Мертвые хризантемы - Марина Крамер Страница 23

– Да, я слушаю!

– Анита Геннадьевна, это Славцев. Простите, что беспокою в выходной, – раздался голос ее референта, – но дело срочное. Вы сегодняшний «Осинский цементник» видели?

– Кажется, нет, – она начала перебирать стопку газет на углу письменного стола. – А что там?

– Статья о том, как бездействует местная власть, пока по городу разгуливает убийца.

– Кем подписана? – Анита не нашла газету и теперь собиралась вызвать горничную Юлю, в чьи обязанности входило приносить в кабинет свежую прессу до того, как Анита закончит завтрак. Сегодня же газеты не было и после обеда, странно…

– Ну а вы как думаете? Калинкиной, конечно, она у нас спец по политическим «заказухам».

– Так, Натан, сделайте доброе дело, найдите Калинкину и уточните, откуда она вообще взяла эту информацию. Сдается мне, что работать она стала на кого-то из конкурентов, и неплохо бы выяснить, на кого именно – на Зимина или на Святченко.

– Хорошо, Анита Геннадьевна, постараюсь как можно быстрее.

Анита бросила трубку и опустилась в кресло, сжав виски пальцами. Вот уже пару месяцев она чувствовала, как вокруг словно сжимается кольцо из недоброжелателей. Кресло мэра многим казалось лакомым куском, но Анита занимала его вот уже два срока и отдавать просто так никому не собиралась.

«Еще срок, только один срок – и я смогу, наконец, уехать отсюда навсегда, поселиться там, где всегда мечтала жить так, как давно хотела. А главное – никогда больше не видеть эту идиотку в кимоно. Да – никогда больше не вздрагивать, если рядом оказывается эта умалишенная девка с ее театрализованными представлениями. Я знаю, Саша, что ты бы этого не одобрил, но ведь и я выходила замуж за профессора и перспективы, а не нанималась ухаживать за тяжело больным стариком, медленно выживающим из ума, – думала она, глядя на портрет мужа в рамке, стоящий прямо перед ней на столе. – Нет, дорогой… и твоя идиотка-дочь продолжает портить мне нервы, словно ей все еще пятнадцать. Я не могу так больше. И не хочу, я заслужила свое право жить по-человечески».

Она вернулась к окну, но ни Кику, ни Каргополовой уже во дворе не обнаружила. «Интересно, куда эта ненормальная увела гостью? И, главное, о чем они разговаривают? У Кику длинный язык, она запросто наболтает такого, о чем лучше молчать». Анита грызла костяшку указательного пальца и чувствовала, как внутри растет отчаянье.

Так бывает – просыпаешься воскресным утром и понимаешь, что кругом одно и то же, каждый день похож на предыдущий, и у тебя нет сил жить так, как вчера и позавчера, а изменить ничего невозможно. Нет выхода. И от этого в душе образуется пустота – гулкая, страшная, бесконечная, потому что тебе ее не наполнить. Нечем – у тебя уже нет вчера, но еще нет завтра, и непонятно, будет ли.

Это чувство безысходности маленькая Анюта Горюнова из крошечного поселка на Сахалине испытывала лет с шести. Центральная улица заканчивалась практически в море, и в пасмурную погоду на поселок словно опускалась пелена непроглядной тоски и невозможности что-то изменить. Анюта чувствовала это острее, чем взрослые, но пыталась сопротивляться, заявляя, что вот-вот уедет из поселка. Никто, конечно, не верил – куда уедет внучка полуслепой старой местной знахарки? У них и денег-то никогда нет, Анька, хоть внешне и напоминает диковинную куколку, одета всегда в чьи-то обноски – пенсия по утрате кормильцев не позволяла разгуляться. Ее родители погибли в шторм, пытаясь спасти оторвавшуюся лодку, но были так пьяны, что не смогли оценить опасность этого мероприятия. Пятилетняя Аня осталась с бабушкой, пенсию помог оформить глава поселкового совета, а сотрудники опеки не баловали своими визитами крошечный поселок на самом берегу Охотского моря. Бабушка научила Аню ненавидеть море – по ее рассказам, именно оно забрало у девочки родителей. Об истинной причине бабушка молчала, но, став взрослее, Аня и сама догадалась, как это произошло – в поселке пили почти поголовно все, потому что чем заняться, когда рыболовный сезон окончен?

Однажды Аня предприняла отчаянную попытку вырваться из безрадостной серой жизни. В очередное, похожее на все прочие воскресенье она серьезно заявила подружкам, что завтра уезжает – нашелся родственник на материке, и она будет жить в большом городе, закончит там школу, поступит в институт. Увлекаясь и видя, как зачарованно внимают ее рассказам девчонки, Аня фантазировала о будущей прекрасной жизни, полной интересных событий, красивых вещей и людей, жизни, где больше не будет штормов, пасмурного низкого неба и отвратительного запаха гниющей рыбы. Когда же, опомнившись, Аня замолчала, то поняла, что теперь у нее нет выхода. Если завтра она придет в школу, то станет врушкой и изгоем, а это в поселке, где не так много жителей, самое страшное. У нее не осталось выбора, и, стащив из бабушкиной шкатулки остатки пенсии, четырнадцатилетняя Аня Горюнова отправилась на поиски новой жизни.

Поймали ее в Южно-Сахалинске, куда она каким-то чудом ухитрилась добраться. Бабушка выдрала ее ремнем, а подружки долго сочувствовали, слушая рассказы о том, что родственник, приехавший встретить Аню в Южно-Сахалинск, умер от сердечного приступа. В глазах четырнадцатилетних девчонок Анька стала героиней. Но своего решения уехать она так и не оставила. Те сутки, что Аня провела в Южно-Сахалинске, убедили ее, что действительно есть совсем другая жизнь, в которой обязательно найдется место и для нее. Осталось только придумать, как именно туда попасть.

Кику появилась к вечеру, как обычно, даже не удосужившись позвонить.

– Тебе телефон для чего?

– Ой, не придирайся, я забыла, что ты трепетно относишься к своему времени! – отмахнулась Кику, сбрасывая туфли и плащ. – Но по субботам у тебя не бывает приемов, ты просто лежишь на диване и тупишь в потолок. Решила составить компанию.

Она действительно плюхнулась на диван в гостиной и сложила руки на груди, устремив взгляд в белоснежный натяжной потолок.

– Ну что ты? Присоединяйся! – скомандовала она через минуту и подвинулась к спинке.

– Я не хочу лежать. И вообще… Кику, тебе не кажется, что приличные люди сперва звонят? У человека могут быть планы…

– Ты говоришь как матушка, – фыркнула Кику. – Что такое приличия, по-твоему? Вот как по мне, так просто удобная отговорка, когда напрямую отказать неудобно, а хочется.

– Не все такие прямолинейные, как ты.

– И это, знаешь ли, очень затрудняет общение. Как вы живете, все время подбирая слова, боясь что-то не то сделать, не туда наступить? Не жмет такая жизнь? Все время в рамках! А ведь эти рамки у вас в головах, не более. У вас – а вы стараетесь других в них загнать. – Кику села и поджала под себя ноги. – Вот скажи – тебе станет проще, если