Ллойд Биггл-младший - Шерлок Холмс и уэльские тайны Страница 24

— А мне ещё надо сочинить стихотворение в память покойной Элинор Тромблей, — вспомнил Мадрин. — Представляю, какой поднялся бы шум, если бы я сказал, что она была отравлена. Хотя валлийский язык гостям Тромблей-Холла практически неизвестен, кто-нибудь, может быть, и догадался бы.

— А скажите-ка, — вдруг оживился Холмс, — это по-валлийски.

— Cafodd ei llofruddio.

— Великолепно! — воскликнул Холмс. — Но поберегите эту фразу до другого случая. Пока ещё рано раскрывать карты.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Пока мы добирались до дома, я обсудил с Холмсом, каким образом нам с Мадрином лучше всего организовать слежку. Я считал, что надо держаться как можно ближе к дому.

Холмс согласился со мной и посоветовал обратить особое внимание на подходы к дому со стороны озера и оставить без внимания подходы со стороны дороги и хозяйственных построек.

— Внимательно наблюдайте за обстановкой и ничего не предпринимайте до тех пор, пока что-нибудь не случится, — добавил он.

Когда мы оказались во дворе дома Мадрина, Холмс дал Даффи шестипенсовик, чтобы он отвёл лошадь Мадрина на пастбище — мальчик был, конечно, в восторге, — простился с нами и поехал на полустанок, где намеревался сесть в поезд, оставив свою лошадь в конюшне при гостинице «Красный лев».

Я забрался на сеновал и попытался заснуть. Мадрин заявил, что не будет спать, а поработает над стихотворением. Перепробовав несколько способов заставить себя заснуть, я встал и пошёл в дом.

Мадрин пожаловался, что никак не может найти нужный тон стихотворения. Ему хотелось выразить в нём чувство утраты — Элинор Тромблей была доброй, прекрасной женщиной, помогавшей десяткам людей, — но мешало то, что придётся читать стихотворение перед людьми, которые этого чувства не испытывают.

— Почему это вас так заботит? — удивился я. — Пишите, как чувствуете. Представьте себе, будто вы читаете перед валлийцами, перед теми, кому она помогала.

— Думаю, что это не понравится Эмерику Тромблею. Он любит, чтобы в стихах были красивые слова и ритм.

— Вот поэтому у вас ничего и не получается, — сказал я. — Постарайтесь как можно искреннее выразить чувство утраты, а форма придёт сама. Быть может, это сумеет оценить и Эмерик Тромблей.

Я прошёл на кухню, где за столом сидели Меган и Гвенда, и мы затеяли игру: я показывал рукой на кресло и спрашивал: «Что это?», девочки повторяли вопрос по-валлийски: «Beth ydy hwn?» — и отвечали на него: «Cadair ydy hwn» — «Это кресло». Благодаря этой весёлой игре я узнал много новых слов.

Перед тем как отправиться в дозор, мы решили заглянуть в «Старую таверну». Здесь было полно народу. Видимо, густой туман не мешал людям найти сюда дорогу.

Мы взяли по кружке пива и стали искать, куда бы сесть. Пробираясь между столиками, я заметил Айорана Вогана, который махал нам рукой. Мы подошли к нему.

— Я нашёл его, — сказал он тихо.

— Кого? — не понял я.

— Ну, того малого, у которого деревянные башмаки с квадратными носами. На кожаном верхе точно вышиты рыбки. Его зовут Рис Парри, он двоюродный брат Джека Парри. Сидит вон в том углу. — Воган указал головой в сторону.

Я повернулся и увидел тёмно-рыжего мужчину с бородой.

— Он не говорил, откуда приехал? — осведомился я.

— Не знаю, — ответил Воган. — Я с ним не разговаривал.

— Я попробую узнать. — Мадрин поднялся и пошёл к столу, за которым сидел рыжий мужчина.

Я сел рядом с Воганом и стал наблюдать за рыжебородым. За его столом расположились несколько человек, они о чём-то оживлённо беседовали по-валлийски, но Рис Парри не принимал участия в разговоре. Подняв глаза к потолку, он внимательно рассматривал окорока и колбасы, как будто они были гораздо интереснее людей, окружавших его.

— Ваши башмаки готовы, — сказал Воган с гордостью.

— Прекрасно! — обрадовался я. — Как раз вовремя. Я зайду за ними завтра.

— Зачем завтра, когда можно сегодня, — возразил Воган. — Скажите, когда будете уходить, я пойду вместе с вами.

В потоке долетавшей до меня речи я вдруг различил своё имя — Айорверт Джонс. Мадрин повернулся и крикнул: «Идите сюда, Айори!», его поддержали несколько голосов: «Идите к нам!» Я поблагодарил Вогана за башмаки и за сыскную работу и, прихватив стул, пошёл к столу Мадрина. Все немного потеснились, и я сел рядом с Мадрином. Он, оглядев всех, сказал:

— Мы говорим о том, кто где родился. У нас в Уэльсе многие живут всю жизнь там, где родились. А как в Лондоне?

