Светлана Гончаренко - Частная коллекция ошибок Страница 23

Артем выпрямился. Жанна не на шутку его разозлила. Он теперь ненавидел ее всю до капли – ее справедливые слова, ее улыбку, ее туфли, ее ревность, ее деньги, ее ненасытную любовь. Он знал, чего сейчас, как и всегда, хочет от него эта проклятая женщина. У, сучий этот взгляд, такой знакомый! Еще говорят, что только у мужиков одно на уме!

– Ты притворялся, ты лгал, ты опустился до воровства, – не унималась Жанна. – Ты брал мои деньги, не краснея, без счета, как проститутка – и за то же самое! И все для того, чтобы содержать свою девку? Сейчас ты ноешь, что разлюбил. Почему ты раньше не сказал мне об этом? Ушел бы по-хорошему. Если ты нуждаешься, почему не попросил взаймы, как друг, а украл, как урка?

– А ты бы дала взаймы? – удивился Артем.

– Не знаю. Возможно. Но время упущено! Теперь ничего не вернешь – ты сам так сказал!

– Вот тут ты, Жанна, права на все сто, – согласился Артем. – Значит, чего разговоры разговаривать? Забирай свои побрякушки; еще раз извиняюсь – бес попутал. Если дашь мне небольшой кредит, то спасибо, а на нет и суда нет.

Жанна медленно встала со стула. Она больше не улыбалась. Ее глаза сузились, и лицо стало жестоким.

– Ты меня еще и судить собрался? – усмехнулась она. – Как бы не так! Не суй мне в руки свою воровскую добычу. Ты свое дело уже сделал! Теперь у тебя выбор очень небольшой, есть лишь два варианта. Первый: ты возвращаешь все украденное в мой дом и возвращаешься сам. Тогда все будет по-прежнему, я все забуду, и никто ничего не узнает.

– Жанна, ты с ума сошла! – шарахнулся от нее Артем. – Как это по-прежнему? После всего, что было, ты сможешь со мной…

– Смогу. Я теперь поняла, какой ты. Я спокойно обойдусь без твоей любви – ее не существует в природе. Ты просто красивый кусок мяса. Мне будет довольно твоего тела и твоей молодой прыти. Покуда сможешь меня удовлетворять, будешь рядом. Оплошаешь – до свидания.

– Жанна, я тебя не узнаю! Зачем ты говоришь такие гадости?

– Какие? Что ты спишь с женщинами за деньги? Гадости тут не слова, а то, что ты делал. Это твой бизнес, так ведь? Можешь его со мной продолжать, только аккуратно – чтоб не бегал по шлюхам, я за тобой прослежу.

– Ты сама старая шлюха! – взорвался Артем. – Дырявая кошелка! Да, я трахал тебя за деньги! Как и другие – наверняка такие были, потому что бесплатно ты никому не нужна. Убирайся вон, поганая сука!

Жанна немного побледнела, но не повела и бровью, только улыбка ее растянулась зловеще.

– Ты не можешь прогнать меня из квартиры, снятой на мои деньги, – сказала она очень тихо. – А вот я тебя могу. Почему, Тема, ты не интересуешься, какой у тебя вариант номер два?

– Не надо мне твоих вариантов! Катись отсюда!

Жанна невозмутимо продолжила:

– Выбирать все равно придется. Вариант второй: поскольку ты меня ограбил, ты садишься в тюрьму. Мало тебе не будет – заслужил; ты знаешь мои связи. Заявление вчерне я уже написала. Оно лежит в моем офисе. Вызвать полицию к себе домой я могу в любую минуту. Думай, детка!

Артем молчал. Он не умел разбираться в житейских сложностях и просчитывать головоломные комбинации. Вот Варя, та всегда могла выкрутиться из любой передряги. Теперь Артем знал лишь одно: хорошо, что Варя ушла и не слышит всего этого ужаса, не видит Жанны и его позора.

Вдруг в его нерасторопном мозгу мелькнула светлая мысль. Хотя все внутри у него клокотало, он постарался сказать спокойно:

– Черт, вот задачка! Приперла ты меня к стенке, сознаюсь. Да, я тебя кинул. Я полное дерьмо – кажется, это я уже говорил. Сам во всем виноват! Теперь что делать – два варианта так два варианта. Но пойми, Жанна, мне нелегко. Дай сутки на раздумье. Только двадцать четыре часа!

– Ни часа, ни получаса, – отрезала Жанна. – Пяти минут тебе будет довольно. При твоих-то убогих мозгах и этого много! Сиди, не трепыхайся и думай быстро. У меня дела, я не могу тут торчать до вечера. Или ты едешь сейчас со мной, или я еду одна сам знаешь куда. Все просто.

Он замер на стуле, нахмурился, и со стороны могло показаться, что он думает. Но разве мог он сейчас соображать, решать, взвешивать? В голове пудовым молотом стучала бешеная кровь. Ничего, ничего не поправишь!

Артем тупо следил, как Жанна расхаживает по комнате, трогает вещи, заглядывает в окно. Узким носком кроваво-красной туфли она подбросила валявшуюся на полу тряпку – кажется, это новый Варин топ – и с наслаждением наступила на тонкую ткань, пригвоздила каблуком. Затем она провела пальцем по пыльной крышке стола, поморщилась:

– Как ты мог, Тема, приходить в такой свинарник?

