Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион Страница 23

Но довольно о ерунде. Я вынырнул на поверхность и, памятуя о заветном единственном проценте, немедля развернулся в сторону берега. И — вовремя: провыпендривался бы в свежих глубинах еще секунд пять, так ничего бы и не увидел.

Впрочем, я и так увидел не слишком много: Маргарита стояла спиной к воде и, подняв руки, складывала роскошные волосы в тугую шишку на затылке. Таз ее был опоясан чем-то весьма эфемерным. Потом, все еще находясь ко мне спиной, прикрыла груди руками и, повернувшись лицом куда надо, медленно пошла в воду. Шла она хорошо, просто здорово шла. Вот море скрыло щиколотки, вот — колени, потом бедра… ну и так далее. Зайдя по плечи, Маргарита оставила наконец то, что прикрывала раньше, в покое и полусердито погрозила мне рукой. Я тоже полусердито погрозил в ответ. Думается, я имел на это гораздо большее моральное право, нежели она.

А потом она поплыла. Да-да, поплыла, несмотря на обещание побарахтаться у бережка. И плыла, замечу, весьма прилично — техничным кролем, и направляясь, между прочим, явно в мою сторону.

Слушайте, не скажу, что имел что-то веское против, но сами знаете, человек слаб, а уж человек-мужчина, говорят, — тем паче. И потому, не желая преждевременно осложнять бытие ни себе, ни Маргарите Владимировне, я вроде бы полупротестующе поднял руку и громогласно прокричал очень быстро приближающейся красивой головке с заколотыми в шишак золотыми волосами:

— Эй! Сюда нельзя! Опасная зона!

Однако она не отреагировала на мой запрет и с невозмутимым выражением лица продолжала свой бессердечный и провокационный заплыв.

Нет, конечно, я мог бы развернуться в сторону Турции и при благоприятном ветре уже через неделю пришвартоваться в Трабзоне или Синопе, но это входило в мои планы еще менее, нежели контакт третьего рода в море с Маргаритой Владимировной Тумановой. И я тоже поплыл. Ей навстречу.

Когда наши головы оказались в метре друг от друга, моя укоризненно прошепелявила:

— Постыдитесь, это уже супротив всяческих правил! Так нельзя…

И — умолкла.

А в ответ — смех:

— Да? А как можно?

(Дьявол, я, честное слово, не понимал, что она хочет этим сказать! Или — боялся понять?..)

— Знаете, — откашлявшись, потому что у меня внезапно запершило в горле, и изо всех сил стараясь не смотреть ниже уровня почти совершенно прозрачного моря. — Знаете, дорогая… — малодушно просипел я. — Давайте-ка поворачивайте ваши прекрасные оглобли назад. Я никогда не был сторонником активных игрищ на водах, а посему…

Но договорить не успел, потому что, сделав резкий рывок вперед, Маргарита вдруг обхватила руками мою мощную шею, и лицо ее, все в блестящих капельках моря и солнца, оказалось фактически вплотную прижатым к моему лицу. Да если бы только лицо! Фактически вплотную прижатым к моему всему остальному оказалось и все остальное ее. И тогда…

И тогда я как соблазняемый коварной гетерой мученик страдальчески подъял очи горе, дабы в последний раз последним целомудренным взором окинуть это небо и этот берег. А когда окинул, то внезапно отстранился от горячего даже в воде женского тела и по возможности спокойным голосом произнес:

— Ну вот, приплыли…

Их машина, белая "девятка", стояла рядом с нашей, а сами они вальяжной и небрежной походочкой уже подходили к брошенной на берегу моей и Маргаритиной одежде. Трое. Один — роста среднего, двое — повыше, и все достаточно мускулистые, хотя и не Терминаторы, конечно. Но мы-то, мы — голые и безоружные, да еще в придачу дрейфующие метрах в тридцати от берега, — были сейчас беспомощны как котята.

Тот, что пониже, рыжий и жутко белокожий, почти как альбинос, замахал руками:

— Э-эй! Гребите сюда!

— Спокойно… — буркнул я Маргарите скорее для проформы, чем от души, потому что самому было сейчас тошно. Ежели этим орлам велено нас убить, то именно это они и сделают — пристрелят, когда будем выходить из воды как пить дать.

(Я "греб", а сам мысленно проклинал свою тягу к водным процедурам. Хотя, с другой стороны, они ведь все равно рано или поздно оседлали бы нас, — правда, возможно, в не столь невыгодный момент.)

Еле-еле, еле-еле плыли мы к берегу. Лицо Маргариты было напряженным, но и одновременно каким-то отсутствующим. Я же шепотом, почти не разжимая губ, ее инструктировал. Полагаю, не все детали этой моей инструкции пришлись ей по нраву, ибо она вдруг фыркнула, точно выплевывающая воду лошадь, и обожгла меня злым взглядом.

А берег все ближе, и лица гадской тройки тоже. Замечу, что, за исключением рыжего, остальные отнюдь не отличались какой-либо яркой или даже неяркой индивидуальностью. Обычные рожи обычных парней — только вот обстоятельства нашего с ними знакомства были не совсем, а вернее, совсем необычными.

Ноги мои коснулись дна. Секунду спустя коснулись дна и ноги Маргариты. Она тотчас закрыла грудь руками, и мы словно Амфитрита с Посейдоном стали медленно и неохотно выходить из воды. К сожалению, у меня не было в руках чудо-трезубца, а то я б им дал! Но увы, трезубца не было.

Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: у двоих (не рыжих) под просторными гавайками навыпуск — стволы. Рыжий был в облегающей светло-зеленой майке и безоружен. Но главным в этой компании являлся он, потому как именно он скомандовал:

— Вылезайте, живо! — И кивком показал место, которое, согласно его диспозиции, нам предстояло занять: — Вон туда. Быстро!

Естественно, мы подчинились, тем более что один из его помощников демонстративно поднял руку к поясу, и жест сей был весьма красноречив. Но спешили мы не очень, а я так вообще, как накануне в доме, попытался разыграть из себя не обремененного сообразительностью валуха. Хотя при ярком дневном свете эта роль давалась сложнее, чем ночью.

И вот мы стояли друг напротив друга, и нас разделяло каких-нибудь три-три с половиной метра. Но это для них "каких-нибудь", с такого расстояния они в случае чего элементарно успевали выхватить свои пушки и сделать из нас решето. Для меня же это было "целых" три метра, потому как моей задачей, наоборот, было не дать им сделать из нас это самое решето, что гораздо-гораздо труднее.

— Ребята, чего вы?! — озадаченно-удивленно пробормотал я, доверчивым и ясным взором уставясь в их непроницаемые хари. — За что?

Но ответа не удостоился, а рыжий резким, звеняще-надтреснутым голосом каркнул:

— Ты кто?

— Как кто?! — изумился я. — Человек.

— Ты кто ей? — уточнил рыжий, коротко кивая на Маргариту. — Откуда здесь взялся?

Я осторожно, чтобы не вызвать с противоположной стороны неадекватных реакций, пожал плечами:

— Знакомый…

— Слушай, знакомый! — Глаза рыжего сузились, а голос сорвался вдруг на визгливый крик: — А ну отвечай, сука, кто ты такой и что сделал с… — И осекся, возможно, смекнув, что чуть не болтанул лишку.

Я очумело крутил головой, одновременно пристально вглядываясь в очень странное выражение лица и лихорадочный блеск серых с красными прожилками глаз своего главного визави. Чёрт, неужели наркоман? — тогда от него в любой момент можно ожидать чего угодно. И — решил ускорить процесс.

— Ребята! — еще более миролюбиво и придурковато загнусил я. — Слушайте, ну дайте же бабе одеться. Ну неудобно же все-таки! Мужики? А, мужики?..

И когда все трое, точно по команде, заржали, с хохотом выдавливая из глоток фразы типа: "Неудобно? А в море… небось удобно?", я внезапно заперхал, закашлялся как астматик и…

Дальнейшее произошло словно в убыстренном кино — Маргарита вдруг вызывающе уперла руки в бедра и двинулась на рыжего. Все трое растерянно и, не побоюсь этого слова — потрясенно умолкли, потому что говорить теперь начала она. И не просто говорить, а кричать, вопить и верещать как самая распоследняя базарная девка.

— А что, тоже захотел, да? Что, может, и тебе со мной — в море? — с действительно жутковатым смехом заголосила на весь (к счастью, пустой) берег Маргарита. — Ах, тварь! Ах, сволочь! Да я, падаль, с таким, как ты… — И так далее, и все в том же самом духе.

Даже я опешил от этой Маргаритиной эскапады. Она как осатаневшая пума надвигалась на рыжего, голос ее звенел, гремел и ревел, а упругие груди, подпрыгивая, воинственно целились светло-коричневыми сосками то в рыжего, то во всех троих одновременно, — и она (но конечно, под моим руководством), она своего достигла…

Психология — могучая сила. Сексология — сила вдвойне. И эти хреновы недоноски, эти три вшивых богатыря на какие-то мгновения забыли обо всем на свете, отдавшись целиком и полностью во власть самых разнообразных околофрейдистских комплексов и эмоций. Потом они, правда, наверное, опомнились, да было уже поздно — те смертельные и одновременно спасительные три с половиной метра больше не разделяли нас, и когда после весьма специфического и применяемого обычно лишь в действительно крайних случаях удара грудная клетка левого нерыжего сначала громко треснула, а потом и сложилась под воздействием моего кулака как картонная гармошка, правый нерыжий все еще ничего не понял.