я проезжала мимо… Я знаю одно место, где вкусная еда, ледяные напитки и где в жару холодно. А это как раз то, чего мне сейчас так не хватает…

Через полчаса они уже ужинали в прохладе «Каменного грота» – небольшого и почти безлюдного ресторана на берегу Волги.

Потом Юля спросила:

– Гел, ты могла бы сейчас на этой салфетке нарисовать мне свой шрам?

– Да, запросто. У тебя есть ручка?

Пока Гел рисовала, Юля думала, стоит ли ей говорить о том, что и хирург тоже мертв. Как вдруг услышала:

– Ты хочешь мне, наверное, сказать, что Гамлета отравили? – Гел протянула ей салфетку с рисунком. – Вот, примерно такой рисунок. Сначала вроде пятерки, а потом буква «И».

– Так ты знала о Гамлете?

– Случайно увидела по телевизору, представляешь? Только от тебя пришла, а тут такое…

– Испугалась?

– Конечно! Сначала увидела мертвого Михаила Семеновича, затем узнала, что убили хирурга… Испугаешься тут…

– Есть и еще один труп, связанный, как я думаю, с этими убийствами. Тебе незнакомо имя – Катя Уткина?

– Слышала где-то… Но вот где, не могу вспомнить, так же, как и эту Рейс… Рейс – последний рейс… Постой! Я, кажется, вспомнила. Хотя могу и ошибаться… «Последний рейс», так напевала одна девица в очереди… На бирже.

У Кати Уткиной шрам тоже странный, состоящий из двух символов, подумала Юля. Она даже вспомнила рисунок: латинская буква «Z» и «А». Сейчас же перед ней на столике лежала салфетка с символами «5И» или «5U».

– Вы отмечались на бирже, и девица пела что-то про последний рейс… А что именно?

– Во-первых, ее вызвали, и мы узнали, что фамилия у нее такая «Рейс», а уже потом, в следующий раз, когда снова встретились там же, на бирже, – ведь мы приходили отмечаться в одни и те же дни, через две недели – эта самая Рейс сказала, что она пришла отметиться в последний раз, что это ее, так сказать, последний рейс, что она больше не придет. Но потом все равно приходила – деньги-то нужны, пусть даже жалкое пособие. Только я не знаю, получала она его или нет.

– А Уткина?

– Кажется, там была и Уткина. Уж больно запоминающиеся фамилии. Вот Уткину я в лицо не помню, а вот Женю Рейс вспомнила… Высокая красивая девица, хоть на подиум!

– Да, это она. И это именно она сейчас лежит в реанимации… А Уткину… убили. Зарезали ножом. И у нее тоже шрам, Гел. Примерно такой же, как у тебя.

– Шрам? Ты хочешь сказать, что этот Гамлет порезал не меня одну?

– Похоже, что так. Мы и к Жене-то приехали случайно – нашли ее адрес в записной книжке убитого Гамлета.

– А у нее тоже шрам?

– Нет, вот у нее нет.

– Это Михаил Семенович, точно. Вот гад! Воспользовался тем, что мы дошли до ручки, то есть до биржи, и взял нас, тепленьких… Свинья… Между прочим, он и жил-то напротив этой самой проклятой биржи.

– Вот как? Это интересно. А что ты можешь рассказать мне про фотографию? Ведь ты же хотела встретиться со мной, чтобы рассказать мне об этом, не правда ли?

– Правда. И я расскажу.

С этими словами она достала из сумки желтый конверт из плотной бумаги и протянула Земцовой.

– Весь смысл моего пребывания в стрип-баре «Черная лангуста» как раз и заключался в том, чтобы этот человек непременно нашел меня там и забрал этот самый конверт, понимаешь? А там, в этом баре, случилась заваруха, грохнули одного типа, и уже его люди убили и хозяина бара… – И Гел в подробностях рассказала Юле обо всем, что произошло в баре вплоть до того момента, когда она уехала из Москвы.

– Вот так я оказалась здесь. Я хотела встретиться с Бахрахом, чтобы объяснить ему, почему меня нет и уже не может быть в «Черной лангусте».

– Но ведь ты же никого не убивала…

– Ты предлагаешь мне вернуться туда?

– Извини… – Юля очнулась. – Я, кажется, увлеклась расследованием и вдруг представила себе, что ты возвращаешься в бар и встречаешься там с этим человеком…

– Но ведь он мог убить меня, как свидетеля каких-то махинаций… Ведь не стал бы Бахрах долго содержать меня. Когда-то я должна была уйти, что называется, со сцены…

– Но ты, Гел, ушла слишком рано. И если бы ты сейчас вернулась туда, мы бы узнали больше и о Бахрахе, и о том, что связывало тебя с Уткиной и Женей Рейс…