Наталья Александрова - Шаг в бездну Страница 23

– Господи, Ньютон-то их чем не устроил?

– Наверное, потому что Исаак, по пятому пункту не прошел. В общем, начальник Зонного сектора, Репейников его фамилия, совсем приуныл, но тут, к счастью, юбилей Ломоносова случился, про Ломоносова режимники ничего плохого сказать не могли, тогда Репейников этот пошел к начальнику отделения Владлену Иванычу и все ему рассказал с глазу на глаз. Владлен у нас мужик с пониманием, распорядился своей властью портрет Брежнева к нему в кабинет перевесить без шума. Так и сделали, а Зоя тогда стала прямо директору жаловаться, потому что Ломоносову жаловаться не будешь, ему в восемнадцатом веке все наши проблемы до лампочки. Вот и в этом случае пожаловалась ваша Зоя директору, а он что? Стоматолог ему не подчиняется. Но все-таки Ирина решила, что хватит дурака валять, поддалась на Илюшины уговоры, дала согласие. Илья все жене рассказал, у него жена, мальчик шести лет, квартира – кооператив двухкомнатный, родители им построили. В общем, сказал он жене, что с ней разводится, уходит к зубному врачу и уехал с Иркой в Сочи, как раз отпуск у него. Полякова вмешалась:

– А дальше я знаю.

– Господи, Татьяна, ну откуда ты все знаешь?

– А одна женщина из Илюшкиного сектора с ним в одном доме жила, где он раньше жил с женой и сыном, она и теперь там работает, а Илья уволился, теперь предпринимателем стал. Так вот, Людмила, жена Ильи, очень его любила, и жили они хорошо. А когда он ее бросил, она так переживала, так переживала, даже хотела из окна выброситься. Там весь дом про это знал.

«Я себе представляю», – подумала Надежда.

– А потом время прошло, осень, ребенок как раз в первый класс пошел, ну, заботы, то да се – и как-то она отошла немножко. И звонит ей вдруг бывший муж.

– Илья, что ли?

– Господи, Надежда, ну что ты за мыслью не следишь? Звонит ей Игорь, бывший муж Ирины-стоматолога.

– А зачем?

– Вот слушай. Звонит он ей, значит, представляется, я, говорит, Игорь такой-то, бывший муж новой жены вашего бывшего мужа. Она женщина вежливая, сразу его подальше послать постеснялась, слушает. Он говорит: давайте, мол, с вами встретимся. Мы, говорит, с вами в одинаковом положении, оба мы обиженные, так давайте встретимся и поговорим обо всем спокойно, выработаем, так сказать, общую линию поведения. А к тому времени, к осени, Илья с Ириной уже давно с юга вернулись и у Ирины поселились, а мужа, Игоря этого, она еще раньше вытурила с собакой, а детей у них не было. Не знаю, где он это время жил, уж не на вокзале, конечно, у мамы, может быть. Так вот, уговаривает он Людмилу встретиться, она отказывается, не могу, говорит, у меня мальчик-первоклассник. А он говорит: а у меня собака-колли, и еще машина, да, машину ему Ирка оставила. Давайте, говорит, за город поедем, золотая осень все-таки. Ну, поехали они в воскресенье в Пушкин там или в Павловск, не знаю точно, и так там нагулялись! Мальчик с колли бегает, а они под ручку гуляют, природой любуются и о жизни разговаривают. В следующие выходные опять он звонит и опять они за город едут, только в другое место. Потом в гости он к ней приходит, уже без собаки. Потом идут они куда-нибудь вечером уже только вдвоем. А потом как-то постепенно, не сразу, но переехал он к ней жить, с собакой, конечно, потому что мальчик собаку очень полюбил. А Илья с Людмилой к тому времени уже официально развелся и на Ирине женился, она с Игорем тоже уже развелась. Значит, те поженились, а эти так живут, не записываясь. Игорь парень, конечно, простоватый, вот Алевтина Ивановна видела, но хозяйственный, руки у него из нужного места растут, все в квартире наладил, ремонт сделал, Людмила колли чешет, всего ребенка обвязала, в общем, все хорошо, а что дальше, пусть Алевтина Ивановна расскажет.

Алевтина вступила в разговор.

– Да, собачья шерсть полезная. А дальше проходит время, года два, Ирина у нас работает, а Илья уволился. Мужики вокруг нее по-прежнему вертятся, но все скопом. А потом стала я замечать, что чаще всех стал ваш ходить этот, Рубцов. Не так как с Ильей, конечно, было, теперь все тихо, но вижу я его у ее кабинета чаще других. В общем, подробностей я не знаю, врать не буду, а только Илья Ирку приревновал и даже разводиться хотел, но сначала пошел к Людмиле и говорит ей, что, мол, ошибся он, и что, если примет она его обратно, то он с Иркой разведется и к ней жить обратно придет, и дальше будут они вместе сына растить. Тут и о сыне сразу вспомнил, а когда бросал ее, то о сыне не думал. Это все мне Ирка сама рассказывала, он же ей потом жаловался, дурак. В общем, Людмила ему сказала, что подумает, а сама на следующий день побежала и со своим Игорем заявление подала. А Илья подергался и обратно к Ирке, потому что она-то с ним разводиться не собиралась, так только с этим вашим крутила, для препровождения времени. Только Илья ей условие поставил: с этой работы уйти. А тут как раз в сто тридцать девятой поликлинике стоматологическое отделение организовали, она и ушла туда.

