Алоиз Качановский - Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек Страница 23

— Не знаю, как можно это подстроить, — возражает Ванда. — Ведь этот приятель не слепой и должен видеть, куда вы едете, разве не так?

— Допустим, что ночь исключительно темная и дождливая к тому же. Плюс к этому приятель принял за ворот достаточное количество горячительного. Он не заметит подробностей путешествия. Тем более, что у него не возникнет никаких подозрений. Ему и в голову не придет всматриваться в дорогу. И когда автомобиль остановится и водитель скажет ему: «Мы рядом с „Селектом“, погоди минутку», он будет абсолютно убежден, что они находятся именно поблизости от «Селекта». А фактически они будут там, куда нужно было приехать этому второму. Понимаете?

— Ты хочешь сказать, что вчера ночью я привез тебя вовсе не к «Селекту», а куда-то в другое место? — спрашивает Франк.

— Именно это я и хочу сказать. Ты внушил мне, что мы едем к «Селекту». И я был убежден, что ожидаю тебя в машине именно рядом с «Селектом». В то время, как в действительности мы стояли где-то рядом с моей канцелярией, предполагаю, что на одной из боковых улочек, которые ночью все выглядят одинаково. Ты не опасался, Что я выйду из машины и стану присматриваться к местности, так как в это время хлестал проливной дождь. И я до конца жизни присягал бы, что мы были рядом с «Селектом» и только «Селектом». В то время, как мы были здесь.

— А зачем бы Франк стал привозить тебя сюда под фальшивым предлогом? — спрашивает Ванда.

— Чтобы застрелить даму в черном и одновременно получить свидетеля, что застрелить ее он никак не мог, в силу того, что находился совсем в другом месте. Это так просто!

Теперь все смотрят на Франка. На лице его мина неуверенности, он словно слегка остолбенел. Гильдегарда и Пумс вглядываются в него с испугом и трепетом. Майка забыла о съемках. Открывает рот, пытается произнести что-то, но слова не проходят у нее через горло. Одна только Ванда не теряет, самообладания.

— Гениальное построение Франка заключается в том, — продолжаю я, — что кого бы из нас ни стали подозревать, второй предоставил бы подозреваемому прекрасное алиби. Если бы подозрение пало на меня, еще бы — трупы нашлись в моей квартире и в моей канцелярии — Франк присягнул бы, что я не мог находиться там в критическое время. А если бы подозревали его, я с чистой совестью подтвердил бы то же самое о нем. Изящная работа, не правда ли?

— А почему бы вдруг стали подозревать Франка? — спрашивает Ванда с видом вежливой заинтересованности.

— Потому что он имел повод для убийства, — говорю я. Майка смотрит на Ванду вопрошающе и обращается ко мне:

— Какой повод?

— Хватит глупостей, — прерывает Франк решительно. — Перестаньте шутить. Дело слишком серьезно.

— Поверь мне, я в отчаяньи, — говорю я, — но нужно быть мужчиной. Ты убил ее, это факт.

— Сошел с ума, — говорит Франк Ванде грустным голосом. — В последнее время он слишком много пил.

Смотрит на Ванду взглядом, молящим о помощи, но Ванда игнорирует этот безмолвный призыв. Она зажигает сигарету и ожидает дальнейшего развития событий.

— О причине убийства я догадался после рассказа кельнерши о телефонном разговоре черной. А теперь Нина подтвердила это мое подозрение, — заявляю я.

— Он не шутит, — резюмирует Франк и совершенно излишне, так как никто в этом и не сомневается.

— Не мешай, — восклицает Ванда. — Это захватывающе!

— Перестаньте, черт вас побери! — визжит Франк. Только теперь он впал в бешенство по-настоящему, лицо его багровеет, кулак обрушивается на письменный стол. Становится тихо. Франк водит взглядом по собравшимся и неожиданно ориентируется, что женщины избегают его глаз. С трудом берет себя в руки. Пожимает плечами и усаживается в кресло поглубже с миной человека, попавшего в общество опасных сумасшедших. С ироничной ухмылкой дает знак, что готов слушать дальше.

— Восемь или десять лет назад, — начинаю я, — в этом кабинете происходила следующая сцена. К адвокату Риффу обратилась клиентка из провинции по фамилии Клара Виксель. Она производила впечатление чудачки, смешной старой девы. Впрочем, чудачество ее было вполне невинным: она писала детективные рассказики и под псевдонимами посылала их в журналы. Я предполагаю, что какой-нибудь из этих журналов зло подшутил над нею: переработал ее рассказик и опубликовал под чужой фамилией или что-нибудь в этом роде. Она даже не могла отстаивать свои права, так как не имела доказательств авторства. Но сделала из этой истории соответствующий вывод. Она решила на будущее обеспечить себя перед подобными проделками литературных пиратов. Написав новую повесть и выслав ее в знаменитое Издательство детективной литературы, Клара Виксель копию этой повести и квитанцию об отправке принесла сюда, к адвокату, и сдала в качестве депозита. Я думаю, что отец не отнесся к этому делу с достаточной серьезностью. Он не сомневался, что имеет дело с графоманкой, одержимой к тому же манией преследования. Отец принял депозит, забросил его в сейф и сейчас же забыл обо всем этом. Позднее, наводя в сейфе порядок, он передал рукопись секретарше, как вещь, «за которой никто не обратится». Поэтому и секретарша не считала необходимым прятать рукопись где-нибудь под ключом. Этот депозит представлял собою толстую рукопись, переплетенную в зеленый картон. Нина пристроила его на своем рабочем месте и все последующие годы трудилась, восседая на этом сокровище, которое срослось с креслом в одно целое настолько, что уже никто его не замечал.

