Фридрих Незнанский - Убийство на Неглинной Страница 23

– А я тебя, Геннадий Борисович, вовсе и не заставляю ходить за мной следом. Посиди в машине.

– Не положено, Михаил Гаврилович, – сухо отрезал охранник. – Это мое дело, и мне за него зарплату платят. Не подхожу, возьмите себе другого. Если б я знал, ребят бы сюда подослал. Так не дело.

– Ладно тебе, не сердись. Это ж рядом, дом почти напротив.

– Да знаю я, – недовольно поморщился Геннадий и обратился к шоферу: – Значит, Илья, как обычно. Я – первым, ты – сзади.

– Да бросьте вы, мужики, фигней заниматься! Кому мы тут все нужны?

– У вас свои заботы, Михаил Гаврилович, а у нас – свои. Давайте не будет мешать друг другу. Илья, не ставь у ворот, можно чуть-чуть дальше. Видишь, арка слева? Вот напротив и давай.

Машина мягко затормозила и въехала между двумя припаркованными «мерседесами». А какие еще машины могут позволить себе стоянку возле Центробанка!

Охранник вышел, привычно огляделся, затем обошел машину и открыл заднюю дверь. Одновременно выбрался из-за руля и шофер. Теперь все трое стояли как бы гуськом, пережидая поток несущихся машин.

Хлопка не слышал никто. Просто сдавленно вскрикнул шофер. Геннадий мгновенно обернулся и увидел заваливающегося на спину Илью. Охранник тут же вскинул руки, прикрывая своим телом Нечаева, и почувствовал мгновенный сокрушающий удар в спину. Падая, он успел ухватиться за Михаила, желая подмять его под себя, но увидел безумные глаза своего хозяина, и свет померк для него.

С минуту никто из прохожих ничего не мог понять. Словно вдруг трое здоровых мужиков поскользнулись на чем-то и рухнули друг на друга. А когда сообразили, увидели – раздались крики, на которые отреагировали лишь проезжавшие мимо водители: завизжали тормоза, мгновенно образовалась толпа, перегородившая Неглинную улицу. А уже на этот, столь явный, беспорядок наконец обратила внимание и милиция.

– В чем дело? Что за шум? Проезжайте, проезжайте! Граждане, освободите проезжую часть! Да уедешь ты, наконец, твою мать?! Извини, сам видишь, чего делается!…

Кто– то побежал к проходной банка. Оттуда выскочил охранник. Постовой милиционер кричал в свою рацию, называл фамилию Нечаева, которого кто-то опознал, а следом его фамилия ветром пронеслась по толпе, которая все увеличивалась, несмотря на уже истерические увещевания милиционера.

Все давно всё знали, в газетах читали, по телику им показывали: да, стреляют, машины взрывают, даже целые дома, но чтоб вот так, в самом центре столицы, белым днем, у всех на глазах, да кого! Самого Нечаева, имя которого и броскую внешность знали буквально все, даже абсолютно непричастные ни к какой политике! Да что ж они творят?! Что позволяют себе?! А куда власть смотрит! Где милиция?! Когда надо, так ее с огнем не сыщешь!…

Послышался быстро приближающийся рев сирен. Их лающие, надрывные звуки как-то сразу утихомирили страсти, шустрые мужики в штатском, выскочившие на шум из банка, набежавшие из каких-то соседних контор, быстро и решительно потеснили толпу, и вскоре пространство перед кованой решеткой Центрального банка России было практически очищено. Медицина и милиция примчались одновременно, благо и тем и другим проще было бы пешком добежать.

Окровавленное лицо Нечаева, его расширенные остекленевшие глаза показывали, что любая медицина здесь уже бессильна. То же самое было сказано и об охраннике, лежавшем поперек своего хозяина: пуля вошла ему под левую лопатку, точно в сердце. А вот третий, погребенный двумя этими телами, слабо стонал. О нем следовало срочно позаботиться. И снова завопила сирена, уносясь в сторону недалекого Склифа. Место происшествия было быстро огорожено, очерчены меловой краской на мокром асфальте силуэты лежащих тел. Дежурная бригада приступила к расследованию. Старший следователь Мосгорпрокуратуры, на чью долю выпал тяжелый жребий, стал названивать в Главное управление внутренних дел и в МУР, требуя немедленной помощи. Попутно шел опрос случайных свидетелей убийства, уточнялось время, словом, началась рутинная работа…

Шел мелкий холодный дождь, и вообще погода была на редкость отвратительной.

Звонок дежурного по ГУВД Москвы застал Грязнова на утренней планерке, которую Вячеслав Иванович проводил с начальниками отделов. Выслушав взволнованное сообщение, он прервал совещание ввиду неожиданного чрезвычайного происшествия и выпроводил всех, оставив своего заместителя Владимира Михайловича Яковлева. С ним составил список необходимых специалистов, и уже через короткое время муровский «форд» в сопровождении мерседесовского микроавтобуса мчался по Петровке к ЦУМу.

