Ирина Дягилева - Змея на груди Страница 23

– Вы же сами только что сказали, что жили каждый своей жизнью, что ваш сын вел жизнь вполне самостоятельную, – напомнил ему Штыкин.

– Да, он самостоятельный, но он все же жил со мной под одной крышей и я содержал его. Поэтому самостоятельность и независимость его весьма условны. Он был самостоятелен ровно настолько, насколько позволял ему я, – жестко пояснил Вольский.

Пульхерия поежилась и подумала: «Не хотелось бы мне быть самостоятельной на территории этого человека», а вслух спросила:

– Какая же это, к черту, самостоятельность?

– Называйте это как хотите. Извините, но мне нужно идти к гостям. Если вы не возражаете… – Вольский встал. Лицо его словно окаменело, и огонь внутри глаз погас. Он даже вроде стал меньше ростом.

Штыкин и Ретивый тоже поднялись.

– Извините, последний вопрос можно? – спросил Василий Карлович.

Хозяин кивнул.

– Оксана Николаевна Шпак – это имя вам известно?

– Да, известно. Она была любовницей моего сына. Больше я ничего не могу вам сказать, – бесстрастно ответил Вольский.

– Что ж мы, пожалуй, пойдем. Простите, что принесли дурную весть. Думаю, что нам еще предстоит с вами встретиться… – сказал Штыкин.

– Найдите их, пожалуйста, – глухо попросил Всеволод Вениаминович, – повторяю, я назначу большое вознаграждение. Я очень хочу…

– Мы все этого хотим, – ответил Василий Карлович.

Когда спускались на лифте, все молчали. Оставшееся позади богатство и благополучие казались издевательством.

Возле машины Штыкин вдруг спросил с усмешкой, искривившей его губы:

– Как вам жизнь олигархов?

– При других обстоятельствах – замечательно, – ответила Пульхерия, – но моя маленькая квартирка мне милее. Если жизнь нас чему-то и учит – это тому, что пресловутые границы добра и зла познаются в сравнении.

– Если хотите, мы довезем вас до дома, – любезно предложил Василий Карлович.

– Спасибо, но мне хочется прогуляться пешком, – отказалась она.

– На улице дождь, – удивился Штыкин.

– Разве это дождь? – улыбка слегка тронула ее губы. – Так, слегка моросит…

Глава тринадцатая

Безрассудство сопутствует нам всю жизнь; если кто-нибудь и кажется нам мудрым, то это значит лишь, что его безрассудства соответствуют его возрасту и положению.

Как только милицейская «Волга» скрылась за поворотом, Пульхерия вернулась в здание.

– Извините, я забыла там свою сумочку, – жалобным голосом сказала она охраннику и скорчила уморительную рожицу. Охранник махнул рукой, и она быстрым шагом направилась к лифту.

Дверь ей открыл сам хозяин.

– Я был уверен, что вы вернетесь, – безучастно произнес Всеволод Вениаминович, и пригласил ее пройти в кабинет.

Закрыв плотно дверь, он вернулся за свой письменный стол.

– Что вас интересует? Извините, забыл ваше имя…

– Пульхерия Афанасьевна, – подсказала она.

Его левая бровь вновь удивленно взметнулась вверх, но, как и в первый раз, он ничего не сказал. «Боится показаться банальным, поэтому не высказывает удивление по поводу моего экзотического имени», – подумала она.

– Итак, я вас слушаю, уважаемая Пульхерия Афанасьевна.

Вольский сложил руки домиком и плотно сжал губы.

– Это я вас слушаю, Всеволод Вениаминович, – усмехнулась она. – Два человека мертвы. Не слишком ли большая плата за молчание.

– Вы хотите, чтобы я вам исповедался? – с иронией спросил он.

– Нет, просто скажите мне правду.

– А что изменится? Мой сын мертв.

– Кого вы защищаете? Убийц?

Вольский молча рассматривал свои руки и о чем-то думал. Пульхерия терпеливо ждала. Прежде чем упасть, плод должен созреть.

Наконец огромный мужчина за столом принял решение. Он отклонился назад, открыл ящик стола, поискал внутри и вытащил письмо. Передавая его через стол, он приостановился, его черные глаза уставились на Пульхерию.

– Вы уверены, что это мой сын?

– Абсолютно.

Вольский со злостью швырнул письмо.

– Это они его убили! Сволочи! У меня и в мыслях не было доносить на них в милицию. Это было мое частное дело. Теперь, конечно, все бессмысленно.

Пуля протянула руку за письмом. Аккуратно набранный на компьютере и распечатанный на лазерном принтере текст гласил:

«Господин Вольский!

Ваш сын Вячеслав у нас. Мы его похитили, если вы хотите снова увидеть его живым, выполните наши требования. Если вы обратитесь в милицию или не выполните наши требования, ваш сын будет убит.