— В Лондоне в общем-то так же. Если человек родился в каком-то районе, то он учится в школе, которая находится неподалёку, старается найти работу поближе к дому, женится на девушке, живущей рядом, и их дети рождаются в том же районе, где родились и они сами.

— Ну, это прямо про меня, — улыбнулся Мадрин. — Я и моя жена родились в Пентредервидде, и наши дети родились здесь же. А где родились вы? — вдруг обратился Мадрин к молчавшему Рису Парри.

— В Бангоре, — ответил тот.

Все очень удивились и стали переглядываться, потому что Бангор находился далеко, на севере Уэльса.

— Мне бы очень хотелось побывать в вашем городе, — сказал я. — Говорят, это очень красивый город. Он ведь стоит на берегу пролива Менаи? Там вроде есть собор и университет.

— Университет — ерунда, — скривился Рис Парри, — собираются в бывшем отеле и слушают разную болтовню. Да и город известен только потому, что люди приезжают туда подышать морским воздухом.

На этом он замолчал и не проронил больше ни слова до тех пор, пока вся его компания не потянулась к выходу. Он также молча вышел вместе с ними.

Мы завернули к Вогану, он попросил меня примерить башмаки и остался очень доволен, когда я сказал, что ногам в них очень удобно. Из дома сапожника я вышел в новых башмаках, потому что мои здорово промокли. Мы сели на своих пони и поехали в Тиневидд.

Привязав пони в рощице, как это делал я позапрошлой ночью, мы пешком прошли к дому Кайла Коннора.

Гервин Пью уже поджидал нас. Мы устроились в небольшом сарайчике у ворот, сквозь щели которого хорошо были видны сам дом и подход к нему со стороны озера и лужайки. Управляющий постлал на пол солому и принёс две охапки сена, так что один из нас мог подремать, пока другой следил за домом.

«Пар из преисподней» по-прежнему скрывал от глаз лужайку и берег озера. По ним могла бы пройти незамеченной толпа людей, если бы не прекрасная слышимость: даже хруст сучка под ногой в тумане разносился на значительное расстояние.

Медленно текли ночные часы. Мы сменяли друг друга, но вокруг была всё та же глухая тишь, лишь изредка нарушавшаяся уханьем совы. Её крик напомнил мне сигнал, который «ребекки» подавали юноше. Я обратил на это внимание Мадрина, но он заверил меня, что сумел бы отличить звукоподражание. Он сказал ещё, что, по валлийским поверьям, крик совы предвещает смерть, но я встал на защиту этой хищной птицы, потому что она охотится на грызунов, которые уничтожают урожай и распространяют болезни.

Пока я бодрствовал, мои мысли занимал вопрос, что заставило Риса Парри убить Глина Хьюса, — в том, что это сделал он, я теперь почти не сомневался, хотя башмаков с такими, как у него, носами были тысячи, — и, самое главное, что связывает его с Эмериком Тромблеем. Ведь обычно наёмный убийца, выполнив свою гнусную работу и получив вознаграждение, стремится уехать как можно дальше от места преступления. И ещё меня очень интересовало, какую роль играет юноша по имени Олбан Гриффитс во всех этих делах. Что, например, он делает сегодня ночью? Сидит себе в комнате на ферме на вершине холма или опять крадётся куда-то в ночной темноте?

Наконец стало потихоньку светать. Туман вроде бы немного поредел, и видимость чуть-чуть улучшилась. Горячо поблагодарив, миссис Пью позвала нас на кухню и накормила вкусным и обильным завтраком.

Гервин Пью привёл нам пони, и мы отбыли, заверив управляющего, что придём сторожить дом следующей ночью. Ещё я попросил его хранить наш уговор в тайне от хозяина.

— Значит, юноша и рыжий мужчина остановились на ферме Джека Парри. Он ничего не рассказывал о них? — спросил я Мадрина по дороге обратно.

— Во всяком случае, я ничего не слышал, — ответил Мадрин. — От его жены Гвен все узнали только, что у них живёт этот юноша.

— Интересно, есть вблизи фермы Джека Парри другие фермы?

— Конечно, есть. Одна на склоне холма, другая чуть подальше и ближе к Пентредервидду. Я уже говорил вам, что среднее расстояние между фермами здесь несколько миль. А что, собственно, вас интересует?

— Мне хотелось бы знать, чем занимается юноша днём. А Рис Парри — всё время ли он живёт на ферме? Устроился ли на работу или всё ещё её ищет? И кто бывает на ферме?

Мадрин нахмурился и несколько минут молчал. Истолковав это по-своему, я добавил:

— Очевидно, следить за фермой Джека Парри трудно, потому что она расположена на открытом месте?