Старший следователь Мосгорпрокуратуры Виктор Иванович Пустовойт обрадовался подкреплению. Он быстро обрисовал Грязнову ситуацию, сообщил, что по заключению дежурного эксперта-криминалиста выстрелы могли быть произведены из дома, расположенного наискось, через улицу. Он показал пальцем:

– Вон тот, кажется, у него номер семнадцать. Или же – из углового, где расположен Минздрав России. Откуда-нибудь с чердака. И там и там сейчас все осматривают оперативники.

Подошел Борис Львович Градус, судебный медик, как он себя обычно именовал, человек резкий до грубости. Но Грязнов вот уже многие годы не мыслил себе работу на выезде, особенно по чрезвычайным происшествиям, без этого замечательного судмедэксперта. Поэтому и вызвал его на происшествие.

– Я посмотрел, – сказал он, не обнаруживая ни малейшего почтения к разговаривающим начальникам, – как их тут наваляли. Снайпер бил совершенно грамотно, мать его… извините, в жопу. Первым снял заднего, то есть водителя, которого увезли. Этот, – он показал большим пальцем себе за спину, вероятно, имея в виду дежурного судмедэксперта, – говорит, что имеется сквозное ранение в шею. Потом поглядим, что у него там задето. Затем стрелок убрал переднего. И последним – вашего Нечаева. Они и лежали – бутербродом. Вообще, я вам доложу, начальники, так стреляли фронтовики. Это очень профессионально. Знаете, когда танки идут в городе, как оно происходит? Вышибается последний, потом первый, и все остальные оказываются в ловушке. Так, между прочим, было и в Венгрии, где наших мальчишек жгли борцы за демократию…

Градус сел на своего конька: он заговорил о далекой, славной своей молодости, демонстрируя при этом полнейшую неприязнь к любым изменениям в общественной жизни.

– Все предельно ясно, Борис Львович, – поторопился остановить поток неуместных воспоминаний Грязнов.

– Ничего вам неясно, – возразил Градус. – Если хотите знать мое мнение, то стреляли оттуда, – он ткнул пальцем в большой серый дом. – Наверняка с оптикой. Похоже, что было три выстрела и все три – точно в цель. Что вы ждете? Идите, там смотрите!

Грязнов совершенно неуместно ухмыльнулся и положил Градусу на плечо ладонь:

– С вами не пропадешь, Борис Львович. Но пока не уходите, вдруг понадобитесь. А я действительно схожу к вашим, – кивнул он Пустовойту, затем позвал своего оперативника Николая Саватеева и махнул ему рукой: следуй за мной.

Они прошли под аркой. Возле первого же подъезда, слева, лениво прохаживались двое молодцов в черной форме: куртки, галифе, начищенные сапоги, на рукавах непонятные эмблемы – стилизованные скрещенные мечи. Грязнов молча сунулся в дверь, но добры молодцы его остановили:

– Сюда нельзя. Пройдите в следующий подъезд. Ваши там.

– А здесь что такое?

– А здесь вам делать нечего. Фирма ремонт производит. Пройдите.

Грязнов закрыл глаза и вызвал в памяти фасад здания. Нет, Градус показывал именно сюда. А соседний подъезд оказывался намного дальше.

– Значит, так, мальчики, – сказал он, доставая свое удостоверение, – прошу, кто грамотный. Начальник МУРа, как вы понимаете, это я. И пойду я туда, куда мне надо. А одного из вас, на выбор, попрошу сопровождать меня. Вопросы есть? Что это за секретный объект, про который я ничего не знаю?

– Извини, начальник, – ответил тот, что был покрупнее и, вероятно, потупее, загорелый такой, темнолицый, – зарплату выдаешь нам не ты. Поэтому ничего приказывать не можешь. Вот когда Степа кликнет старшего и если он тебе позволит, чешите на любой этаж. Только здесь никто не живет. Которые квартиры ремонтируются, которые очереди ждут. Некого тут тебе искать. Степа, вали за Порфирьичем!

– Коля, – Грязнов не стал дожидаться прихода какого-то Порфирьича и обернулся к Саватееву, – пойди к машине и вызови ко мне нашу «Пантеру». А то, я вижу, юноша не понимает, о чем я ему толкую, и только зря теряю время.

– Понтяра у тебя, начальник, а не пантера, – осклабился охранник. Носком сапога он выкинул из-за двери табуретку. – Можешь посидеть, если сильно устал. И охладись. Сказал: жди, вот и закройся.

Он был наглец – этот молодой накачанный, кавказского типа паренек. И глаза у него ничего не выражали – пустые. Наверное, и в башке – то же самое. Отмороженный такой.

– Коля, исполняй! А ко мне Яковлева, – и посмотрел на своего помощника выразительно. Саватеев умчался под арку.