В это мгновение Пумс вскакивает с кресла и нервно ощупывает его рукой. Но на кресле уже ничего нет.

— Этот депозит был у меня перед глазами с тех самых пор, как я принял после отца канцелярию, — говорю я. — Но, разумеется, мне и в голову не приходило, что этот предмет имеет хоть какую-нибудь ценность. К слову, литературной ценности он не имел почти наверняка. Но это не помешало ему стать поводом для убийства.

Раскуриваю новую сигарету. Ванда тоже раскуривает свою. Руки по крайней мере у нее не дрожат. Франк смотрит в окно так, словно происходящее его совершенно не касается. Я продолжаю:

— Копия лежала себе спокойненько на кресле, а с оригиналом тем временем происходили преинтереснейшие вещи. Посланный в Издательство, логическим ходом вещей он попадает в руки литературного редактора, которым был в то время Франк. Франк бросил взгляд на рукопись, понял, что она совершенно безнадежна, и отложил ее в груду других ни к чему не пригодных материалов.

Наверняка, он не потрудился даже написать пару слов автору, которая сделала из молчания Издательства правильный вывод, что ее шедевр не нашел понимания. Перестрадала это и в конце концов, возможно, даже и забыла об этом порождении своего воображения. Забыла до мгновения, когда увидела на экране фильм «Черная лестница».

Франк подскакивает, как будто его подстегнули шилом. Майка бросает на него испуганный взгляд. Но все молчат. Я продолжаю:

— Не знаю, сознательно ли совершил Франк этот плагиат. Может быть, он бы даже побожился, что сам изобрел интригу своего фильма. А между тем, это был лишь пересказ повестушки, которую он прочел когда-то и основательно забыл о ней. Этот фильм принес ему славу. Прославил он и Майю Поляк. Многие годы не сходит с экранов. До сих пор его демонстрируют в провинции. Клара Виксель, очевидно, не ходила в кино и не видела «Черную лестницу» в период успеха этого фильма.

Если даже она и видела название фильма на афишах, оно ей ничего не говорило, так как не совпадало с названием ее повести.

В этом году Клара выехала в отпуск во Францию. Возможно, она впервые позволила себе такую роскошь, мы знаем, что она была бедна, как церковная мышь. И именно там она попала в кино и увидела «Черную лестницу». И узнала свою собственную повесть.

Прерываю мой рассказ, чтобы закурить еще одну сигарету.

— Она села в поезд и приехала сюда, — продолжаю я. — Приехала, чтобы бороться за свои права. А чтобы эти права подтвердить, ей необходимо было получить свой депозит, оставленный несколько лет назад в сейфе нашей канцелярии, и представить его суду вместе с квитанцией об отсылке рукописи в Издательство детективной литературы. Я предполагаю, что она прямо с вокзала направилась сюда, но не застала никого в канцелярии. Тогда Клара спустилась в бар, нашла в телефонной книжке мой домашний номер и позвонила. Кто-то поднял трубку и подтвердил, что он является адвокатом Риффом. Очевидно, ее собеседник предложил Кларе подняться в канцелярию и подождать его там. Она рассказала ему всю свою историю и попросила возвратить ей депозит. Этот некто велел ей взять ключ из-под гидранта, открыть дверь канцелярии и подождать его. Она выполнила все эти указания, вошла в канцелярию… и застала там Нусьо, манипулирующего у сейфа. Дело в том, что Нусьо подслушал ее разговор и решил, что в сейфе находится нечто весьма ценное. Он взломал дверцу пожарной лестницы и через галерею, карниз и балкон проник в канцелярию. Едва он принялся за дело, как услышал, что кто-то приближается. Нусьо спрятался за портьеру, пытаясь бежать той же дорогой, что прибыл сюда, но не успел. Клара схватила револьвер, лежавший на письменном столе, и выстрелила. Должно быть, она решила, что грабитель уже вынул депозит из сейфа и пытается скрыться с ним. Впрочем, я не знаю точно, что она думала, достаточно того, что она выстрелила и попала в Нусьо через портьеру. А может быть, она и не застрелила его. Может быть, это только Франк его застрелил. Может быть, она вообще не видела Нусьо, спрятавшегося в нише двери за портьерой. Она спокойненько ожидала прихода адвоката, а Нусьо ждал, когда она покинет кабинет, и он снова сможет взяться за прерванную работу. Тем временем Франк и я попивали водочку у него дома. Франк раздумывал, как попасть в канцелярию и аккуратно обделать дельце. Случай распорядился так, что именно он принял телефонный звонок, адресованный мне. Он понял, что ему грозит судебный процесс и компрометация. Франк не мог этого допустить. Он велел Кларе ждать его в канцелярии и теперь лихорадочно обдумывал линию дальнейшего поведения. Был счастлив, что я нахожусь у него под присмотром и не могу не вовремя заглянуть в канцелярию, но и сам он не знал еще, как он попадет сюда так, чтобы никто не узнал об этом. И в это время ему позвонила Майка.