Майнет Уолтерс - Скульпторша Страница 24

— Я вас поняла. План, конечно, был бы лучше. — Она достала из машины блокнот и карандаш и передала их женщине.

— Сейчас там гораздо лучше, — произнесла хозяйка дома, уверенно рисуя план первого этажа. — Мы перестроили комнаты и добавили ярких красок. Бедная миссис Мартин совсем не умела оформлять жилище. Мне кажется, это была весьма занудная особа. Вот. — Она протянула Роз блокнот. — Лучше я не умею.

— Спасибо, — поблагодарила журналистка, рассматривая рисунок. — А почему вам показалось, что миссис Мартин была человеком неинтересным?

— Потому что все, буквально все в доме: стены, двери, потолки, — было выкрашено в белый цвет. Дом больше напоминал операционную в больнице, холодную и стерильную, без пятнышка другого цвета. На стенах, кстати, не оказалось никаких картин — не было следов от гвоздей. — Ее передернуло. — Я не люблю такие дома. Они кажутся мне мертвыми, будто там никто никогда и не жил.

Роз улыбнулась и посмотрела на фасад красного кирпича.

— Я рада, что он достался именно вам. Теперь дом оживет. Да я и сама в привидения не верю.

— А я считаю так: если вы хотите увидеть привидение, вы его увидите. А раз нет — значит, нет. — Она постучала себя пальцем по виску. — Все это находится у нас в голове. Вот мой папа, когда состарился, частенько видел розовых слоников, но почему-то никто не считал, что у него в доме водятся привидения.

Отъезжая от дома, Роз продолжала хохотать и никак не могла успокоиться.

ГЛАВА 6

Стоянка для автомобилей перед «Браконьером» оказалась такой же пустынной, как и накануне. Но только на этот раз часы уже показывали три: время ланча прошло, и потому передняя дверь оказалась запертой. Роз постучала в окно и, не дождавшись ответа, обогнула дом, направляясь туда, где должна была находиться дверь на кухню. Она стояла приоткрытая, а изнутри доносилось негромкое пение.

— Привет! — выкрикнула журналистка. — Сержант Хоксли? — Она положила ладонь на дверь, готовясь толкнуть ее, чтобы распахнуть пошире, и чуть не упала, когда дверь буквально вылетела у нее из-под руки.

— Ты сделал это нарочно! — воскликнула Роз. — Я же могла сломать себе руку!

— О Господи, это опять ты, женщина! — заворчал Хэл, притворно поморщившись. — Неужели ты не можешь раскрыть рта, чтобы не обругать меня? Я уже начинаю думать, что моя бывшая жена была не такой уж кошмарной. — Он скрестил руки, продолжая держать в ладони кусок свежей рыбы. — Ну, что тебе нужно на этот раз?

У него определенно имелся талант всякий раз ставить ее в невыгодное положение. Роз приготовилась достойно ответить этому нахалу, но вместо этого почему-то только произнесла:

— Ну, прости. Но я же чуть не упала. Послушай, если ты сейчас занят, я могу прийти попозже. Чтобы побеседовать с тобой. — Она незаметно разглядывала его лицо, чтобы посмотреть, нет ли на нем следов новых побоев, но таковых не обнаружила.

— Я занят.

— Что если я вернусь, скажем, через час? Тогда мы смогли бы поговорить?

— Возможно.

Она горестно улыбнулась.

— Хорошо. Я вернусь сюда в четыре.

Он смотрел, как она уходит.

— И что ты собираешься делать целый час? — крикнул Хэл вдогонку удаляющейся женщине.

Она оглянулась.

— Наверное, посижу в машине. Мне нужно поработать над кое-какими записями.

Он помахал куском рыбы в воздухе.

— Я готовлю стейки из рыбы со слегка распаренными овощами и жареным в масле картофелем.

— Молодец!

— Тут хватит и на двоих.

Роз улыбнулась.

— Это приглашение или изысканная форма пытки?

— Конечно, приглашение.

Она не спеша вернулась.

— Если честно, то я умираю от голода.

Едва заметная теплая улыбка появилась на лице Хэла.

— Так что у нас новенького?

Он пригласил Роз на кухню и отодвинул для нее стул от стола. Затем он критически осмотрел ее и включил газ на плите.

— Ты выглядишь так, будто не ела по-настоящему уже несколько дней.

— Так оно и есть. — Ей вспомнились слова молодого полицейского в участке. — А ты хороший повар?

Он не стал отвечать и повернулся спиной к журналистке. Она тут же пожалела о том, что задала столь бестактный вопрос. Для нее предстоящая беседа с Хэлом казалась такой же пугающей, как и с Олив. Роз, похоже, не могла сказать и слова, чтобы не задеть чувства бывшего сержанта. Он налил ей вина, и она, пробормотав невнятное «спасибо», теперь сидела в тишине, которая ее нестерпимо угнетала. Так прошло пять минут, а Роз все никак не могла придумать, как ей лучше начать разговор. Она сильно сомневалась в том, что он охотно согласится помочь ей в сборе материала к книге об Олив.