Надежда решила направить разговор в нужное русло.

– Ну и как, довольна она новой работой была?

– Довольна, там и платили хорошо, и подрабатывать она могла, а то у нас-то здесь посторонних людей не пускают.

– А график у нее какой там был?

– Ну, в две смены, утро-вечер, да еще дежурства ночные раз в неделю.

– Она и ночью работала?

– Да, дежурным врачом, дежурство ее было со среды на четверг, она мне говорила.

Надежда внутренне вздрогнула. Со среды на четверг! На прошлой неделе в ночь со среды на четверг погиб Володя. Опять совпадение. А ведь если сказать, что зуб болит, то ночью отпустят из дома даже такие бдительные церберы, как рубцовские жена и теща! Пришел к Ирине, старой своей знакомой, наврал ей что-нибудь, чтобы записала, что он на приеме был, а потом избавился от очередного свидетеля. В дверь постучали. Алевтина всполошилась.

– Все, девочки, заканчиваем, сейчас у меня люди на уколы пойдут. Надежда, тебе полегчало?

– Спасибо, Алевтина Ивановна, лучше мне.

– А то приходи, укол сделаю, я сегодня до трех.

Дом был самый обычный, «сталинский», как его называли в народе, то есть построенный в пятидесятые годы. Квартира на третьем этаже тоже была самая обычная, двухкомнатная, с простой удобной мебелью. В этой квартире никто не жил, сюда приезжали серьезные люди, садились в комнате, разговаривали не очень долго и расходились всегда по отдельности. Если бы какому-нибудь любопытному соседу пришло в голову понаблюдать за посетителями этой квартиры, он бы заметил, что бывают там в основном трое. Эти трое были главными, остальные были при них, а если уж быть совсем точными, то при одном. Этот один всегда приходил позже всех и уходил раньше, вместе с ним уходили телохранители, они все открыто садились в машину во дворе, еще одного мужчину тоже дожидалась машина просто с обычным шофером, а крупный, довольно пожилой, уходил пешком, однако шел своим ходом всего полквартала, а потом тоже садился в машину, черную «Волгу».

На протяжении своей длинной и трудной партийной карьеры Николаю Степановичу приходилось общаться с самыми разными людьми. Среди них встречались очень и очень опасные, страшные люди, но таких, как Матвей Иванович, ему встречать не приходилось. Перед каждой встречей с ним, он долго собирался с духом, чтобы сохранить при нем всю свою выдержку, не сбиться с авторитетного начальственного тона, не утратить низкий, твердый, командный голос, не пустить петуха. Он боялся Матвея до помрачения рассудка. Нельзя было показать этот страх. Николай Степанович держался на страшном напряжении воли, на многолетней партийной дисциплине, на беспредельном умении надевать ту маску, которая требуется в данный момент, чего уж греха таить – на беспредельной партийной изворотливости, на инстинкте самосохранения. Он приучил себя видеть действительность такой, какой нужно; и эта способность служила ему теперь, как никогда. Он должен был видеть в своем собеседнике, Матвее Ивановиче, партнера по бизнесу. И он видел именно его и даже мысленно называл его Матвеем Ивановичем, хотя прекрасно знал, что человек в дорогом, но безобразно сидящем на мощном тяжелом теле английском сером костюме, человек с пудовыми кулаками в седовато-рыжих волосках (татуировки с этих рук вывели за бешеные деньги – какой же бизнесмен в татуировках, – но все тело под костюмом было так разрисовано, что в бане Николай Степанович частенько терял нить разговора, заглядевшись на какой-нибудь еще незнакомый сюжет), хотя прекрасно знал, что сидящий напротив него пожилой человек с редкими зализанными волосами и тяжелым взглядом маленьких близко посаженных глаз – Кастет, всесильный уголовный авторитет, главарь симбирской группировки, на чьем счету столько покойников, что впору открывать частное кладбище.

Третьим в комнате был Сергей Сергеевич, настоящий бизнесмен, способный экономист и блестящий администратор. Вот с ним Николаю Степановичу было легко, таких он перевидал на своем веку сотни. Правда, тогда они не назывались бизнесменами, тогда они назывались хозяйственниками, и когда Николай Степанович вызывал их в свой кабинет «на ковер», они тряслись и бледнели, стараясь скрыть свой страх от него… как он сейчас старается скрыть свой страх от Кастета.