Дик Фрэнсис - Испытай себя Страница 24

— Э-э... — промычал Гарри, — я вас как следует не представил. Прошу любить и жаловать — моя тетушка Эрика Тудхэвен. Она писательница.

В его глазах струились целые скрываемые потоки озорства. Фиона взглянула па меня с намеком на улыбку, и я подумал, что оба они смотрят на меня так, будто вот-вот бросят на съедение львам. Предвкушение удовольствия — коротко и ясно.

— Эрика, — начал Гарри, — эти книги написал Джон.

— И еще он написал роман, — пришел на помощь Тремьен, хотя я не был уверен, что нуждался в ней. — Его собираются публиковать. Сейчас Джон пишет мою биографию.

— Роман, — в той же манере повторила тетка Гарри. — Собираются публиковать. Как интересно. Я тоже пишу роман. Под моей девичьей фамилией, Эрика Антон.

Бросили-таки, осознал я, на съедение литературному льву. Даже не льву, а львице, причем настоящей. Репутация Эрики Антон была хорошо известна в литературных кругах — она была обладательницей приза «Пяти звезд»: за эрудицию, элегантность синтаксиса, запутанную подоплеку, глубокое проникновение в характеры героев и всестороннее знание проблем инцеста.

— Ваша тетушка? — переспросил я Гарри.

— По мужу.

Тремьен вновь наполнил шампанским мой бокал, как будто чувствовал, что мне не повредит добрый глоток.

— Она вас съест, — на выдохе шепнул он.

В тот момент, взглянув на нее из противоположного угла комнаты, я усмотрел в ней что-то несомненно хищное. Вблизи же она оказалась стройной седоволосой женщиной с проницательными глазами, на ней был серый шерстяной костюм, туфли на низком каблуке и никаких драгоценностей. Стереотипная тетушка, подумал я; за малым исключением — тетушки других племянников не были Эрикой Антон.

— О чем же ваш роман? — поинтересовалась она. В голосе звучали покровительственные нотки, но я не придал этому значения: она имела на это право.

Все остальные также ожидали моего ответа. Невероятно, думал я, девять человек в одной комнате и не разбились на группы, и не ведут между собой шумных разговоров.

— О проблемах выживания, — вежливо ответил я. Все слушали. Все всегда слушали Эрику Антон.

— Каких проблемах? — спросили она.; — В какой области? Медицинской? Экономической? Созидательной?

— Роман о том, как группа путешественников в результате землетрясения оказалась отрезанной от внешнего мира. И о том, как они вышли из этого положения. Он называется «Долгая дорога домой».

— Как оригинально, — заключила она.

Она не собирается переходить в открытое нападение, подумал я. Видимо, она прекрасно понимала, что ее произведения — это предел, которого я никогда не достигну, и в этом она была совершенно права. Тем не менее я вновь почувствовал прилив какого-то слепого безрассудства, сродни тому, что испытал, когда ко мне подвели Обидчивого: ведь в тот момент я тоже не был уверен в себе, однако вскочил в седло и поскакал.

— Мой редактор говорит, — сухо продолжил я, — что «Долгая дорога домой» повествует на самом деле о духовных последствиях унижения и страха.

Она сразу же почувствовала вызов. Я заметил, как напряглось ее тело, видимо, то же произошло и в сознании.

— Вы слишком молоды, чтобы со знанием дела писать о духовных последствиях. Слишком молоды, чтобы иметь закаленную душу. Слишком молоды для той глубины понимания, которое приходит только через страдания.

Неужели в этом заключается правда, подумал я. Когда же человек перестает быть слишком молодым?

— А благополучие не ведет к проницательности? — спросил я.

— Ни в коем случае. Проницательность и интуиция взрастают на каменистой почве. До тех пор, пока вы не испытаете страданий, или не поживете в бедности, или не познаете ужаса меланхолии, у вас будет порочное восприятие.

Пришлось проглотить эту отповедь. Но чем же ответить?

— Я беден. Говорю вполне искренне. Беден настолько, что хорошо осознал простую истину: нищета убивает моральные силы.

Она смотрела на меня, как хищник на добычу, примериваясь, куда бы вонзить когти.

— Вы легковесная личность, — заключила она, — если не можете прочувствовать моральной силы искупления и примирения в нужде и бедствиях.

Пришлось проглотить и это.

— Я не ищу святости. Я ищу проницательности через сочетание воображения и здравого смысла.

— Вы несерьезный писатель.

Ужасное обвинение. Самое худшее в ее устах.

— Я пишу, чтобы содержать себя.

— А я пишу, — просто ответила она, — чтобы просвещать народ.

