Григорий Славин - Чумовой рейс Страница 23

– Самое время принюхиваться. Так я говорю, ждем появления счастья?

– Гриша… Что ты здесь делаешь?..

– Я здесь стою, – сказал он, украдкой посмотрев вниз. Увиденное ему не понравилось. Было слишком высоко. Освещенная яркими иллюминаторами и палубными фонарями вода казалась метрах в ста под ногами.

– Ты с ума сошел? Ты сейчас упадешь!..

– Значит, так. Я забираю машину, удочки и станок для бритья. Все остальное, включая долбаный деревенский дом вместе с сумасшедшей тетей, – твое.

– Может, вы попозже имущество разделите?! – донесся откуда-то снизу голос Антоныча. – Нашли, мать, время!..

– Я пришел за тобой и без тебя не уйду, – холодно произнес Гриша. – Нам нужно бежать с корабля, а дальше все как я сказал. Руку давай.

– Гриша, дорогой! – И Кира вовремя заплакала.

– Мне нужно, чтобы ты выбралась за иллюминатор и покинула эту каюту, – быстро проговорил Гриша, чувствуя, как у него затекают ноги. – Дальше по обстоятельствам. Но что бы ни случилось, знай одно: спать с тобой я даже в одном доме не буду, не то что в постели. Ты разбила мне сердце.

Кира дослушала до конца.

– Нет слов. Ты прав. Но если бы я каждый раз, когда ты таскался по бабам, уходила из дома, то пять последних лет мы жили бы врозь!

– Вспомнила!

– Нет, а что? Давай объективны будем. Я повела себя как сука. Кто бы спорил. А теперь скажи что-нибудь о себе. Чтобы я знала, что не одна я такая.

– Между прочим, сейчас не я в каюте у любовницы нахожусь, а ты в каюте у любовника!

– Ну конечно, – прыснув слезами, вскипела Кира, – тебя поймаешь!.. Тебя в ступе не утолчешь!..

– Вы там что, перед загсом репетируете?! – взревел из морской пучины Антоныч.

– Григорий! – добавил Слава. – Мы, между прочим, не «морские котики»! Висеть долго на борту, присосавшись, не можем!

– И эти здесь!! – взревела Кира.

– Пока еще здесь! – кряхтя, согласился Гера.

Кира не могла понять, что с ней происходит. С ней случилось лучшее из всего, чего можно было ждать, – появился Гриша. Но истерика уже овладела ею.

– Лезь в окно! – приказал Слава. – Насколько мне известно, женщины гостили на этой «черной жемчужине» часто, но ни одна из них не выходила поутру на палубу с нормальной психикой! Ни одна нормальная баба на это судно не взойдет! Лезь в окно, иначе мы все шлепнемся вниз! А я даже не знаю, где мы находимся!..

– Не сорветесь, – усмехнулась она. – Такие, как вы, вцепившись, держитесь мертвой хваткой. И не пугайте меня женскими страхами. Образ Жидкова ужасен не более вашего. Любой из вас способен на подлость, разница лишь в том, что вы совершаете ее в присущей только вам четверым манере. И в этом смысле вы ничем от него не отличаетесь!

– Она бредит! – испугался Антоныч.

– Это вы увели Гришку от меня!..

– Антоныч, – признался где-то в темноте Гера, – я уже не могу здесь стоять, гадом буду.

– Пожалеешь! – взревел Антоныч, и не было ясно, в чей адрес. – Лезь в окно быстро!

– Ты завидуешь! – продолжала кричать Кира. – Вы – жалкие ревнивцы, для которых женщины – всего лишь часть интерьера! Мелкие сутяги! И Гришу на себя похожим сделали!.. Он лишился маленькой игрушки – общения с красивой женщиной! Никакой любви. Только чувство собственника! Какого черта вы залезли на эту стену?

Слава не выдержал:

– Красивой женщины! Кто сказал, что ты красивая? Эти веснушки, уши неправильной формы… Я выполняю свой гражданский долг, и, если думаешь, что ослеплен твоим великолепием, ошибаешься! Так спасают тонущую в полынье собаку или вытаскивают из горящего дома ребенка! И понять не могу, как ты могла попасться на такую жалкую блесну?

– Шуты гороховые! – перегнувшись, прокричала Кира во мрак ночи.

– Кира, – пробормотал Гриша. – Клянусь Черным морем: если ты сейчас не вылезешь в окно к своему мужу, я заберусь в окно сам и откручу тебе голову.

Створка иллюминатора над его головой захлопнулась с грохотом, который он принял за выстрел. Слава, напрягая остатки сил, полез вверх и вскоре оказался у окна, оттеснив Гришу. Дотянувшись, он осторожно постучал. Окно раскрылось.

