Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров Страница 24

Слово «хозяин» прозвучало весьма уважительно и с каким-то особым значением. Видно, еще чтил его Деревянко, словно живым считал. Или имел свои надежды на будущее? Черт их разберет, всех этих, которые из грязи да сразу в князи...

Ну, словом, давай, Слава, подруливай сюда. И ребята из райотдела, что начинали тут, тоже пусть подскочат. Появились кое-какие мыслишки. И за одно организуй постановление на обыск в доме напротив. Ты меня понял? Молодец. Жду. — Турецкий опустил трубку на рычаг.

Конечно, по идее Карину вполне можно было заменить любой женщиной, находившейся в доме. Но Турецкий почему-то решил, что лучше, если будет она сама.

Грязное должен был организовать «подход» Деревянко, которому выпало изобразить Мирзоева, к окну. Остальным сыграть свои роли. Карина включает воду в ванной, потом, в нужный момент, врывается и видит лежащего мужа. Кричит. Понятно, тяжело, но ведь и крик ее повторить никто не сможет.

Когда Турецкий понял, что, кажется, зря включил в участницы следственного эксперимента и ее, она вдруг согласилась. Спросила:

—   А что я должна крикнуть?

—   То, что кричали.

—   Но я не помню... — И Турецкий поверил ей. Действительно, а что она могла запомнить в тот момент?

—   Ну закричите... Как вы мужа звали? Наиль? — И на ее согласный кивок сказал: — Крикните: Наиль! Только погромче. Впрочем, можете крикнуть: Олег. Я не возражаю. Что вам сейчас будет легче.

Сам Турецкий вместе с капитаном Нежным, краснолицым, пряно пахнущим недорогим одеколоном оперуполномоченным из райотдела, отправился в дом напротив. А участковый инспектор и двое понятых заняли указанные места во дворе усадьбы, возле противоположного дома и углу Климентовского.

Турецкий с Нежным, который уже был тут в воскресенье, облазил весь чердак, отыскал гильзу от автоматного патрона калибра 5,45 и опрашивал жильцов, поднялись на второй этаж и по железной лесенке через люк в потолке лестничной площадки выбрались на чердак.

Картина здесь была ясной. Напротив окна стояли деревянные козлы, оставленные тут, видно, в давние времена. На них лежали доски с торчащими кривыми гвоздями — наверняка те самые, которыми было заколочено окно.

Странно, зачем было произведено столько ненужных действий, подумал Турецкий. Отрывать доски — лишний шум. Волочить из угла козлы — не меньший, вон и след волочения остался. А вот необходимых — не сделано. Зачем он оружие с собой забрал? Что за странный такой киллер? Обычно они свое оружие бросают. Опасно же.

И снова вопрос: неужели никто внизу не слышал никакого шума? Ну предположим, если на автомат навинчен глушитель, грохота не будет. Нежный утверждает: при опросе никто ничего путного объяснить не мог. Не слышали, не видели, не знаем. Чудной до ой!

—   А кто тут, под нами, живет?

—   В квартирах второго этажа, — стал объяснять Нежный, — проживают следующие лица. Прямо вот здесь, под ногами, — некто Спирин, по словам участкового, пьянь и полное ничтожество, промышляющее сбором пустых бутылок. Ввиду того что стоимость их постоянно растет, дома практически отсутствует, в основном по паркам шастает. Вероятно, только ночевать является. Его и теперь нет дома. Сосед у него — старик-реставратор из Третьяковки. Этот уже который день болеет, лежит дома, но уверяет, что пол воскресного дня проспал. С другой стороны площадки проживают в двух комнатах старушки. Обе они глуховаты, да и время в основном проводят неподалеку, у церкви «Всех Скорбящих»... Там у них и компания своя, и работа нищенская. А соседями у них пара средних лет, коммерсанты. Ну привозят откуда-то из ближнего или дальнего зарубежья всякие шмотки и торгуют ими то на Рижском, то на Москворецком рынках. Дома, естественно, бывают только по вечерам. Что же касается первого этажа, то там две большие коммуналки и населяет их самый обычный московский люд — служивый, учащийся, торгующий — крикливый. И хотя было воскресенье и середина дня, никто ничего не заметил. Полнейшая пустота.

Между прочим, единственная дверь в подъезде — обшарпанная и грязная — имела английский замок. Но он ничего не запирал, поскольку был сломан сто лет назад, и в дом мог войти любой посторонний. И на чердак вела только одна дорога. Следовательно, преступник спокойно вошел сюда, подготовился, зная, что никто на него не станет обращать внимание, сделал свое дело и так же преспокойно покинул свое убежище. Заодно, возможно, и убедившись в том, что выстрел достиг цели.