Артем молчал. Жанна продолжала:

– Ты всегда был опрятен – значит, это пассия твоя растрепа. Ну конечно! Разбрасывает барахло по комнате, не прибирается. Волосы застряли в расческе – какая гадость! Заметь, крашена она в самый вульгарный цвет… Белье на кровати несвежее. Неужели ты на э т о ложился? А тут что? Какая-то тарелка на стуле, что-то на ней засохло, рядом нестираные колготки. Фу! Стошнить может. И всюду какие-то пакеты у нее валяются, тряпки… А это что такое? Боже!

Артем рванулся к ней, но не успел – она уже вытащила из большой брезентовой сумки толстый темный рулон.

Брезгливо отставив мизинцы, Жанна рулон развернула. Перед ней оказалось что-то слабо отблескивающее, коричневое. Какая-то картина. Какие-то темные, небрежно растрепанные деревья. Масляно-желтый ручей. Низкие тучи. Мельница.

Глава 7

1

Мики Селянин был крупный стареющий блондин. Когда-то он выглядел импозантно. И ныне он выглядит солидно, надев белый смокинг с бабочкой из белого глазета (этот парадный костюм сейчас аккуратно разложен на трех стульях посреди комнаты). Издали смотрится. Потому что годы всегда берут свое, и Мики стал стремительно выцветать. Его белокурый кок а-ля Элвис давно посерел и поредел. Пришлось отпустить патлы, которые сзади свисают на воротник (не то чтобы Мики примкнул к моде рокеров – просто ему лень ходить в парикмахерскую). Некогда голубые глаза саксофониста стали почти белыми. Можно бы сказать, что все краски покинули Мики, если б не осталась одна, делающаяся все ярче и гуще день ото дня. Эта краска – благородное бордо. Лицо Мики, его блестящая лысина, его широкая шея, а часто и крупные музыкальные руки именно этого цвета.

Когда следователь Вероника Юршева нагрянула к Селянину, она боялась, что музыкант беспробудно спит. Об этом предупредил генеральный директор Вотяков. Вотяков ошибся: Мики бодрствовал. Следователя он принял на кухне и долго пытался потчевать грубо нарезанной брауншвейгской колбасой и водкой «Слеза России». Сам он уже поправил здоровье и тем и другим. Также на столе стояла трехлитровая банка, в которой не было ничего, кроме мятых бурых листьев. Но Мики уверял, что еще полчаса назад в банке содержались огурчики, хрустящие, как первый снег, и целительный рассол, который поднял бы на ноги и мертвого.

Вероника долго отбивалась от гостеприимного хозяина. Наконец, с великим отвращением она таки съела кусок колбасы. Жуя, она очень жалела, что не прихватила с собой к Селянину кого-нибудь из оперативников поздоровее. Но дело не терпело промедлений.

– Я бы хотела, Михаил Игоревич… – начала она.

– Мики! Только Мики! – запротестовал саксофонист. – У нас, людей искусства, так принято – без церемоний. А я буду звать вас просто…

– Вероника Витальевна.

Мики закатил бесцветные глаза к потолку и сказал со вздохом:

– Вероника – красивое имя. Я знал когда-то Веронику… Да, признаться, и не одну, и не двух. Вы только не обижайтесь, дорогая, но вашему типу красоты это имя совершенно не подходит. Уж извините, ваши родители промахнулись. Вас надо было назвать Гертруда. Или Раиса. Хотите, я буду звать вас Раиса?

– Не хочу, но мне все равно. Мне нужно, чтоб вы ответили на несколько вопросов, – сказала Вероника равнодушно.

– Заметано! Раиса! – обрадовался Мики. – Налить вам водочки? Ваш тип красоты – поверьте моему опыту – предпочитает вину и прочей сомнительной бурде хорошую беленькую. Пьете вы много, долго не хмелеете – угадал? – но в какую-то минуту в вас вселяется черт. Сначала вы снимаете платье и начинаете танцевать на столе, потом засыпаете на трое суток. Что, признайтесь, в точку?

Вероника начала терять терпение:

– Гражданин Селянин! Если вы не сосредоточитесь, я буду вынуждена вызвать наряд, и вас доставят для дачи показаний в отделение. Вы этого хотите?

– Нет, – признался Мики. – Я хочу совсем другого: сыграть вам «Путников в ночи».

– Вот уж не надо! Мне некогда.

– Не отказывайтесь! Потому что без этого я не скажу вам ни слова, хоть режьте. Когда вы только зашли сюда и сморщили свой носик, я сразу понял: этой женщине нужна любовь. И музыка. У вас в глазах бездна грусти. Не надо этого стесняться! Признайтесь, когда вам в последний раз играли «Путников в ночи»? Когда последний раз вас осыпали лепестками роз? Когда вы в последний раз целовались?

Вероника нахмурилась. Она могла ответить лишь на последний вопрос, потому что два первых были слишком глупы. А целовалась она последний раз на сабантуйчике в честь 8 Марта. Давно! Да, было такое дело, было, но не танцы же на столе! Поцелуй случился на полутемной лестничной площадке последнего этажа следственного отдела. Со следователем Залиловым. Женатым. Противные остались воспоминания.