Достойного ответа я найти не смог. Криво улыбнувшись, я с поклоном признал:

— Сдаюсь, побежден.

Она радостно рассмеялась, ее мускулы расслабились. Львица расправилась со своей жертвой. Все встало на свои места. Она повернулась к Фионе и о чем-то с ней заговорила. Я залпом осушил свой бокал шампанского, и в этот момент рядом со мной очутился Гарри.

— А вы держались очень неплохо, — сказал он. — Прекрасная блиц-дуэль.

— Она растоптала меня.

— Не обращайте внимания. Просто хорошая разминка.

— Это вы все подстроили. Гарри усмехнулся:

— Она позвонила сегодня утром. Ну я и пригласил ее. Не смог удержаться.

— Приятель, называется.

— Но ведь признайтесь откровенно. Вам же понравилось.

— Куда мне до нее, — вздохнул я.

— Она более чем в два раза старше вас.

— Поэтому вдвойне и обидно.

— Серьезно, — сказал он, видимо, думая, что мое "я" нуждается в заплатке, — эти путеводители просто великолепны. Вы не будете возражать, если мы захватим несколько экземпляров домой?

— Но они принадлежат Тремьену и Гарету.

— Тогда я спрошу у них. — Он проницательно взглянул на меня. — Ваше мужество не пострадало?

— Что вы имеете в виду?

— Вас задел этот спор. Не надо быть таким щепетильным.

— Мой редактор называет это импульсивным поведением, — усмехнулся я. — Он говорит, что в один прекрасный день я стану его жертвой.

— Вы выглядите моложе своих лет, — загадочно произнес Гарри и, повернувшись, направился в сторону Тремьена.

На месте Гарри с бокалом шампанского, к которому она так и не притронулась, возникла Мэкки и без промедления начала лечить мои расстроенные чувства.

— С ее стороны было несправедливо называть вас легковесным, — заявила она. — Гарри не следовало ее приводить. Я знаю, ее очень почитают, но она может довести до истерики. Я сама видела.

— Мои глаза сухи, — ответил я. — Вы пьете свое шампанское?

— Лучше не пить, мне кажется.

— Тогда, может быть, уступите его ходячему раненому?

Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой, и мы поменялись бокалами.

— На самом же деле я не поняла многое из того, что говорила Эрика.

— Она говорила о том, что умнее меня.

— Готова спорить, что падающих с коня в обморок она не сумеет поддержать.

Как сказал Тремьен, Мэкки была «милой молодой женщиной».

Останки Анжелы Брикел были найдены в Квиллерсэджских угодьях на западной окраине Чилтернса.

Лесник Квиллерсэджа договорился по телефону с местной полицией о том, что полицейская машина заедет за ним домой и он покажет, по каким частным дорогам угодий можно ближе всего подъехать к останкам. Затем проводит через лес пешком.

В тот воскресный полдень несколько дежурных полицейских с содроганием подумали о мокром холодном лесе.

В доме Тремьена неофициальная вечеринка благополучно продолжалась. Фиона и Мэкки уселись на софу и, склонив друг к дружке серебро и золото своих волос, что-то щебетали о будущем ребенке. Нолан обсуждал с Тремьеном лошадей, на которых, как он надеялся, ему придется соревноваться после возобновления сезона скачек. Гарет разносил хрустящий картофель и не переставая ел его сам, а Перкин зачитывал вслух мои рекомендации относительно того, как, заблудившись, найти дорогу и выйти к людям.

— "На пересеченной местности спускайтесь с возвышенностей вниз, не идите вверх, — читал он. — Люди живут в долинах. Двигайтесь вниз по течению рек. Люди селятся рядом с водой". Не могу представить, что мне когда-нибудь понадобятся эти советы. Я постараюсь не очутиться в джунглях.

— Этими советами можно воспользоваться и в Озерном крае, — сухо заметил я.

— Не люблю ходить пешком. Нудно.

— Джон, — обратился ко мне Гарри, — Эрика хочет знать, почему вы ничего не говорите в своих путеводителях о восхождении на горы?

— Никогда и близко к ним не подходил, — ответил я. — Кроме того, по вопросам альпинизма написаны десятки книг.

Эрика, в глазах которой все еще горел огонь победы, поинтересовалась, где издавались мои книги. Когда я назвал издательство, ее брови в задумчивости поползли вверх и ей, видимо, пришлось отказаться от пренебрежительного замечания.

— Хорошее издательство, не так ли? — спросил Гарри, скривив губы в улыбке.

— Достойное, — согласилась она.

Фиона, поднявшись с софы, начала прощаться, в основном с помощью поцелуев. Гарет было сунулся к ней, но она остановилась рядом со мной и приложилась ко мне щечкой.