– Я тебе вот что скажу… Мне стыдно смотреть, как женщина с твоим интеллектом заглотнула наживку старого импотента. Сначала Жидков, теперь Марецкий. Жениться на тебе он все одно не станет. Но зато не упустит шанс насладиться женской красотой. Не в первый раз. Здесь даже каюта специальная есть, для пленниц. Но насладиться так, как это делают нормальные мужики, он не сможет, значит, ему нужно срочно что-нибудь придумать… А что может еще придумать маньяк с сексуальным аппаратом, не подлежащим восстановлению?.. Он уже предлагал тебе креветки с черным хлебом? Отвечай! Предлагал?! А ты знаешь, что черный хлеб с креветками едят, чтобы возбудить грязные сексуальные фантазии? И это жена моего друга?.. Гриша, пошли вниз! Вернемся в Москву, нормальную красивую бабу себе подыщешь. Мы с пацанами поможем. А эта пусть остается. У меня в загсе знакомая есть, в два счета разведут.

Кира смотрела на стоящего под окном Гришу и молчала.

Не видя ее взгляда, Слава продолжал:

– Мы тут с людьми поговорили. У Марецкого наступает оргазм, когда он видит женщину, поедающую креветки. Он брал твою руку через стол для поцелуя? Представляю, что он делал второй рукой под столом!.. А сейчас ждет, когда пробьет двенадцать и можно будет встать из гроба.

– Откуда вы знаете про креветки? – глухо пробормотала Кира.

– Чего он от тебя хотел? Мы знаем, что он импотент, так чего он от тебя хотел?

– А чего хочет мужчина от женщины? – похолодев, пробормотала Кира.

Слава подумал:

– Надеть на себя и тебя кожаное белье, посадить себе на спину, проскакать до юта и обратно, а потом обрызгать себя сливками из баллончика, вложить в пуп вишенку и ударом по животу выбивать ее и ловить ртом?

– Тьфу, мать!.. – прокряхтел внизу Антоныч.

Кира помнила обещание Жидкова. Простит Гриша или нет – вопрос уже второй. Но оставление каюты означало, что Жидков примется за Гришу сразу по возвращении из турне. Хотя что ему стоит позвонить в Москву прямо сейчас?

Додумать она не успела. Не успела и захлопнуть иллюминатор. В ее спальню вошел, не испытывая особых затруднений, Марецкий. Глядя на него округлившимися от ужаса глазами, женщина сообразила, что не закрыла дверь на ключ.

– Я проходил мимо, услышал ваш голос, Кира, – проговорил, приближаясь, Марецкий, – и понял, что вы не спите. Решил поболтать пару минут, если вы не возражаете.

Он сменил венгерский халат на светлый костюм с белоснежной сорочкой и шелковым шарфиком. Выбрился и теперь напоминал здорового мыслями мужчину. Дела с Жидковым не клеились. Он внимательно читал договор, изъянов не видел, но чувствовал, что подвох где-то рядом. Нужно просто отдохнуть и перечитать на свежую голову. И поэтому решил сблизиться с предоставленной Жидковым женщиной и снять напряжение.

– Что вы… – пролепетала Кира, опасаясь за тех, кто был снаружи, – разве я могу быть против? Напротив, благодарна вам за заботу.

– Ну, какая уж тут забота, – голосом мецената ответил хозяин и прошел к окну, оказавшись рядом с ней. – Я просто не мог представить, что вы будете сидеть здесь одна и скучать. Как вам здесь?

Кира поспешила удалиться от подоконника. Взяв за повод необходимость расчесаться, она порылась в поисках расчески в сумке, однако тут же вспомнила, как некоторые мужчины реагируют на взметнувшийся шелк женских волос. Не желая подливать масла в огонь, она вынула из сумки платок и села в кресло.

Марецкий распахнул иллюминатор. Кира почувствовала головокружение и попыталась препятствовать попытке Марецкого посмотреть в окно первой пришедшей в голову фразой:

– Здесь чудно.

– Вы правильно сделали, что не заперли дверь, – похвалил Марецкий, – в этом доме все двери, как и помыслы его обитателей, всегда открыты. Я уже обратил на это внимание. Не правда ли, Жидков – душка?

Уходить от свежести пахнущего вечерней свежестью окна Марецкий не собирался. Видимо, так ему было удобнее разговаривать. Облокотившись на подоконник, он принял свободную позу, расплылся в улыбке, вызывающей доверие, чуть выдвинулся в окно, нависая над подоконником, и сцепил пальцы рук.

– Я люблю эти вечера. Они успокаивают. Здесь после дневной суеты можно предаться мыслям, далеким от реальности, а ведь наш реальный мир столь жесток, Кира… Но деревья, облака и воды вокруг нас понимают всю суть происходящего в этом мире, и они так же, как мы, страдают…

…У Гриши затекли ноги, руки, и если раньше он имел возможность шевелить ладонями на стене и переступать ступнями на парапете, то теперь такой возможности он был лишен. Затаившись, он старался не выдыхать амбре из «Эксесса» и виски. Больше всего ему хотелось прокашляться и потоптаться на месте. Стоять на стене без опоры на такой высоте – занятие не для слабонервных. Этим троим внизу хорошо. Они хоть на палубе стоят. Сорвись у кого из них одна нога, рукам есть за что схватиться. А перед Гришей – отвесный борт. Но, несмотря на то что руки уже не слушались, он стоял, будучи уверенным в том, что простоит так еще долго. Но очень хотелось прокашляться. Если не с грохотом, прочищая легкие, то хотя бы негромко, прочищая горло. Однако делать это ему категорически не рекомендовалось.