Он положил стейки на подогретые блюда, аккуратно окружил их цельными жареными картофелинами, распаренными овощами и симпатичными миниатюрными морковками, а потом залил соусом со сковородки.

— Ну, вот, — коротко объявил он, подталкивая блюдо поближе к Роз, вероятно, даже не сознавая, насколько неуютно чувствовала себя сейчас его гостья. — Надеюсь, это улучшит ваш цвет лица. — После этого он сам присел за стол и набросился на еду. — Ну, что, женщина, приступай. Чего ты ждешь?

— Нож и вилку.

— Ах, да! — Он открыл ящик стола и, не глядя, вынул оттуда все, что требовалось для трапезы. — А теперь посвяти себя еде и не болтай зря. Пищей тоже надо уметь наслаждаться.

Далее Роз не нужно было уговаривать, и она с удовольствием приступила к еде.

— Сказочно! — наконец, резюмировала журналистка через некоторое время, с удовлетворением отодвигая от себя в сторону пустое блюдо. — Просто потрясающе.

Он приподнял одну бровь.

— Ну, и каков будет приговор? Так умею я готовить или нет?

Роз рассмеялась.

— Безусловно, умеешь. Можно мне спросить тебя кое о чем?

Он снова наполнил ее опустевший бокал.

— Если в этом есть необходимость.

— Если бы я сегодня не приехала, ты бы съел все это один?

— Я мог бы остановиться и после первого стейка. — Хэл помолчал. — А может быть, и нет. Сегодня столики у меня никто не заказывал, а такие вещи долго не хранятся. Скорее всего, я одолел бы оба.

В его голосе прозвучала горечь.

— И сколько же времени ты сможешь оставаться без посетителей? — неосторожно спросила Роз,

Но он сделал вид, что не расслышал ее.

— Ты говорила, что тебе необходимо со мной побеседовать, — напомнил Хэл. — О чем же?

Журналистка кивнула. Очевидно, ему, так же, как и ей самой, вовсе не хотелось зализывать свои раны на людях.

— Об Олив Мартин, — начала она. — Я пишу о ней книгу. Судя по всему, ты как раз был одним из тех полицейских, кто ее арестовал.

Он ответил не сразу, а некоторое время разглядывал собеседницу, поднеся бокал поближе к лицу.

— А почему книга будет именно об Олив Мартин?

— Она меня заинтересовала. — Она не могла предугадать его реакцию на свои слова.

— Ну, разумеется. — Хэл неопределенно пожал плечами. — Она совершила нечто из ряда вон выходящее. Так что было бы странно, если бы такая личность тебя не заинтересовала. Ты с ней уже встречалась? Роз кивнула.

— Ну и?

— Мне она понравилась.

— Это потому, что ты слишком наивна. — Он потянулся, выставив обе руки к потолку так, что хрустнули суставы в плечах. — Сначала ты собралась с силами и сконцентрировалась, приготовившись нырнуть в сточную канаву, чтобы вытащить оттуда настоящего монстра, а выяснилось, что тебе придется иметь дело со сравнительно симпатичным человеком. Олив в этом не уникальна. Большинство преступников приятны в общении почти все время. Можешь спросить об этом любого тюремщика. Кому, как не им, знать о том, что вся исправительная система держится на доброжелательности заключенных. — Он прищурился. — Но Олив умудрилась зарубить насмерть двух совершенно невинных людей. И то, что она показалась тебе обычным человеком, вовсе не умаляет ее страшного поступка.

— Разве я сказала что-то другое?

— Но ты собираешься писать о ней книгу. И даже если в ней ты осудишь Олив, в любом случае, она станет чем-то вроде знаменитости. — Он подался вперед, и в голосе его прозвучало недружелюбие. — А как же насчет ее матери и сестры? Где же справедливость в отношении их самих, если книга будет написана об убийце, и ей же достанутся и слава, и почет?

Роз опустила глаза.

— Меня это сильно беспокоит, — признала она. — Нет, даже не так. — Она взглянула на Хэла. — Раньше меня это беспокоило. Теперь я больше уверена в том, куда стремлюсь. Но я поняла, что ты имел в виду, говоря о жертвах. Сейчас очень просто сосредоточить внимание на Олив. Она жива. А они умерли, и мертвых трудно воскресить в памяти. Приходится полагаться на слова тех людей, которые рассказывают об усопших. Но их восприятие могло быть неверным еще и в те времена, а теперь к этому прибавляется и неточность памяти. — Журналистка вздохнула. — Я все еще сомневаюсь, стоит ли мне писать об Олив, и притворяться здесь нет никакого смысла. Но мне необходимо понять, что же именно случилось в тот самый день, прежде чем я приму окончательное решение. — Она дотронулась до ножки бокала. — Может быть, я действительно чересчур наивна, но меня нужно убедить в том, что это плохо. Я могу поспорить и даже доказать, что те, кому частенько приходится нырять в сточные канавы и выгребные ямы, иногда выбираются оттуда с чувством зависти или ревности.