Мы хотим за него два миллиона евро купюрами по пятьсот. Купюры не должны быть помеченными и новыми.

Инструкция для передачи денег:

1. Вечером 11 июня вы должны доставить деньги на автобусную станцию у метро «Щелковская».

2. Деньги должны быть в школьном рюкзаке черного цвета. Сложите деньги в черный полиэтиленовый пакет с ручками и крепко свяжите ручки. Рюкзак должен выглядеть плотно набитым. Для этого на дно его положите немного старой газетной бумаги.

3. Прибыть туда нужно ровно в 22.00. Можете приехать сами или пошлите посыльного.

4. Вставьте в свой мобильный телефон нашу сим-карту и ждите дальнейших указаний. Сидите в зале ожидания до тех пор, пока не зазвонит телефон и вы не получите дальнейшие инструкции.

Если за вашим посыльным или вами будут следить менты, можете распроститься с сыном. Менты вам все равно не помогут.

Советуем вам лучше заплатить. Сделаете все, как вам говорят, и увидите сына через шесть часов после передачи денег».

Пульхерия дочитала письмо и посмотрела на часы. Половина девятого. Она взглянула на Вольского.

– Вы послали человека с деньгами?

– Да! А вы как думаете? – Кулак Вольского с грохотом опустился на стол. Темные глаза его горели. – Сволочи, подонки, убийцы!.. Я сделал все, как они хотели! Я даже празднование дня рождения не отменил, чтобы выглядело все как обычно! Твари!

– Когда вы его послали?

– Он отправился примерно полчаса назад, за пять минут до вашего со следователями прихода.

– У вас есть машина?

– Да.

– Тогда поехали.

– Зачем? – удивился Вольский. – Я позвоню моему управляющему и велю ему вернуться.

– Вы же сами сказали, что хотите, чтобы убийц поймали?

– Сказал, но…

– Мы проследим за деньгами, и они приведут нас к ним! – вскричала Пульхерия, наивно поражаясь, как ей тогда казалось, несообразительности Вольского.

Всеволод Вениаминович хлопнул себя ладонью по лбу.

– Старый дурак, совсем от горя поглупел. Конечно же вы правы. Поехали!

– А гости? – напомнила Пульхерия.

– Столы накрыты. Тамада оплачен. Им и без хозяина будет весело.

Спустившись на лифте, Пульхерия с Вольским оказались прямо на подземной автостоянке. Вольский подвел ее к огромному черному джипу с темными тонированными стеклами, с почти стерильной чистотой внутри и снаружи. Кожа и полированное дерево в салоне свидетельствовали о дороговизне и эксклюзивности модели. Хотя это был и мощнейший внедорожник, на нем вряд ли когда-нибудь станут покорять просторы Африки или разгонять стада антилоп в прериях, его сила и мощь всего лишь престижные свидетельства достигнутого уровня общественного положения и богатства.

– А попроще у вас ничего нет? – недовольно спросила Пульхерия. И, натолкнувшись на недоуменный взгляд Вольского, пояснила: – Я среди такой бесстыжей роскоши чувствую себя неуютно.

– А я к ней уже привык, – со злостью откликнулся он. – Мне не стыдно за мое богатство.

– Хотите сказать, что оно нажито исключительно праведным путем? – ехидно поинтересовалась она.

– Другого пути у меня не было. Мне Богом была предоставлена возможность, и я ею воспользовался. И не собираюсь за это перед вами оправдываться. Будь вы на моем месте, поступали бы точно так же, – Вольский старался говорить спокойно, но Пульхерия почувствовала, что он разозлился и сдерживается из последних сил.

– Вы правы, я не Бог и не судья, не надо передо мною оправдываться. Если я вас задела, прошу прощения, – примирительно произнесла она, – но ваша реакция свидетельствует о том, что вы не раз размышляли на эту тему. А я случайно ткнула и попала в болевую точку. Но решать мировые проблемы мы сейчас не будем, нам бы с чем попроще разобраться.

Вольский уверенно вел машину. Пульхерия поняла, что он хорошо знает Москву, даже не стал сверять с картой маршрут их движения.

Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Это молчание не тяготило их, а наоборот, даже сближало. Ничего личного, ничего лишнего. К чему пустая болтовня? Соболезнования посторонних всегда выглядят фальшиво.

В субботний вечер улицы Москвы были непривычно пусты. Машин на дорогах мало, прохожих из-за дождя тоже. Когда свернули с Садового кольца, Пульхерия спросила:

– Вы доверяете человеку, которому поручили отвезти деньги?

– Как самому себе. Это мой помощник и доверенное лицо Павел Эдуардович Мякишев.