Турецкий подошел к слуховому окну с выбитым стеклом и, вынув из кармана платок, высунул наружу руку и махнул им.

В ответ в окне ванной в особняке Мирзоева, который отсюда, из темноты, казался совсем близко, дернулась занавеска. И это вполне отчетливо увидел Турецкий. Он стоял, облокотившись на козлы посреди чердака, как стоял бы здесь, на его месте, тот, кто держал в воскресенье в руках автомат Калашникова. Тут экспертиза уже сказала свое слово.

Наконец у Мирзоева открылось окно и в проеме появился Деревянко. Наверное, неуютно себя чувствуешь под прицельным взглядом, зная, что через миг в тебя может угодить пуля.

Турецкий не различал выражения лица Олега, но внутренне без труда поставил себя на его место: бр-р-р!

Деревянко постоял несколько секунд в проеме окна и отступил на пару шагов в глубину ванной. Теперь уже Турецкий видел его с трудом — лишь силуэт. Значит, должен быть оптический прицел.

Автомат, прицел, глушитель — дорогая получается техника. Пожалуй, сплоховал киллер-то, зря пожадничал. А может, у этого оружия уже имеется и след, и адрес? Что ж, ему же хуже.

Так, теперь внимание! Турецкий дважды выкинул в слуховое окно руку с платком. И через мгновенье отчетливо услышал приглушенный крик женщины. Что она кричала, было непонятно, но крик ее был неприятен для слуха, а если знаешь причину — ужасен. Или эта Карина — великая актриса, или действительно снова пережила ситуацию.

Ну вот, собственно, и все пока. Теперь спросим, что скажут наблюдатели на улице.

Они с Нежным, нарочито громко переговариваясь, спустились по ржавой лесенке, с грохотом захлопнули за собой крышку чердачного люка, шумно протопали по стершимся каменным ступеням к выходу — ну хоть бы одна живая душа поинтересовалась, чего тут шумят посторонние? Или ко всему привыкли?

На дворе к ним подошли участковый и понятые. Крик они слышали. Да и как не услышать, если открытое окно было нацелено прямо на них. Вот те, кто находился с фасадной стороны дома и во дворе — ничего, естественно, не слышали.

А где, кстати, находился в тот момент Деревянко? Первой ведь получила намек секретарша. Она кинулась к Карине. Вместе — в ванную. Закричали. Деревянко утверждает, что прибежал на крик. А где же он был? Если сперва прибежал он, а после—двое охранников, находившихся в доме? Не клеится.

Во всяком случае, когда он послал своих ребят ловить убийцу, тот давно уже сделал свое дело и спокойно ушел. И лишь спустя, может быть, полчаса, — точное время зависит от того, с какой скоростью наливается ванна до краев и вода начинает перехлестывать через борт, — состоялся проверочный звонок. И естественная реакция на него могла быть зафиксирована либо с этого же чердака, что теперь маловероятно, либо с того угла, до которого еще добежать надо.

Просто, как в детской песенке. Однако должен был здесь же находиться и еще один человек: тот, кто досконально знал распорядок жизни Мирзоева. Или тот, кому это рассказали, иными словами, внимательный слушатель.

И второе: каковы мотивы покушения? Деньги деньгами. Кто может быть заинтересован в смерти этого Наиля?

Придется пройти весь путь до самой Голгофы, то есть, отметая увеселительную часть программы, вникнуть в деловую сторону этого несостоявшегося приема.

—   Собака хоть чем-нибудь помогла? — поинтересовался на всякий случай у Нежного. — Поди, до угла довела?

Тот лишь отмахнулся, поморщившись. Ну ясно. Какой там может быть след? Наверняка химию использовал. Не дурак же, если так подготовился.

4

—   Ты, сказывают, следственный эксперимент затеял? — кивнул, подмигивая, Грязнов.

—   Ага, — всерьез согласился Турецкий. — Хотел, понимаешь, сам услышать.

—   Ну услышал?

Только я, участковый и понятые. А больше никто. И во дворе никто не мог слышать. Спроси у Деревянко, где он был, когда мадам закричала?

Если во дворе — врет. Если в доме — придется проверять каждый его шаг. И последнее — не может ли он и быть тем информатором, которому точно был известен каждый шаг покойного? Это для начала. А этот Свиридов был не прав: проделано все элементарно просто, слишком даже элементарно. Я бы сказал, гениально просто. Но так, к сожалению, не бывает. И поэтому придется нам все-таки вот эту халупу потрошить. Ты смотрел показания?

—   Смотрел. По-моему, пустой номер. Народ целиком вступил в эру капитализма и стал друг другу волком. Никто ничего не знает, не видел и не помнит. Пустышка, Саня.