Наталья Андреева - Стикс Страница 23

Объясняться с Зоей он не захотел ни ночью, ни сейчас. Не до этого. Всего через час-полтора на ноги будет поднята вся городская милиция. Как только Вэри Вэл узнает, что он, следователь Иван Мукаев, особняк, где делали «паленую» водку, все-таки нашел…

— Иди ты! — Цыпин вставал из-за стола, словно медведь, осваивавший на зиму уютную берлогу и вдруг услышавший звонкий лай охотничьих собак. — Иди ты! Ну, Иван Мукаев! Ну, молодец!

И за телефон:

— А ну-ка, быстренько ко мне…

Он оказался прав: всю городскую милицию подняли по тревоге. Как будто на маленькую, местного масштаба войну. Дело было крупным: «паленую» водку и другие спиртосодержащие напитки сомнительного производства изымали из магазинов и продуктовых палаток по всей области. Руслан Свистунов был чрезвычайно возбужден:

— Что, Ваня, память вернулась? Молодец! А ну-ка, парни, так твою этак! Э-эх!

«Парни» в камуфляже, возбужденные, деловито поправляющие амуницию, предвкушали настоящее дело, драку и стрельбу, а он боялся только одного: как бы не спугнуть. И еще: а вдруг Лора обманула? Хорош же он тогда будет! Ох и хорош! Такую суету поднял по бабьей наводке. А на женщин полагаться нельзя, нет, нельзя.

Особняк обложили со всех сторон, главное, перекрыли выезд на шоссе. Как только он, следователь Мукаев, оказался у ворот, сразу понял: Лора не обманула. Да, он вспомнил наконец. Вспомнил этот огромный дом, весь первый этаж которого занимал гараж. Потому что двери там только одни, такие, чтобы могла въехать и выехать машина, а окон нет. Окна вверху, на втором и третьем этажах, но за ними как-то странно тихо. Мертво, пусто. Занавески однотонные, почти везде плотно задернутые. И цветник возле дома какой-то не такой, его видно с шоссе через металлическую сетку с крупными ячейками. Растения насажаны наспех, небрежно. Порядка и ухоженности нет, грядок с зеленью и овощами тоже не видно. Почему этот дом раньше не показался подозрительным? Огромный ведь домина! И без всяких архитектурных излишеств. И ни балкончика тебе резного, ни беседочки. Конечно, всю суету, происходящую сейчас возле особняка, люди, там находящиеся, не заметить не могли. Но — пока тихо.

— Я пойду, — сказал Свистунову.

— Брось, Ваня, не дури! Сам пойду.

— Нет, я. Информацию мне дали. А вдруг липа?

— Кто дал информацию?!

— Никто. Сам вспомнил. Пусти.

— Я с тобой. — Руслан махнул рукой: мол, прикройте, если что.

А он действительно вспомнил. Все, до последней выщербленной плитки на дорожке, что вела к дому. Вспомнил маленький прудик, так, не прудик, яму, полностью затянутую ряской возле этого дома. Вспомнил две ивы над ней, высокий, глухой, кирпичный забор по переду, тяжелые чугунные ворота. Вспомнил тот момент, когда постучался в калитку и ему открыли. И даже свою первую фразу, сказанную там, на той стороне, вспомнил:

— Ну, мужики, где у вас тут спирт с водой по бутылкам разливают?

Он сказал ее бодро, шутливо, а потом хотел сказать что-то еще, очень важное, но не успел. Тот, кто стоял за спиной, ударил его по голове. Бутылкой? А с чего он взял, что бутылкой? Это было потом, в подвале дома. Или на первом этаже, в прохладном помещении без окон. Были бесконечные ряды пустых бутылок, головокружение и полный провал.

— Да, это здесь. Точно: здесь.

— Уверен?

— Да. На все сто процентов.

— Тогда, может, ребят вперед пустим? ОМОН?

— Погоди. Я сам.

Он постучался в калитку, что была прорезана в тяжелых чугунных воротах. Еще раз, потом еще. Открывать ему никто не спешил. Свистунов пожал плечами, отошел в сторону:

— Ну и что? Я же говорю, что надо…

А реакция у него всегда была лучше, чем у Руслана. Он уловил это движение в одном из окон всей своей кожей. Ее внезапно расширившиеся поры, пропустив больше воздуха, сделали тело удивительно легким. И почему-то подумалось не о себе, о Руслане. Опасность. Тренированное тело откликнулось мгновенно. Пружина распрямилась, ударила, и внутри словно бы все взорвалось. Кинулся, свалил Свистунова, покатил по земле в сторону, к прудику, к двум склонившимся ивам. Выстрел прогремел не один, несколько. Также всей кожей, инстинктивно почувствовал, что не зацепило. И Свистунова тоже. Свежая человеческая кровь пахла очень остро, специфически, это он тоже вспомнил. Мимо: значит, пока пронесло. Но и не закончилось.

— Ах ты… — выругался Руслан и потянулся за пистолетом.

Он же тряхнул Свистунова как следует, закричал:

— Дурак! Он сверху бьет! А ты лежишь тут! На открытом месте! Давай за ивы!

