Ария смерти - Донна Леон Страница 24

Медсестра кивнула.

– Как себя чувствует синьорина Сантелло? – спросил Брунетти.

– Ей лучше. Доктор заменил обезболивающее, и теперь она не такая сонная, как утром.

– Можно с ней побеседовать? – поинтересовалась Гриффони с почтительностью, к которой красавица (если она вдобавок и умна) прибегает в общении с менее привлекательными женщинами.

– Конечно! – отозвалась медсестра. – Идемте со мной!

Она провела их по коридору, остановилась возле второй двери, открыла ее и без стука вошла. Комиссар собирался было последовать за ней, но Клаудиа поймала его за рукав.

– Дождемся приглашения, – сказала она.

Через полминуты медсестра вышла в коридор и произнесла, обращаясь к ним обоим:

– Она просит вас войти!

Брунетти отступил, снова пропуская Гриффони вперед. Палата оказалась двухместной, с видом на верхушки высоких деревьев, едва-едва зазеленевших. Вторая постель пустовала, но одеяло было сброшено к изножью, а на подушках кто-то успел выспаться.

Гриффони остановилась в паре метров от кровати, позволяя Брунетти подойти к девушке. Пострадавшая выглядела уже лучше: волосы были причесаны, и лицо не такое бледное, как с утра. По его выражению стало ясно, что комиссара она помнит и рада снова его видеть.

Синьорина Сантелло улыбнулась, и Брунетти снова поймал себя на мысли, что это очень ее красит.

– Так приятно видеть, что вам лучше, – сказал он, подавая девушке руку.

Она пожала ее здоровой ладонью со словами:

– Слава богу, что я не пианистка!

И показала свою вторую руку, распухшую и синюю. Голос пострадавшей сохранил красоту, дикция – четкость.

Брунетти посмотрел на Гриффони, и та приблизилась к кровати.

– Это моя коллега, комиссар Клаудиа Гриффони. – И, решив, что правда в данном случае предпочтительнее, добавил: – Я подумал, что присутствие женщины весьма желательно.

– Чтобы я не так боялась?

– Что-то в этом роде.

Девушка посмотрела на Гриффони, и их взгляды встретились. Франческа Сантелло сжала губы и чуть заметно подняла брови, словно расплывчатый ответ полицейского ее удивил.

– Спасибо. – И, глядя на Гриффони, добавила: – Она не такая уж страшная.

Клаудиа засмеялась, и Брунетти на мгновение испытал странное чувство – когда ты в разговоре становишься лишним. Чтобы отвоевать свои позиции, он произнес:

– Пожалуйста, расскажите еще раз о том, что случилось прошлой ночью. Все, что помните.

Гриффони подошла еще на шаг и, поставив сумочку на пол у стены, достала оттуда блокнот и ручку.

Девушка осторожно улыбнулась, словно боясь пошевелить ушибленной головой.

– Я думала об этом все утро, когда вы ушли. Старалась вспомнить, но это трудно – из-за того, что случилось. Я знаю: этот человек меня толкнул. Не хочу додумывать, что происходило до этого момента: вдруг мне показалось?

Она подняла руку и тут же беспомощно уронила ее на постель.

– Одно помню четко: я слышала что-то, когда шла. Может, это началось с той минуты, когда я вышла из пиццерии. Или почувствовала что-то, но не могу сказать точно, что именно.

Девушка умолкла, и Брунетти снова отметил про себя, какие ясные у нее глаза и как странно их цвет контрастирует с темными прядями. Если бы она была постарше или принадлежала к числу более тщеславных дам, он решил бы, что она красит волосы. На деле же Франческе Сантелло всего лишь достался счастливый билет в генетической лотерее и она получила темно-каштановые волосы в придачу к светло-голубым глазам и белоснежной коже.

– Вы оглянулись, чтобы посмотреть, что это? – спросила Гриффони.

Лицо Франчески расслабилось: легкость, с которой Клаудиа задала вопрос, как будто уже знала, что девушка действительно что-то заметила, и хотела уточнить, что именно.

– Нет. Это же Венеция. Здесь не ждешь плохого.

Брунетти кивнул и подождал, пока Франческа снова заговорит.

– Уже взойдя на мост, я услышала за спиной шаги и не успела оглянуться, как он жутким голосом проговорил É mia, и меня толкнули! Все, о чем я могла думать в тот момент, – лишь бы не упасть, лишь бы спуститься с моста самостоятельно… Следующее, что я помню, – надо мной склоняется какой-то мужчина и спрашивает, все ли со мной в порядке.

– Так, записала! – сказала Гриффони, отрывая ручку от страницы и шутливо помахивая ею. Потом, уже серьезным тоном, добавила: – Что вы подразумеваете под выражением «жуткий голос»?

Франческа закрыла глаза, и Брунетти понял, что мысленно она снова оказалась на мосту.

– Он слишком глубоко дышал, – ответила девушка, открывая глаза. – Как будто запыхался, догоняя меня или поднимаясь по ступенькам моста. Не знаю. Он словно судорожно ловил воздух ртом. Таким голосом иногда пугают детишек.

– Может, он пытался изменить голос? – спросил Брунетти.

Взгляд светло-голубых глаз переместился на верхушки далеких деревьев и надолго задержался на них. Брунетти слышал, что у многих певцов потрясающая память. Профессиональная необходимость. Он подумал, что Франческа вспоминает происшествие на мосту, и тут она снова заговорила:

– Да, может быть. Это был ненастоящий голос. Я хочу сказать, что люди обычно так не разговаривают.

– Вы уверены, что не ослышались? – спросил комиссар. – Он сказал, что вы принадлежите ему.

– Да.

Ответ последовал сразу же, без колебаний.

Брунетти покосился на коллегу, не зная, как она отнесется к его следующему вопросу, но все равно решил его задать:

– Он действительно говорил о вас?

– Конечно! – запальчиво ответила девушка. – Говорю же вам, он сказал: É mia. И обращался он ко мне.

Гриффони тихо ахнула, но Франческа успела спросить первой:

– Что?

Было ясно, что Клаудиа угадала мысли Брунетти, потому что уже через секунду окинула пытливым взглядом юное лицо пострадавшей и ее хрупкое тело под одеялом.

– Он сказал не Sei mia? – спросила она, даже не пытаясь скрыть недоверия. – Девушке, которую собрался столкнуть с моста?

Если верить Франческе (в разговоре с Брунетти она повторила это дважды), злоумышленник обратился к ней на «вы», и оба раза это его, а теперь и Гриффони, мягко говоря, удивило. То, что Франческа очень молода, видно невооруженным глазом. Преступник, конечно, мог быть и зрелого возраста, но обращаться к ней на «вы»?.. Это абсурд! Если все действительно было так, эта фраза приобретает совсем другой смысл: Lei е́ mia!: «Она – моя!»

14

– Думаю, он сказал, что я – его! – Франческа не соглашалась даже предположить, что могла и не быть главной целью злоумышленника. – Это самое ужасное – он решает, кто ему, видите ли, принадлежит!

Такое гневное высказывание навело Брунетти на мысль о том, что эта девушка оправится от потрясения быстрее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Гнев – куда более здоровая реакция, нежели страх или настороженность.

– Вы говорили, что не заметили, шел за вами кто-то следом или нет, – напомнил ей комиссар.

Франческа Сантелло помедлила с ответом.

– На мосту я это почувствовала.

Брунетти обратил внимание на то, что после этой фразы девушка стала бледнеть на глазах – как ребенок, который носился целый день и теперь засыпает на ходу. Комиссар посмотрел на Гриффони и произнес:

– Полагаю, этой информации нам пока что достаточно.