Рикошет - Юлия Александровна Лавряшина Страница 23

— Артур, — позвала я, слегка приоткрыв дверь. — Можно?

— А? — донесся хриплый со сна голос. — Что случилось?

— Ничего. Но Женя просит тебя помочь ей найти ребенка. Ты же не забыл?

Через мгновенье дверь распахнулась. Когда он успел одеться?! Не спал же он в джинсах и футболке? Да и вчера на нем была черная, а сейчас — защитного цвета.

— Кофе, — бросил он мне и повернулся к Жене: — Рассказывай.

Хоть он впервые обратился ко мне в приказном тоне, я даже не решилась возмутиться, сама же торопила его. Метнулась к кухне, слыша их шаги позади, и слишком спокойный, почти мертвый голос Жени:

— Мою свекровь можно разыскать через вашу базу. Насколько я понимаю. Знаю, что вы думаете…

— Не знаете, — отрезал Артур. — И не пытайтесь угадать. Запишите мне все ее данные… Что вспомните. Это сократит время поиска. Если у нее есть недвижимость в других городах, тоже напишите, мы свяжемся с местной полицией… Разбуди Ивашина.

Последнее было адресовано уже мне. Всучив ему кружку с растворимым кофе, который Артур, в отличие от меня, презирал, и схватив вторую, я бросилась назад, ругая себя за то, что сразу не додумалась постучать к Никите. Добудиться его было сложнее: на стук он не откликнулся, и пришлось заглянуть в темноту. Он категорически не мог спать, если она не была кромешной, и повесил у себя плотную римскую штору. Даже очертания кровати угадывались с трудом…

Открыв дверь пошире, я направилась к ней, молясь, чтобы не споткнуться о брошенную кроссовку или не запутаться в чем похуже. Но аромат кофе опередил меня: из темноты донеслось сопение, видимо, Никита задергал носом, потом раздался стон мученика:

— Кто здесь?

— Богиня утренней зари, — отозвалась я. — Пришла вернуть тебя к жизни. Сядь и выпей. Логов уже на пороге, у тебя три минуты.

Фамилия начальника сработала еще лучше кофеина: он тут же сел и уже хотел отбросить одеяло, но я успела взмолиться:

— Ради бога, только не при мне!

И выскочила из его спальни.

На самом деле не так уж меня испугал бы вид его голого тела, не думаю, что Никита настолько уродлив, чтобы я ужаснулась… Мне просто не терпелось услышать Женин рассказ, половину которого я и так уже пропустила. Прямо сейчас подробности ее жизни сыпались, как спички из перевернутого коробка в реку, чтобы их унесло безвозвратно — я не услышала, не узнала, а она не станет собирать их ради меня.

Не знаю, зачем мне понадобились эти детали… Женя не останется с нами, не войдет в нашу странную семью, так что и не нужно запускать руки в ее душу по локоть. Может, за время работы с Логовым я просто привыкла всем мелочам придавать то значение, какого они не заслуживали? Но поди разберись, какие незначительные, казалось бы, факты имеют значение, а какие смело можно отбросить, еще не начав рассматривать под лупой…

Когда я ворвалась в кухню, Артур уже стоя дожевывал круассан, которые теперь приходилось покупать с вечера. Раньше он заезжал ко мне на завтрак с тепленькой сдобой, и ее запах стал для меня ароматом утра. Это было нашим ритуалом, по которому, как ни странно, я начала скучать, когда мы поселились вместе. Пыталась реанимировать круассаны в микроволновке, но это было уже не то…

— Фотография мальчика есть? — промычал Артур, когда в кухню за мной следом влетел Никита и даже не пожелал никому доброго утра, чтобы не перебить шефа.

— Много было. В телефоне.

— Ну да. Ладно, пробьем.

В Женином голосе послышалось недоверие:

— У вас и дети в базе есть?

— В Греции все есть.

Очевидно, это была какая-то старая шутка… Мы с Женей только переглянулись, а Логов пробормотал:

— Опять чувствую себя ископаемым.

Игнорируя последние реплики, Никита уже торопливо макал круассан в смородиновое варенье, как будто это был блин. Но не мне было его учить: я сама обожала есть их вприкуску со сгущенкой — прямо из банки… В такие минуты Артур едва сдерживался, чтобы не блевануть, но думал, будто я не догадываюсь об этом. Правда, иногда у меня случался приступ воспитанности, и я аккуратненько намазывала круассан маслом, вызывая у этих двоих любование и замечая это. В такие минуты они смотрели на меня, как на карапуза, научившегося самостоятельно держать ложку, и взгляды у них становились до смешного масленые.

Но сейчас глаза Артура были «рабочими» — цепкими:

— Другие подозреваемые есть?

Женя покачала головой:

— Мой муж отбывает срок.

Только меня это поразило? Никита даже не подавился и продолжал заглатывать круассан, натягиваясь на него, как удав на кролика. И тон Артура нисколько не изменился:

— Вы не разведены?

— Нет. — Она чуть помедлила. — Не бросать же в беде. Да и вообще… Антон — хороший парень.

— Какая статья у хорошего парня?

— Сто шестьдесят первая.

Я уточнила:

— Это что?

— Грабеж, — произнес Никита с набитым ртом.

— А… Ну, это еще ничего.

Заставив меня вздрогнуть, Артур громко рассмеялся:

— Почему-то в школе мы все знали только одну статью — сто семнадцатую.

— Изнасилование, — пояснил Ивашин.

— Девчонки вечно угрожали нам: пойдешь по сто семнадцатой! Хотя тогда мир еще не обезумел до того, чтобы считать приглашение на танец сексуальным домогательством.

Никита воскликнул:

— Ага! У них там, — и он мотнул головой в сторону предполагаемого запада, хотя солнце садилось много правее, — вообще уже только девушки имеют право приглашать.

— Охренели совсем, — пробормотал Логов. — Скоро они все превратятся в гермафродитов… Ты доел, наконец? Поехали. Нам еще с банком разбираться.

И не удержался:

— Хороших парней ловить будем!

Но Женя неожиданно улыбнулась:

— Я понимаю, мы с вами по-разному смотрим на эти вещи…

Артур прищурился:

— А ты прям такая жена зэка до мозга костей?

В какой момент Логов начал говорить ей «ты»? Я как-то упустила. Сцепившись взглядами, они молчали, пока Никита наспех споласкивал чашки. Между этими двоими шел молчаливый спор, или они прощупывали друг друга, впившись прямо в мозг… У обоих были такие лица, точно дело сейчас закончится новым синяком, только еще неизвестно, кому он достанется.

В том, что Женя вполне способна дать ему отпор, я нисколько не сомневалась. Вчера она потерпела поражение только потому, что была слишком измотана. Но сейчас перед нами стоял собранный солдат, готовый сражаться, по крайней мере за своего ребенка, и Артур не мог не