Вскочили, до деревьев осталось каких-то два шага. Он понял, что сейчас будет еще выстрел, и, рванув Руслана на себя, как-то дико, по-звериному прыгнул в сторону, к деревьям, к воде. Снова упали, одна его нога попала прямо в зеленую ряску, хорошо, что яма оказалась неглубокой. На всякий случай он прикрыл Свистунова.

— Да ты что?! Совсем сдурел?! Я сам! Сам!

— Заткнись!

И тут пошел ОМОН. Сзади, совсем с другой стороны. Стрелявший из окна, с третьего этажа, даже не успел поменять позицию. «Своих» было гораздо больше. И у тех, что в особняке, только один пистолет. Во всяком случае, больше оттуда не стреляли. За открывшимися наконец воротами он увидел уже рукопашную: парни в камуфляже заламывали руки двум отчаянно хрипевшим мужикам. Третий свалился сверху, с третьего этажа, покатился по земле, к мужику тотчас кинулись, тот завыл, заблажил что-то нечленораздельное, злое.

Руслан Свистунов вырвался из-за его, мукаевской, спины, размахивая пистолетом, кинулся вдому:

— Где он, это урод?! Который стрелял?! Где?!

Отошел в сторону, устало опустился на груду лежащих досок. Икры ног подрагивали от напряжения, во рту было сухо. Внутри все еще звенело, сердце выталкивало в артерию кровь, словно осколки: остро, больно. Сейчас они сами. Пока сами. А потом уже он.

Тот, что прыгнул с третьего этажа, ругаясь, жаловался на сломанную ногу:

— Ну что ж вы, суки?! Да за что-о?! Болит ведь!

— Давай-давай, там подлечат! — Ему защелкнули наручники на заломленных за спину руках, толкнули к воротам.

— О-о-о! Нога-а!

— Е…! Не на себе ж его тащить! — выругался кто-то.

Все так же устало он поднялся с досок, подошел:

— Подождите. «Скорую», наверное, надо. Вдруг у него, и правда, перелом?

Мужик вдруг замолчал, уставился на него, следователя Мукаева, не мигая. И вдруг прошелестел:

— С-сука.

— Что? Сказали вы что?

— Я ж тебя по башке. Я ж думал, что тебе теперь крышка.

— Так это вы меня ударили?

Недоумение, не больше. Его обидчик был похож на волка, которого охотники затравили, скрутили и теперь выставили на всеобщее обозрение, как существо отныне не опасное, хотя в глазах у хищника по-прежнему злость. Но в зубах-то палка. Вот пусть ее и кусает.

— Так это вы меня ударили? — повторил он.

— С-сука!

— Иван Александрович, разрешите я его… — сказал кто-то из мужиков, одетых в камуфляж.

— Отставить.

Руслан Свистунов стоял на пороге, вытирая грязное лицо. Сплюнул, подошел:

— Так что? Этот тебя, Иван? В машину его! И в управление. Всех остальных тоже. Сейчас проведем обыск в присутствии понятых, потом поедем разбираться. Однако, — покачал Руслан головой и повторил: — Однако.

— Надо было не газом тебя накачивать, чтоб память отшибло, а пришить, и точка, — просвистел задержанный. И глаза у того были волчьи, желтые. — С-сука. Пришить надо было, как я говорил. Да побоялись оставлять в уликах следовательское тело. Не пошли на мокрое. А ты вспомнил, значит. С-сука.

И тут он наконец почувствовал, как поднимается кверху пузырь. В самом деле, что это он? Так вот же. Все кончено. Он нашел. Это тот самый человек. Тот самый. И он рванулся. Никто не удержал. Он понял, что и не удержит. Можно было бы и убить.

— Ты-ы! Значит, это ты-ы?! Ты это сделал?!

Тряхнул как следует желтоглазого, потянулся пальцами к горлу:

— Ты-ы!

— О-о-о! Нога-а!

— Кто давал мне газ?! Ты?

— Нет! Пусти!

— Кто он? В доме?

— Нога-а-а…

Тот, которого он мял сильными руками, совсем ошалел от боли. Какой это, к черту, волк? Опоек. Все они здесь отравлены дармовым спиртом, все больные. Отшвырнул желтоглазого, кинулся в дом, но натолкнулся по пути на капитана Свистунова.

— Ладно, Ваня, остынь.

— Да отойди ты!!!

— Ну, хочешь задушить их всех, так задуши! Оформим как превышение власти, так тебе ж на это наплевать! Ты за этим сюда пришел. За трупами.

— Да не с тобой же это сделали! Не с тобой!

— Зайдем в дом.

Свистунов легонько подтолкнул его к дверям, парням, обернувшись, сказал:

— Везите. Мы подъедем.

Потом пальцами цепко сжал его плечо:

— Не стоит. Не сейчас. Давай, Ваня, дыши ровнее.

Он чувствовал, что Руслан держит крепко, и напрягся, борясь с пузырем. Прав друг детства. Не сейчас. Вошел, огляделся. Нет, здесь, в доме, уже не был. Никогда. Видимо, держали в подвале. Хрипло спросил Свистунова: