Сан-Антонио - Провал операции Z Страница 23

- Мои самолеты улетели!

- И опять без вашего разрешения?

- Да. Совершенно необъяснимым образом. И все произошло, пока мы стреляли по голубям.

Он очень красиво, чисто по-французски выговаривает слово "голубь" - "пижон" , с очень хорошо поставленным назальным "о". Но скорее он сам пижон. Ах, бедный, несчастный человек! Иметь счет в банке выше Гималаев и быть рогоносцем! Более того, его не слушаются, ему не подчиняются и угрожают! Так ведь призадумаешься: а может, лучше не быть миллиардером, а работать слесарем-сантехником? По крайней мере, уходя из квартиры клиентов и забыв выключить газ, не умрешь от отравления и уж точно не будешь оплачивать счет за газ!

- Вы не пробовали связаться с вашими самолетами и кораблями по радио? Он опускает глаза.

- Радио не работает.

Вот это крепко! Если нам объявят, что на острове бубонная чума, то останется только ждать похоронной команды - а когда она еще сюда заявится!

- Как это - радио не работает?

- Какой-то саботажник испортил радиостанцию сегодня после обеда.

У меня легкое жжение в области желудка. Ух, как это все неприятно, мои дорогие, очень неприятно!

- То есть вы хотите сказать, господин Окакис, мы отрезаны от мира?

- Вот именно!

Я в задумчивости тру нос. У меня это символ высокой концентрации мыслительного процесса.

- Эквадорская полиция, полагаю, будет обеспокоена молчанием вашей радиостанции и поспешит нам на помощь?

Он опять опускает глаза и вздыхает, будто заглянул себе в трусы и обнаружил, что все по-прежнему - с ноготок.

- Никогда себе не прощу, дорогой друг, но я отдал распоряжение поддерживать постоянную связь с полицией только с завтрашнего дня!

Вот тут меня охватывает сильная ярость.

- Что за бредовая идея!

- Сегодня вечером намечаются увеселения с фейерверком, и я не хотел, чтобы полиция совала сюда нос.

- Простите, господин Окакис, но здесь вы поступили, мягко выражаясь, несколько легкомысленно...

- Я знаю.

Еще бы он теперь не знал! Я выпрыгиваю из кровати. Вполне возможно, у меня в настоящий момент отупевший вид, но второй стакан виски должен все расставить по своим местам.

- Как по-вашему, - спрашиваю я, - из-за чего все это происходит?

- Вот именно, я сам задаю себе тот же вопрос! Подобный поворот событий меня очень волнует. Я совершенно не понимаю...

Но нам не дано закончить обмен мнениями. Страшный вопль, похожий на тот, что я слышал утром, заставляет нас оцепенеть. Мы молча смотрим друг на друга.

- Что такое? - бормочет хозяин дома. Я выбегаю на балкон и через несколько балконов от себя вижу Берю.

- Ты слышал, Толстяк?

- Еще как! Это где-то совсем рядом! Может, даже из соседней комнаты. Подожди, пойду посмотрю.

Он перепрыгивает через перила с такой легкостью, что диву даешься, учитывая его габариты, залезает на соседний балкон, и в этот момент мы слышим новый душераздирающий крик, разрывающий вечернюю тишину.

- Кому-то перерезали глотку, - трясется всем телом Окакис.

- У меня такое же впечатление! Радостная физиономия Толстяка вновь появляется над перилами. Он смеется, и от смеха

трясется половина дома.

- Ты не представляешь... как это... о ком, нет, скорее, о чем идет речь! - старается он литературно сформулировать созревшую в его чердаке немудрящую мысль.

- Говори давай!

- Там принц Салим Бен-Зини!

- Что с ним стряслось?

- Он бреется! Но из-за религиозных убеждений оперирует шикарной боевой саблей. Если б ты видел его старания! Когда-нибудь он обнаружит свою башку в рукомойнике, как пить дать!

Выяснив причину душераздирающего крика и успокоившись, мы с Окакисом возвращаемся к нашим баранам.

- Когда мы должны собраться за столом? - спрашиваю я.

- Примерно через час.

- Тогда возьмите мощный электрический фонарь и пошли вместе на пляж - я вам кое-что покажу. - Затем зову Берю: - Эй, Толстяк, я тебе предлагаю сделать небольшой моцион в качестве аперитива перед едой. Пошли на берег моря.

- Опять! - недовольно бурчит мой верный помощник.

- Вижу, ты в восторге от моего приглашения, дорогой друг!

- Только приглядел себе одну горничную... Ты же сам говорил, чтобы я ездил в путешествия без прислуги!

- Ладно, успеешь еще. Оденься, а то вечером прохладно!

* * *

По дороге я рассказываю Окакису о своей утренней находке.

- Мертвец в сетке! - захлебывается он. - О, какой кошмар!

- Заметьте, парень пролежал на дне довольно долго.

- Почему же вы мне не сказали об этом раньше?

- По той же причине, по которой вы не оповестили эквадорскую полицию, господин Окакис. Не хотелось омрачать такой прекрасный денек!

Спустившись на пляж, мы подходим к подножию скал, сложенных вручную из настоящих кораллов, где я припрятал свою драгоценную находку. Освободить труп от камней и песка - дело одной минуты. Разворачиваю сетку и показываю завернутые в нее останки. Луна светит как прожектор. Даже наш электрический фонарь не нужен. Окакис склоняется над скелетом, вернее над набором костей, и корчит рожу.

- Я, конечно, не прошу вас опознать тело... - говорю я ему интимным голосом.

- Да уж, тут нужно быть настоящим физиономистом! - отвечает миллиардер, но в ту же секунду подпрыгивает и направляет свет на череп умершего. - Но я знаю, кто это!

Пальцем он показывает на шесть золотых зубов на челюсти. Надо сказать, они составлены примечательным образом: три зуба вместе наверху, и три - внизу; точно друг над другом.

- Стефано Пуполос! - говорит Окакис.

- Кто он?

- Он был моим интендантом со всеми полномочиями. Следил за выполнением работ, когда я строил дом на острове!

- Что за человек был этот малый?

- Хороший, серьезный, верный! Смешно говорить о душевных качествах человека, чей скелет, отполированный до блеска, как ручка холодильника, лежит у ваших ног. Это напоминает о бренности всего живого.

Короче говоря, комплект костей у наших ног был хорошим человеком. И что осталось от хорошего человека? Кости на песке и хорошие слова его работодателя. Ему теперь плевать на все, этому хорошему человеку, на все зубы на свете, включая и свои золотые. Он их радостно скалит, будто счастлив вновь встретить своего босса. Он, кажется, сейчас говорит: "Привет, господин Окакис, видите, это я, верный слуга, всегда на своем посту. Я немножко похудел, но если бы вы знали, как легко я себя чувствую!"

- При каких обстоятельствах и когда он исчез? - спрашиваю я.

- Не знаю. Однажды я приехал, чтобы посмотреть, как ведутся работы на строительстве, и его уже не было. Спрашивали рабочих, но они ничего определенного не знали, никто не мог сказать, куда он делся. Однажды утром он пропал, на это не обратили особого внимания. Поскольку между континентом и островом все время курсировали корабли, доставляя материалы, и Пуполос часто на них плавал, то все решили, что интендант попросту смылся. Я, признаться, тоже подумал, что он уехал или с ним что-то произошло в порту Эквадора.

Как все быстро о нас забывают, стоит нам только исчезнуть! Мы выпрыгиваем на поверхность из грязи (если верить религии), как пузырь. И вот мы растем и толстеем. Солнце окатывает нас своими лучами, и тогда мы считаем себя кое-чем, а иногда даже кое-кем! А потом пузырь лопается: бум! И снова грязь становится единой, ровной и однородной, и вновь происходит загадочная ферментация, продолжающаяся постоянно, готовя и порождая новые пузыри.

- Ну хорошо! - говорю я. - По крайней мере, прогулка прошла не без пользы, поскольку позволила нам идентифицировать труп.

- Что же могло с ним произойти? - вздыхает Окакис.

- Возможно, повздорил с одним из рабочих, - делает предположение умный Берю, у которого всегда наготове парочка свежих гипотез на всякий случай.

- Мне кажется, мы никогда этого не узнаем, - замечаю я. - Когда проводились работы?

- В прошлом году, - отвечает Окакис.

- Полагаю, здесь трудились сотни рабочих?

- Тысячи, если хотите знать! Я очень торопился!

Сильные мира сего всегда спешат, когда делают ненужную в принципе и грандиозную работу. Их хлебом не корми, но дай воздвигнуть что-нибудь гигантское, страшно дорогостоящее и абсолютно бесполезное, будь то безвкусный и неуместный памятник или колоссальный собор. Тут уж никто не считает ни сил, ни денег для осуществления этакого умопомрачительного проекта в кратчайшие сроки. Как только какой-нибудь магнат с маниакальной упертостью принимается реализовывать свои бредовые строительные идеи, тут начинается Содом и Гоморра! И делает он это с единственной целью - увековечить свое имя и удивить мир. Когда же проводятся какие-то действительно необходимые работы, как, например, ремонт автодорог (я говорю не только о Франции), то можно увидеть четыре бульдозера и парочку бетономешалок на всю колоссальную строительную площадку!

- Что будем делать с этим несчастным? - тихо спрашивает Окакис.

- Положим пока обратно в песок, - отвечаю я.